<<
>>

17.2. «Цветные революции» и их последствия для региональной безопасности

Формы межгосударственного противоборства являются неизменными фактически навеем протяжении человеческой истории. Более новые отличают от предыдущих лишь величина ставок, состав исполнителей и их «технологичность» и в конечном итоге — степень циничности стор*, і.

Так, всю вторую провину XX в. США устанавливали «свои» режимы в TQM или ином регионе мира. Эти режимы расширяли зоны военно-политического и экономического контроля, оставаясь как бы «в тени» противостояния сверхдержав.

В этой связи можно вспомнить и выборы в Италии 1948 г., и свержение в Иране правительства Моссадыка в 1953 г. с восстановлением на троне шаха Пехлеви, и смену правительства Арбенса в Гватемале в 1954 г., и события в Венгрйи в 1956 г., и Пражскую весну, и «майскую революции)» в Париже в 1968 г., и деятельность польской «Солидарности», не говоря уже о серии «бархатных революций» в Центральной и Восточной Европе конца 1980-х гг.

Принципиально важной вехой в развитии «мягких форм» борьбы американцев с их геополитическими оппонентами стал 1991 г. — год распада СССР, после которого отдельные политические и управленческие технологии стали выглядеть как «инструмент революции». Действительно, уже с середины 1990-х гг. многочисленные «мозговые Центры» Запада, работающие как на государственной, так и на неправительственной основе, переориентировались с вопросов; связанных с противостоянием сверхдержав, на новые направлёния, такие' как разработка универсальных концепций страновых трансформаций, экспорт готовых стратегий и пакетов политических решений, подготовка полит- технологов и финансирование их деятельности.

В результате были сформированы относительно «универсальные» пакеты «революционных» услуг, в которых был обобщен и доведен до технического совершенства полувековой опыт и которые можно было бы переносить из одной страны в другую для решения тех или иных вопросов.

Созданные «революционные» продукты, уже с уяетом иовых информационных и маркетинговых технологий,* незамедлительно нашли свое применение в международной политической практике, плоды которой получили

обобщенное название «цветных революций», последовательно произошедших в Югославии, Грузии, на Украине и в Киргизии.

В «технологическом» плане наиболее «выгодным» периодом для запуска «революционного» пакета и «коррекции» ситуации в странах со слаборазвитыми демократическими институтами являются выборы. Перевыборные процессы включают предвыборную борьбу, сам процесс голосования и в финале — фиксацию изменений в высших органах государственной власти. По аналогии, в методологическом плане декомпозиция пакета «революционных» технологий и их анализ дают три последовательных этапа (рис. 17.2).

На первом этапе происходит «разогрев» ситуации перед выборами и управление самой предвыборной кампанией по схеме «формирование недовольства действующей властью — консолидация оппозиции — усиление оппозиции массовыми молодежными инициативами — агрессивный маркетинг “революционной символики”».

Основной предпосылкой «революции» является кризисная экономическая и политическая ситуация внутри страны. Эта ситуация существенно обостряется, если возникает скандал, связанный с «плохим» главой государства и/или его близким окружением. При этом скандал может быть как следствием реальных действий представителей высшей элиты, так и результатом внешней инсценировки с целью «разогрева» си гуации.

Дальнейшим шагом является консолидация оппозиции, выдвигающей своего лидера — «Своего парня». Так, в Югославии в результате объединения 18 оппозиционных партий была создана Демократическая оппозиция Сербии (ДОС) с единым кандидатом Коштуницей. В Грузии «вождем оппозиций» стал лидер «Национального движения» Саакашвили, к которому примкнули лидеры блока «Бурджанадзе — Демократы» Бурджанадзе и Жвания. На Украине единым кандидатом стал лидер «Нашей Украины» Ющенко «со товарищи» — Тимошенко (Блок Юлии Тимошенко) и Мороз (Социалистическая партия Украины).

Важной технологической составляющей всех «революций» выступила мобилизация молодежи.

Молодежь «удобна» для массовых акций гражданского участия. Молодежные организации выводили на улицы десятки тысяч человек, способных противостоять силам поддержания порядка. Кроме того, широкое привлечение молодежи создавало вокруг происходивших событий ореол «подлинной революционности» и всенародности.

