<<
>>

5.              МУМИИ, МУМИИ...

Однажды маленькая шестилетняя девочка записала в своем дневнике: «Я хотела бы разыскивать зарытые сокровища и заниматься исследованием жизни индейцев. А еще я очень хотела бы носить ружье и учиться в колледже»1.

Почти все, о чем она мечтала, сбылось. Она поступила в колледж и изучала антропологию. Она исследовала прошлое индейцев и делала открытия, разыскивала «сокровища». Время от времени в стране индейцев навахо ей приходилось ноешь ружье.

Ибо девочка, любившая приключения, стала женой Эрла X. Морриса.

Она была удивительной женщиной. Чрезвычайно благоразумная и рассудительная, она в то же время отличалась удалью, переносила невероятные трудности и лишения, оставаясь при этом любящим наблюдателем сложнейшей работы мужа, человеком, тонко чувствовавшим поэзию дикой природы Юго-Запада. Она оставила нам очаровательную книгу. Книга эта появилась в 1933 г. и называлась «Раскопки на Юго-Западе». То, что книга не была ни научным докладом, ни беллетристикой, становится ясным при ознакомлении с библиографией по археологии и по истории американской литературы. Сегодня она так же полностью забыта, как и роман Банделье. И так же несправедливо. Подобно роману Банделье, она представляет собой несомненную ценность как документ, дающий, в частности, объяснение той сдержанности и осторожности, которые характеризовали в 1933 г. подход ко многим археологическим проблемам Юго-Запада.

Триста страниц книги содержат занимательный рассказ о пережитых ею вместе с мужем во время раскопок волнениях, рассказ остроумный, свидетельствующий о духовном богатстве и критическом складе ума его автора. В то же время ее рассказ полон любезных шпилек, отпускаемых как бы между прочим в адрес педантичных коллег специалистов. Одновременно ои обнаруживает явное преклонение перед их трудом. Сегодня, как п во время ее появления, эта книга остается занимательным чтением, а для начинающих студентов и неспециалистов нет, пожалуй, лучшего и более увлекательного рассказа, вводящего в атмосферу первых дней работы первых археологов Юго-Запада.

Вот, например, выдержка из этой книги, рассказывающая о трудностях, с которыми сталкивались специалисты при выработке определений.

«Я вспоминаю об одном случае, когда виднейшие археологи, работавшие на Юго-Западе, собрались одновременно в одном месте и потратили два бесценных дня на обсуждение вопроса о том, «когда кива не является кивой». Они не только не смогли прийти к единому мнению по этому вопросу, но даже, что было намного хуже, так и не смогли решить в позитивном смысле, что же следует считать кивой. И это — о чем можно сообщить, к их стыду и неудовольствию, — в то время, как любой мужчина, любая женщина и даже ребенок из их среды сразу же узнавали киву, как только она попадалась им на глаза». И чтобы как-то прояснить сложность проблемы определения, она здесь же делает сухую, но полную лукавства сноску.

«Типичная кива представляет собой подземную, имеющую форму круга культовую постройку, предназначавшуюся исключительно для мужчин. Случается встречать их сооруженными и на поверхности. Реже — имеющими прямоугольную форму. Совсем редко — предназначенными для выполнения светских функций, куда иногда допускались и дамы» .

То, что мы цитируем миссис Моррис в нашей небольшой, посвященной мумиям главе, имеет свое основание. Дело в том, что она сама посвящает многие страницы книги этой теме, особенно в связи с раскопками в так называемой «Пещере мумий». Не следует путать эту пещеру с «Долиной мумий», которая находится в штате Кентукки, где также были найдены мумии. Среди них обнаруженное в 1875 г. хорошо сохранившееся женское тело, известное под названием «маленькая Алиса», которое было тем не менее украдено и продано. Оно было позже еще раз выставлено перед Мамонтовой пещерой, а затем бесследно исчезло. Поскольку мы здесь и впредь будем широко употреблять слово «мумия», видимо, следует объяснить это понятие. В североамериканской археологии в целом существует отрицательное отношение к его применению. Так, Мак-Грегор вообще не включает это слово в предметный указатель своей книги «Археология Юго-Запада».

Если оно кое-где и появляется, то в большинстве случаев берется в кавычки с тем, чтобы подчеркнуть сомнительность обозначения.

Тем не менее такое отрицательное отношение следует считать преувеличенным, а нередко и совершенно неверным. Обычно при слове «мумия» вспоминают о хорошо сохранившихся древнеегипетских мумиях, покоившихся в гробах или саркофагах. Египтяне довели технику мумифицирования до уровня искусства. В основе обычая лежала глубокая вера в возможность загробной жизни. По их убеждениям, следовало сохранить тело с тем, чтобы после смерти «Ка» — «дух» или «душа» умершего могла снова вселиться в телесную оболочку. Технически процедура мумифицирования занимала до семидесяти дней. Из тела удалялись внутренности, изымался мозг. Само тело подвергалось обработке в специальных ваннах с помощью различных химикалиев. Затем оно туго бинтовалось бесчисленное число раз полосами льняной ткани, пока наконец не обретало покой. Согласно неоднократным подсчетам, стоимость такой операции в современных ценах составила бы от 4000 до 8000 марок.

После того как на протяжении многих десятилетий искусство мумифицирования считалось неразрешимым секретом древних египтян, сегодня мы знаем о нем почти все. Прежде всего, нам известно, что нередко чрезмерная обработка химикалиями не столько способствовала консервации, сколько разрушала тело. Нам известно также, что для хорошей сохранности большее значение, чем обработка, имела сухость и стерильность помещений, в которых должны были храниться мумии. В Египте мы имели многочисленные примеры того, как тела бедняков, родственникам которых было не по средствам мумифицирование и которые поэтому просто закапывались в песок, сохранялись лучше, чем трупы, подвергшиеся дорогостоящей обработке. Важно отметить: ни одному египтологу ни разу не пришло в голову называть такие непрепа- рированные тела, на скелетах которых сохранилась высохшая мускульная ткань, как-нибудь иначе, чем «мумия». Точно так же, не колеблясь, мы называем «мумиями» тела, обнаруженные в европейских катакомбах, в монастыре капуцинов в Палермо на острове Сицилия или в свинцовых погребах собора в Бремене.

«Большой Брокгауз» дает следующее определение понятия «мумия»: «Труп, защищенный от разложения путем естественного высушивания или искусственной обработки».

Отсюда следует, что нет абсолютно никаких оснований называть как-то иначе тела людей доколумбовой эпохи, обнаруженные на Юго-Западе Соединенных Штатов, которые благодаря в высшей степени благоприятному климату и почвенным условиям сохранились в таком состоянии, что можно легко распознать их лица, волосы, кожу. Тем более что у некоторых племен такие тщательно производившиеся захоронения были связаны с верой в загробную жизнь. Иначе были бы совершенно бессмысленны часто встречающиеся в таких захоронениях богатые предметы обихода, утварь, оружие, украшения, В них попадались даже мумии собак. О том, что они не были просто небрежно брошены в землю и зарыты, свидетельствует не только то, как они уложены в могилах. Рядом с двумя собаками, одна из которых очень напоминает современного спаниеля, были найдены, например, две заботливо положенные оленьи кости, окрашенные в красный цвет — еда на время путешествия в неизвестность. Мумия желтого колли, также найденная в одной из могил, даже удостоилась приза — так называемой «Голубой ленты» — на выставке собак, проходившей в Бостоне.

Вполне естественно, что было найдено гораздо больше скелетов, чем мумий. Ведь идеальные условия для консервации существуют далеко не везде.