Исключительное подобие всех революционных молодежных организаций — югославской «Отпор!» («Сопротивление»), грузин-

Рис. 17.2. Методологический подход к оценке «революционных технологий»

ской «Кмара!» («Хватит»), украинской «Пора» — является одним из важнейших признаков их «искусственности». Главной целью всех этих организаций выступило противодействие и в пределе — свержение «плохого правящего режима». В основе их тактики лежала так называемая техника ненасильственного сопротивления, основы которой на специальных семинарах и тренингах преподавали инструкторы западных неправительственных организаций (НПО)97. Финансирование, опять же через западные НПО, обеспечивало необходимую массовость организаций. Например, к моменту выборов 2000 г. в Югославии количество членов «Отпора» достигло 100 тыс. человек. Интересно, что «маститые» участники «Отпора» были в дальнейшем привлечены для обучения своих младших «сестер» — «Кмары» и «Поры»98.-Нелсключено, что легкость «клонирования» молодежных организаций свидетельствует о наличии не только самих методик по их созданию, но и целой группы лиц (в той или иной степени организованных и контролируемых заинтересованными зарубежными инстанциями), являющихся «живыми носителями» подобных технологий.

Наконец, одной из отличительных особенностей «революций» стал предвыборный маркетинг. Единый кандидат от оппозиции «продавался» избирателям как «красивый продукт». Различного рода атрибутика, элементы одежды, рок-музыка и мультипликация привлекали внимание избирателей и поднимали рейтинг кандидата от оппозиции, прежде всего среди молодежи, наиболее восприимчивой к маркетинговым технологиям части населения.

Второй этап применения «революционных технологий»,начинался с вмешательства в процессы самих выборов и голосования.

Для этого задействовались технологии exit polls и параллельный подсчет голосов, которые, при необходимости, должны доказать факт фальсификации выборов со стороны власти на основе конкретных цифр и фактов. Данная аргументация рассчитана как на внутреннюю (избиратели), так и на внешнюю (мировое сообщество) аудиторию. Кроме того, информационный фон самих выборов, создаваемый «независимыми» СМИ, заранее ориентировал обе аудитории на то, что «выборы “уже” сфальсифицированы*.

Для обеспечения нужной статистики привлекаются «независимые» социологические центры, которые «подстраховывают» присутствующие на выборах международные наблюдатели. Последние отмечают нарушения и фальсификации во время проведения выборов. К их мнению прислушиваются политики и общественность в Соединенных Штатах и Европе. Кроме того, они выполняют роль «гаранта» подлинности exit polls, так как сами участвуют в их организации и проведении. Следует отметить, что с каждой следующей «революцией» роль международных наблюдателей существенно растет. Возрастает и их число. В 2000 г. за выборами в Югославии следили чуть более 200 наблюдателей. На парламентских выборах в Грузии в 2003 г. их было уже 1368. Численность международных наблюдателей на «третьем туре» выборов на Украине — 12 тыс. человек, что сопоставимо по масштабам с проведением не самой скромной войсковой («гуманитарной» или «миротворческой») операции!

В результате проведения второго этапа массы избирателей должны убедиться втом, что они были обмануты представителями действующей власти, а результаты их волеизъявления фальсифицированы.

Третий этап фиксирует результаты двух предыдущих и оканчивается передачей власти оппозиции. Так, после завершения голосования и объявления предварительных (невыгодных для оппозиции) результатов выборов местная ЦИК приступает к получению и публикации окончательных результатов, на что уходит несколько дней или чуть более недели. Это время используется оппозицией для организации массовых акций протеста, в которых ключевую роль играют молодежные политические движения.

Все манифестации идут под лозунгом: «У нас украли победу!» Параллельно на правительство, «фальсифицировавшее выборы», начинается давление со Стороны демократических государств и, шире, мировой общественности. Наиболее активно вмешиваются Соединенные Штаты и «заинтересованные» страны — члены ЕС. Время в данном случае работает на оппозицию: затягивание публикации окончательных результатов выборов только укрепляет мнение общественности, что власти «лихорадочно используют все возможности для подтасовок».

Скоординированное давление на власть «изнутри» и «извне» (подкрепленное действиями по расколу высшей элиты и отрыву от действующего главы государства «силового сегмента») приводит к той или иной схеме корректировки результатов выборов в пользу оппозиции и смене власти99.