Способы захоронения у индейцев доколумбовой эпохи на одном лишь Юго-Западе столь же разнообразны, как и их религиозные представления. Здесь мы не касаемся этого предмета, поскольку археологи обнаружили обескураживающее многообразие таких способов и в восточной части Соединенных Штатов, в стране строителей (напомним находки скелетов, сделанные Томасом Джефферсоном). Практически невозможно в рамках данной книги пытаться привести все имеющиеся на этот счет данные. Существует такое количество отдельных находок, разбросанных по всему необъятному континенту, что понять здесь друг друга могут только специалисты.

И хотя установить определенный порядок и проследить развитие удается лишь для очень коротких отрезков времени, отдельные вспышки озарения тем не менее помогают осветить события, разыгрывавшиеся на доисторической сцене.

Но что может сказать археолог, если, например, он находит могилу, заполненную одними только черепами, — только грудой черепов и никаких следов принадлежавших этим черепам скелетов? Что может он сказать, если в совершенно другом месте обнаруживает только скелеты и при них ни одного черепа, причем находки, сделанные в этих местах, никак не связаны между собой? Или что можно сказать о мужчине, который совершенно явно после его смерти был сначала разрезан точно по талии на две части, а затем заботливо сшит?

Очевидно, совсем необычные обстоятельства предшествовали появлению «захоронения рук». Эрл. X. Моррис обнаружил его в пещере Тсеахатсо, неподалеку от «Пещеры мумий». Его жена следующим образом описывает это открытие:

«Дело обстояло так: на дне могилы на чистой подстилке из травы лежали кисти обеих рук и предплечий взрослого человека. Кости удерживались вместе ссохшимися сухожилиями. Ладони рук были обращены вверх. И это было все, что удалось там найти из частей человеческого тела. Отрезанные локти соприкасались со стенками могилы. Два углубления по другую сторону разделявшей их стенки были пусты. Это доказывало, что захоронение в том виде, как оно было обнаружено, было нетронутым. Более того, в нем имелась похоронная утварь. И здесь проявилась почти комическая сторона этого обстоятельства. Провожая эти руки в последний путь, кто-то заботливо положил им в дорогу видневшиеся из земли две пары превосходно сплетенных сандалий, украшенных красным и черным орнаментом. Это были не перчатки, а сандалии! Поверх сандалий лежали три ожерелья. Два из них имели подвески из раковины морского моллюска галиотиса, тогда как третье являлось единственным в своем роде произведением мастера.

Оно состояло из восемнадцати колец, сделанных из раковин. Каждое кольцо имело в диаметре 7,5 см и было так закреплено на ремешке, что немного заходило на следующее. Украшение было чрезвычайно красиво. Но вместе с тем оно представляло собой ожерелье, а не браслет! Кроме того, там находилась корзинка, доверху наполненная продолговатыми, имевшими форму полумесяца жемчужинами, еще одна корзина, большего размера, которая прикрывала собой все находящиеся в могиле предметы, и, наконец, самое бессмысленное, что можно было придумать, — гигантская каменная трубка. Сандалии без ног, ожерелье без шеи и курительная трубка без рта — воистину какая-то чертовщина».

Отсутствовавшие части тела так и не удалось найти. Естественно, супруги Моррис и другие участники экспедиции немало поломали себе головы над этим захоронением. Оно могло иметь только одно объяснение. Человек был засыпан обвалом земли. Его тело так и не удалось откопать. Снаружи остались только руки.

А как же могло быть иначе? Их отрезали и похоронили, как принято было хоронить целые тела умерших.

Одновременно в этой же округе были обнаружены следы настоящей трагедии. На дне одной из могил была найдена огромная корзина с четырьмя детскими трупами. Поверх нее лежали трупы еще четырнадцати грудных младенцев и детей. На них не было обнаружено никаких следов насилия. Оставалось предположить, что ужасная заразная болезнь за несколько дней унесла в могилу, очевидно, большинство детей этого поселения.