В итоге ситуация в той или иной стране сначала искусственно «разогревается» (с включением «пятых колонн» и массовых выступлений протеста), а затем в подходящий момент «охлаждается» в нужном заказчикам формате.

При этом необходимо отметить несколько важных особенностей, свойственных «революционным технологиям». Во-первых, в их основе лежит искусственная коррекция восприятия объективной реальности как подлежащей «плановой замене» политической элиты, так и широких масс населения. Именно поэтому такие технологии получили в ряде западных и китайских документов наименование «оружие массовой дезорганизации» (точнее, «реорганизации»). Информационная оболочка и риторика о «продвижении ценностей демократии», «стремлении к свободе», «праве народов на самоопределение» ничего общего с искомым результатом применения таких технологий не имеет.

Во вторых, оборотной стороной «универсальности», «стандартности» примененных «революционных» технологий является слабый учет национальной и страновой специфики и, следовательно, неустойчивость получаемых результатов в перепективе. В этом плане характерен пример Киргизии, где уже на первом этапе их применения не удалось «создать» единого кандидата от оппозиции и сконцентрировать на нем все финансовые, информационные и организационные ресурсы.

Это ослабило и разобщило противников действующего режима, что и привело к нарушению всей технологической цепочки. Мирный вариант смены режима оказался невозможен, что и предопределило неизбежность ее силовой реализации100. Для этого, по всей видимости, было оказано «нуж ное» воздействие на главы родоплеменных кланов, недовольных А. Акаевым, которые и мобилизовали «сородичей» на открытый мятеж, в результате которого несколько десятков человек погибли и несколько сотен получили ранения разной степени тяжести101.

В-третьих, социальные изменения (ощутимый рост уровня жизни, снятие внутриполитических противоречий, снижение уровня преступности и т. п.) не являются целью реализации «цветных революций». «Революционные» технологии являются только «пусковыми», т.е. деструктивными в чистом виде. Все задачи, связанные с долгосрочным оздоровлением обстановки в стране, перекладываются в зависимости от обстоятельств либо на новую «революционную элиту», либо на ближайшие страны-соседи. Другими словами, «революционные» технологии направлены исключительно на создание «плацдармов» для экспорта нестабильности в странах, правящий режим которых будет управляться извне и извне же частично спонсироваться.

Рассмотрев особенности применения современных «революционных» технологий для достижения политических целей, необходимо высветить также и пару «заказчик—исполнитель». Выше было отмечено, что главным заказчиком их применения выступают США, являющиеся также и монополистом в разработке и реализации управленческих технологий и, в частности, «оружия массовой дезорганизации». «Серийность» «революций» и сам масштаб вмешательства приводят к банальной интерпретации — это «рука Вашингтона». Кроме того, европейская и, тем более, китайская стратегическая культура фактически исключают подобного рода методы противоборства.

Целевая составляющая США в организации «революций» в Югославии, Грузии, на Украине и в Киргизии достаточно прозрачна и ясна. Она носит ярко выраженный геоэкономический характер. В геоэкономическом противоборстве США стремятся к контролю «трех китов» современной экономики — глобальных финансовых потоков, мировой энергетики и производства высоких технологий, определяющих основу их «процветания». Монополизация этих трех секторов в глобальном масштабе позволяет амери канской администрации концентрировать глобальные ресурсы в соответствии со своими национальными интересами. Это, в свою очередь, автоматически воспроизводит и единоличное глобальное лидерство США, позволяя им задавать «повестку дня» для всего мира, «встраивая» в свои проекты политическую и экономическую активность других стран.

Однако такая политика с неизбежностью ведет к нарастанию жесткости и бескомпромиссности конкурентной борьбы между США, и прежде всего их ближайшими конкурентами — ЕС, Китаем и Россией. В этом противостоянии прямые и рафинированные методы достижения целей становятся либо слабореализуемыми, как борьба регулярных вооруженных сил с террористами, либо нецелесообразными по коммерческимхоображениям и соображениям международного имиджа. Другое дело — управление конъюнктурными рисками^ в критических для интересов США регионах путем создания «плацдармов управляемой нестабильности». Последние должны создавать перманентную «головную боль» системам государственного управления и экономическим субъектам Европы, Китая и России. Военная сила США и экономические рычаги воздействия в данном случае выступают лишь в роли «бронепоезда, стоящего на запасном пути». Тем самым США сохраняют себя в качестве наиболее привлекательной инвестиционной площадки мира и выступают внешним контролером России, единственного (после оккупации ими Ирака в 2003 г.) надежного энергетического донора Европы, Китая и Японии. Это и есть «диверсификация поставщиков в пределах одного региона и между ними» по-американски, что должно «уменьшить возможности для коррупции и ограничить власть безответственных правителей»102.