Мы сказали, что в данном случае «не было обнаружено никаких следов насилия». И все же насилие было. Хотя мы можем с полным основанием говорить о том, что, по всей видимости, народы Северной Америки в доколумбову эпоху не знали (в противоположность «высокоцивилизованной» Центральной Америке, может быть, за исключением ацтеков) войны, этого «продолжения политики иными средствами», которое появляется лишь с превращением земледельческих сообществ в настоящие государства[‡‡‡‡‡] . Только с появлением государства начинается политика. А вместе с ней появляются войны, которые представляют собой нечто большее, чем просто племенную вражду, обычные набеги с целью грабежа, борьбу за воду, пастбища и охотничьи угодья, случайное или заранее задуманное убийство — такое, как кровная месть. Разумеется, все это представляет собой примитивные, зачаточные прообразы войны. Но они бесконечно далеки от любых форм захватнических войн, которые перманентно вели ассирийцы, персы, греки и римляне. Впервые такая война была применена в Северной Америке цивилизованными испанцами. Создается впечатление, что народы пуэбло были глубоко миролюбивы и лишь в случае самой крайней необходимости, например для защиты, брались за оружие и большей частью погибали.

Так, сравнительно редко приходится сталкиваться с мумиями или остатками скелетов, которые позволили бы сделать вывод об имевших место массовых избиениях людей. Моррис нашел несколько лежавших вместе черепов, которые имели глубокие следы, оставленные ударами каменных топоров. Даже дети и грудные младенцы были умерщвлены таким образом. В теле одной найденной там пожилой женщины, кроме того, находились обломки стрелы, которая, несомненно, настигла ее при жизни. Она пронзила ее снизу в бок. Создается впечатление, что женщина пыталась сама вытащить засевшую в теле стрелу. Однако ей удалось лишь отломить каменный наконечник. Изготовленное из твердого дерева древко стрелы осталось в ране. А затем ее настиг роковой удар топора. О другом, более крупном массовом избиении людей мы расскажем в главе «Башни молчания».

Не только в давние времена «корзинщиков» — предшественников строителей пуэбло, — но и значительно позже мертвецов хоронили просто под кучами мусора, который скапливался со временем около их пещерных жилищ: иногда это делалось намеренно, иногда случайно. Нередко могильщики не считали нужным копать настоящую могилу, особенно в тех случаях, когда не хватало места или земля оказывалась слишком неподатливой. В таких случаях они нередко просто затискивали тело в самом нелепом положении в любую мало-мальски подходящую дыру. Тем самым они создавали серьезные трудности нынешним археологам. Когда археолог в таком захоронении наталкивается, к примеру, на руку, он становится в тупик, не зная, где следует искать грудную клетку или ноги.

В этом отношении гораздо большее удовлетворение приносили находки, подобные той, которую Моррису удалось сделать еще в Ацтеке. Под полом одной из комнат он обнаружил заботливо захороненный труп взрослого мужчины. Свою находку он назвал «могилой воина». Тело было завернуто в покрывало из перьев, а затем в тростниковую циновку. Среди многочисленной погребальной утвари находился необычайно богато украшенный щит длиной 92 и шириной 79 см. Он прикрывал большую часть тела. Щит был прочно сплетен, а его внешний край пропитан смолой и усеян крошечными осколками селенита. Ближе к центру он был раскрашен в темно-красный и зелено-голубой тона. Это был подлинный шедевр. Рядом лежали топоры, бесспорно являвшиеся оружием, а не орудиями труда. Один из них, изготовленный из гематита, имел изящную форму. Там же лежал длинный нож из красного кварцита. Мужчина был необычно рослым и крепко сложенным. Его пышное погребение указывает, что при жизни он занимал высокое положение. Мы не знаем причину его смерти. Возможно, он погиб от губительной, медленно протекавшей болезни. В этом нет ничего удивительного. Пора самым решительным образом отказаться от сказок о здоровье народов, живущих в непосредственном общении с природой, послуживших основой для непродуманных призывов «возвратиться к природе», впервые зазвучавших в нашем западном мире двести лет назад в творчестве французского философа Жан-Жака Руссо.

У этих племен была чрезвычайно высокая детская смертность. Следует считать полностью доказанным, что продолжительность жизни североамериканца доколумбовой эпохи в среднем не превышала 30 лет. Даже сегодня средняя продолжительность жизни индейца пуэбло, живущего согласно старым обычаям, не превышает сорока лет. В то же время у белых американцев в ближайшем городке, расположенном, возможно, не далее чем в 25 милях оттуда, она выше шестидесяти лет. На останках доколумбовых индейцев обнаружены бесчисленные деформации и следы заболева-

ний. При этом следует указать, что специалист-палеопато-физиолог может установить лишь болезни, оставляющие следы на костях. Существование эпидемических инфекционных и многих других заболеваний можно только предполагать, как в случае с упоминавшейся выше детской могилой.

В 1931 г. Эрл X. Моррис отправил одну из найденных им мумий специалисту доктору Рою Л. Муди в Санта-Монику, поскольку ему показалось, что она находилась не в лучшем состоянии.

В результате обследования мумии Муди сделал следующее заключение:

«Создается впечатление, что умерший является мужчиной примерно 27 лет, который страдал тремя различными болезнями.

Во-первых, у него имелся большой зигзагообразный пролом лба с рваными краями, который чудом не задел мозга. Эта рапа инфицировалась и на протяжении многих недель гноилась. И это не удивительно, поскольку дезинфицирующие средства были в то время совершенно неизвестны. В конце концов она зарубцевалась и покрылась плотным белым шрамом.

Во-вторых, его зубы находились в ужасном состоянии. Он страда'л кариесом, воспалением десен и внутренних тканей зубов. Все это, вместе взятое, должно было причинять ему нестерпимую боль, однако в сравнении с другими его заболеваниями было малозначительным.

В-третьих, он страдал ужасным заболеванием, при котором кости, включая костный мозг, постепенно заменяются волокнистой тканью. Хотя это заболевание началось у него после окончания роста, одна из его крупных тяжелых бедренных костей заметно выгнулась, а другие кости начали разрушаться и гнить в живом теле».

Вначале доктор Муди решил, что мужчина умер от воспаления легких. Но затем он изменил первоначальный диагноз, указав, что «смерть могла наступить в результате заражения крови, вызванного многочисленными ракоподобными язвами». И чтобы мы не испытывали к этому мужчине чрезмерного сострадания, он напомнил о мумии молодой девушки с одного из островов Ша-ниел, расположенных у побережья Калифорнии. Ее тело было покрыто тысячами язвочек величиной с горошину, причем более сотни из них находилось на голове» 3.

Каньон дель Муэрто («Каньон мертвеца»), «Дом антилоп», «Белый дом», «Пещера мумий», составляющие нынешний ареал Национального памятника Каньона Шелли в северо-восточном углу штата Аризона, являлись тем районом, где Моррис вел поиски на протяжении девяти лет. Там он открыл руины с башнями, скальные жилища, сотни разных помещений, могилы с мумиями и скелетами — свидетелями более чем тысячелетней истории Юго-Запада доколумбовой эпохи. Здесь бродили «корзинщики»,

а позже люди пуэбло, в те времена, когда в Европе уже начался распад Римской империи.

Каньоны нередко бывают настолько узки и глубоки, что лучи солнца попадают туда лишь в десять часов утра, а в два часа дня снова исчезают. Тогда обстановка в каньонах делается невыносимой. Она особенно тяжела после захода солнца, когда со всех сторон неожиданно начинают доноситься шумы и шорохи, до этого заглушавшиеся звуком работ и дневным шумом. По сообщениям самих участников раскопок, случается, что по ночам людьми овладевает настолько сильный страх, что они впадают в истерику. Индейцы навахо, помогавшие археологам, были убеждены, что в таких случаях через долину пролетали духи. К мертвецам индейцы относились с суеверным страхом и, когда находили мумию, тотчас же прекращали раскопки, передавая работу археологам.