Но на кого можно возложить решение задач «диверсификации поставщиков» и «ограничения власти безответственных правителей»? Государственные структуры и национальные системы обеспечения безопасности в силу организационного оформления управлять конъюнктурными рисками,не в состоянии103. Ограниченные своими рыночными нишами и формально зависимые от национальных правительств, крупные корпорации, интересы которых лежат в сфере энергетики и реального сектора, также мало подходят для этой задачи. Единственной группой субъектов, по всем параметрам подходящих для исполнения «революционных» функций, выступают НПО, значение которых в условиях глобализации резко возросло.

Ценность данных организаций для государств и корпораций состоит именно в их способности нетривиально решать поставленные задачи, не решаемые в принципе методами экономической конкуренции или посредством механизмов госуправления. Сетевые структуры, порождаемые взаимодействием НПО, являются инструментом «выхода» за рамки признанных норм и «правил противоборства».

Потенциал неправительственных организаций в полной мере создавался и культивировался прежде всего правительством Соединенных Штатов. Привлечение этих организаций американской администрацией и спецслужбами как на систематической основе^ так и для выполнения разовых миссий активно применялось всю вторую половину XX в. В настоящее время этот потенциал используется формально для развития демократии и институтов гражданского общества за пределами США. Наиболее мощной государственной структурой, помимо ЦРУ, использующей неправительственные организации и их же финансирующей, является Управление международного развития (УМР) США (USA1D). Так, в 2003 г. администрация США в лице главы УМР потребовала от всех НПО, расположенных на американской территории и получающих финансовые льготы от правительства, официально позиционировать себя как «американские», выступающие как «помощники американской администрации».

Тесный альянс американского государства с НПО при проведении «революций» подтверждается многочисленными фактами. Так, в Югославии прямую поддержку оппозиции оказал прежде всего президент США У. Клинтон. Большую работу по управлению ситуацией провел также посол США в Белграде Р. Майлз, установивший тесный контакт с оппозицией (в том числе со студенческой организацией «Отпор!»). Накануне смены власти в Грузии открыто говорилось о том, что оппозицию финансируют такие американские НПО, как Фонд Сороса (Soros Foundation) и Национальный фонд поддержки демократии (National Endowment for Democracy). Следует отметить, что послом США в Тбилиси в период подготовки «революции роз» был тот же Р. Майлз. В Украине президент США Дж. Буш лично, а также через сотрудников своей администрации выражал крайнюю обеспокоенность складывающейся ситуацией, «поддерживая стремление Украины вступить в евро-атлантическое сообщество». Спонсорами «оранжевых» были те же Национальный фонд поддержки демократии, Фонд Сороса, а также УМР, Фонд Чарльза Стюарта Мотта (Charles Stewart Mott Foundation), Фонд Форда (Ford Foundation). В Киргизии широкомасштабную деятельность развернула американская организация Дом Свободы (Freedom House). Свою роль сыграли также киргизская служба Радио Свобода, Международная группа по предотвращению кризисов (International Crisis Group), Международный республиканский институт (International Republican Institute), создавший в стране несколько региональных отделений. Известно, наконец, и о роли в подготовке «революции» посла СЩА в Бишкеке Стивена Янга.

Однако многочисленные'заявления официальных представителей США по результатам проделанной работы в целом сводятся к тому, что Америка не имеет прямого отношения нр к одному «революционному» сюжету и продвижению «своих» кандидатов в состав политических элит той или иной страны. Речь иде,т, л ишь о «систематической работе с гражданским обществом, неправительственными организациями для того, чтобы всемерно содействовать продвижению к идеалам свободы и демократии104.,

В том, что США все активнее используют НПО для решения «деликатных» внешнеполитических задач, нет ничего нового. Однако в последних «революционных» сюжетах есть и принципиальное ноу-хау. Состоит оно в том, что Соединенные Штаты сосредоточили ресурсы (интеллектуальные, информационные и организационные) В руках одной структуры, выступающей в качестве координатора «революционных» процессов.