Как вели себя представители науки в отношении тех, кто неожиданно, после столетий покоя, иногда даже спустя тысячу лет, подставляли свету свои сморщенные лица? Не чувствовали ли себя ученые мужи грабителями, обыкновенными осквернителями могил? Этот вопрос занимал в прошлом столетии многих египтологов, когда им пришлось потревожить фараонов в их могилах. Не подавляло ли ученых дыхание вечности, о которой так впечатляюще рассказывал Говард Картер после того; как впервые взглянул на Тутанхамона? Не являлись ли они всего лишь холодными патологоанатомами от археологии, циничными торговцами прошлым?

Они были и тем, и другим, и третьим — в зависимости от обстоятельства.

Супруги Моррис никогда не производили впечатления людей, придерживающихся пиетета. Длинный ящик, в котором находилась одна из наиболее сохранившихся мумий, они превратили в обеденный стол. Они приглашали к этому столу своих лучших рабочих — индейцев навахо. Те убежали бы на много миль от ужаса и отвращения, если бы знали, что представляет собой стол, за которым они с удовольствием поглощали консервированные персики, до которых были большие охотники.

А затем произошло вот что.

Однажды в пещере Тсеахатсо они вырыли мумию мужчины, жившего еще во времена «корзинщиков», которой, возможно, было не меньше тысячи лет. Рядом с мумией лежали четыре атлатля, корзины, сандалии, моток человеческих волос, куски кремня — словом, все, что так часто встречалось в могилах. На этот раз рядом с мужчиной лежало и нечто более значительное. Было известно, что «корзинщики» изготовляли флейты. Однако до сих пор их редко удавалось найти в хорошем состоянии. А здесь лежали четыре чудесно сохранившихся экземпляра!

Люди, производившие раскопки, не могли преодолеть искушения. Прямо перед мумией, прямо перед бывшим владельцем они поднесли флейты к губам и попытались извлечь из них звуки. Поначалу это не удалось. Тогда Эрл X. Моррис нашел правильное положение и в чистом воздухе над живописным ландшафтом потекла прозрачная мелодия.

Энн Моррис замечает по этому поводу:

«Нам показалось, что при этих звуках старый флейтист пробудился от векового сна. Наш разум, естественно, не допускал, что он поднимается из пыльной могилы. И поскольку он не сделал этого, он показался нам еще более далеким, чем прежде. Наше обращение с некоторыми лучшими мумиями создавало ощущение фамильярности. Теперь же одна из них, а вместе с ней и все остальные отодвинулись обратно в глубь времен, и мы почувствовали ужасную неловкость от соседства смерти» .

До сих пор мы с большей или меньшей последовательностью придерживались хронологии открытий, сделанных на Юго-За-пзде: от первого взгляда, который могли бросить на пуэбло испанцы, вплоть до первых раскопок, первых попыток дать истолкование, восстановить ход исторического развития.

Теперь пришло время взяться за другие темы: рассказать, как были достигнуты первые успехи в датировке, о том, когда жили «корзинщики» и когда были построены пуэбло. В двух следующих главах речь в большей мере пойдет о естественных науках, чем об археологии. Поэтому нам необходимо кое-что рассказать об особенностях североамериканской археологии, а заодно и о научных методах, которые и в наши дни остаются альфой и омегой археологов и относятся к числу основных способов, заставляющих «слои и черепки» раскрывать свои тайны.

<< | >>
Источник: Керам К.. Первый американец, Загадка индейцев доколумбовой эпохи. 1979

Еще по теме 5.              МУМИИ, МУМИИ...:

  1. Мумии-кокаинисты
  2. Попытки выдумать подделку
  3. Битум
  4. Битум
  5. Камедь
  6. Мумификация
  7. Камедь
  8. Можжевеловые ягоды
  9. Можжевеловые ягоды
  10. Можжевельник
  11. Наследие Древнего Египта
  12. ФАРАОН ТУТАНХАМОН