Эта структура — Восточно-Европейский1 демократический центр (ВЕДЦ), офис которого находится в Варшаве. Сама организация была зарегистрирована в 2001 г. и возникла на базе белорусской программы американского фонда Институт в поддержку демократии в Восточной Европе. Финансируется ВЕДЦ известными по «революционным» событиям НПО. Формальные задачи фонда — это «распространение идеи демократии, поддержка гражданских инициатив и неправительственных программ, строительство открытого общества, образование в области прав человека и демократических свобод, содействие социальным и общественным переменам в посткоммунистических странах». Фактически же ВЕДЦ занимается сбором и анализом информации о политической ситуации в интересующих его странах, поиском и подготовкой оппозиционных лидеров, созданием молодежных политических организаций и политическим маркетингом. Активисты ВЕДЦ работали во всех «революционных» странах, начиная с Югославии. Именно им принадлежало авторство лозунгов, под которыми проходили «революции».

Следует также отметить и «широту» деятельности формально независимых, но финансируемых из американских источников НПО на территории России и Белоруссии. Необходимость защиты от их «работы» становится все более актуальной для систем обеспечения национальной безопасности обеих стран.

В связи с этйм можно отметить, что Соединенные Штаты в настоящее время стали Не стблько заказчиком, пусть даже самым крупным, сколько архитектором стихийно формирующейся «параллельной» системы международных отношений, замещающей легальную (основанную на принципах международного права и обычаях войны) и обслуживающей те или иные американские проекты в «закрытом» по целям и принципиально асимметричном по методам режиме. Закономерности формирования этой системы фактически сходны с закономерностями формирования «теневой экономики». Соответственно, исполнителями того или иного «заказа» могут стать не только невоенные фонды и центры, но радикальные религиозные группировки, террористические организации и частные военные компании. Не исключено, что именно к такого рода исполнителям обратилась внешние организаторы вооруженного мятежа в Узбекистане в 2005 г.

Следует отметить, что расширяемая усилиями Соединенных Штатов новая «архитектура» противоборства предопределяет рост альтернативных комбинаций соперничества и сотрудничества (как в функциональном, так и в межсубъектном плане), что приводит к ускорению течения военно-политических ситуаций и повышению неопределенности обстановки. Для систем государственного управления обстановка начинает обретать черты совокупности «проблемных областей», в той или иной степени угрожающих национальным интереса^, нарушая привычный ритм жизни, вызывая у населения тревогу и стрессы, неся в себе потенциальные и реальные угрозы основным ценностям и социальной структуре государств.

<< | >>
Источник: Логунов А.Б.. Региональная и национальная безопасность: Учебное пособие. — М.: Вузовский учебник. — с. 432.. 2009

Еще по теме 17.2. «Цветные революции» и их последствия для региональной безопасности:

  1. «Цветные революции»
  2. Глава 4. РЕГИОНАЛЬНЫЕ ОРГАНИЗАЦИИ И РЕГИОНАЛЬНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ
  3. Глава 9. РЕГИОНАЛЬНАЯ БЕЗОПАСНОСТЬ КАК КОМПОНЕНТ МЕЖДУНАРОДНОЙ БЕЗОГІАСНрСТИ И Ер СВЯЗЬ С НАЦИОНАЛЬНОЙ И ГЛОБАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТЬЮ
  4. 5. РЕГИОНАЛЬНЫЕ СИСТЕМЫ КОЛЛЕКТИВНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
  5. 9.3. Региональная безопасность
  6. П.П. Кукин, В.Л. Лапин, Н.Л. Пономарев. Безопасность жизнедеятельности. Безопасность технологических процессов и производств (Охрана труда): Учеб, пособие для вузов, 2007
  7. 15.3. Многосторонние организации региональной безопасности
  8. Глава 13. СИСТЕМЫ ОБЕСПЕЧЕНИЯ РЕГИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ В ЕВРОПЕ — НАТО, ЕС, ОБСЕ
  9. Раздел 3. ОСНОВЫ РЕГИОНАЛЬНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
  10. 88. О ПЛАЧЕВНЫХ ПОСЛЕДСТВИЯХ ВОЙНЫ ДЛЯ КОМПАНИЙ БАРДИ И ПЕРУЦЦИ, КАК И ДЛЯ ВСЕЙ ФЛОРЕНЦИИ