<<
>>

Глава пятая. Экология и издержки производства при капитализме Нет выхода

Сегодня практически все согласны с тем, что природная среда, в которой мы живем, серьезно деградировала за последние тридцать лет, и в еще большей степени - за последнее столетие; о том же, в какой мере она разрушена за последние пятьсот лет, и говорить нечего.
Все это происходит, несмотря на непрерывную цепь впечатляющих технологических изобретений и расширение научного знания, что, как можно предположить, должно было бы иметь прямо противоположные последствия. В результате сегодня, не в пример временам тридцати-, сто- или пятисотлетней давности, экология превратилась в серьезную политическую проблему во многих частях мира. Появились даже достаточно сильные политические движения, организованные во имя защиты окружающей среды от дальнейшего разрушения и, насколько это возможно, обращения существующих тенденций вспять.

Конечно, актуальность проблемы оценивается в наши дни по-разному - одни говорят о приближающемся конце света, другие считают, что вопрос можно быстро решить на чисто техническом уровне. На мой взгляд, большинство занимает позицию, которая находится между этими крайностями. Я не претендую на оценку данного вопроса с научной точки зрения. Я хочу лишь встать на эту промежуточную позицию как наиболее правдоподобную и обратиться к анализу значения этой проблемы для политической экономии миро-системы.

* Основной доклад на PEWS XXI, «Глобальная окружающая среда и миро-система», Калифорнийский университет в г. Санта-Крус, штат Калифорния, США, 3-5 апреля 1997 года. 105

Вселенная, разумеется, находится в процессе постоянного изменения, и отличие нынешней ситуации от прежней представляется банальным фактом, который сам по себе не заслуживает никакого внимания. Более того, именно в этом постоянном турбулентном движении имеют место те модели структурного обновления, которые мы и называем жизнью. Индивидуальное бытие живых, или органических, существ имеет начало и конец, но эти существа дают потомство, позволяющее поддерживать существование вида в целом.

Подобное циклическое обновление, однако, никогда не бывает совершенным, и потому природная среда не остается статичной. Кроме того, все живые существа потребляют внешние по отношению к ним объекты, включающие зачастую и иные живые существа, причем соотношение хищников и жертв также не может быть совершенным, что порождает постоянные изменения биологического баланса. Кроме того, вредные вещества представляют собой вполне естественное явление, игравшее свою роль в экологическом балансе задолго до появления человека. Современные знания в химии и биологии, несомненно, намного обширнее, чем у наших предков, и, возможно, мы лучше осознаем присутствие токсинов в окружающей среде; но может быть, что это и не так: ведь сегодня становятся известными все новые и новые факты, свидетельствующие о том, как много знали люди о ядах и противоядиях еще до появления письменности. Все это становится нам известно еще в начальной и средней школе, а также из наблюдения различных жизненных ситуаций. Однако мы имеем обыкновение игнорировать очевидные обстоятельства, когда дело доходит до

*.

экологической политики.

Вообще, подобные проблемы заслуживают обсуждения лишь в том случае, если мы уверены, что в последние годы происходит нечто особенное, нечто отличное от предыдущих периодов, что опасность нарастает, и мы полагаем, что этой растущей опасности следует противопоставить некоторые действия. Обоснования, обычно выдвигаемые «зелеными» и представителями других экологических движений, включают в себя оба аргумента: как указания на новые угрозы (исходящие, например, от озоновых дыр, парникового эффекта или 106

аварий на атомных станциях), так и [обоснования] возможности их преодоления. Как я уже отмечал, хотелось бы начать с тезиса о наличии свидетельств нарастающей угрозы, которая требует незамедлительной реакции. Однако прежде чем вырабатывать ответные меры, следует задать самим себе два вопроса: кому угрожает эта опасность и чем объясняется ее нарастание? Вопрос о том, кому угрожает опасность, в свою очередь, распадается на два: кому из людей и кому из живых существ? Первый вопрос поднимает проблему сравнения подходов [стран] Севера и Юга к экологическим проблемам, в то время как второй относится собственно к проблемам экологии.

Оба подразумевают оценку природы капиталистической цивилизации и функционирования капиталистического миро-хозяйства; это означает, что анализ вопроса, кому угрожают происходящие изменения, следует предварить определением источника угрозы. Этот сюжет начинается с двух исходных признаков исторического капитализма. Один из них хорошо известен: капитализм представляет собой систему, насущная потребность которой заключается в расширении - как совокупного производства, так и собственных географических пределов, - что позволяет достигать основной цели - накопления капитала. Второй признак привлекает меньше внимания. Важным средством, позволяющим капиталистам, особенно крупным, накапливать капитал, является отказ платить по счетам. Именно это я называю «грязным секретом» капитализма.

Позвольте мне подробнее остановиться на этих двух моментах. Во-первых, непрекращающаяся экспансия капиталистического миро-хозяйства - общепризнанный факт. Апологеты капитализма превозносят эту экспансию как одно из великих достоинств капитализма. Люди же, обеспокоенные экологическими проблемами, считают ее одним из главных пороков капиталистического миро-хозяйства и особенное внимание уделяют одной из ее идеологических посылок, согласно которой «покорение природы» является естественным правом (если не обязанностью) человека. Разумеется, и экспансия, и покорение природы имели место и до того, как в XVI веке возникло капиталистическое миро-хозяйство. Но, 107

как и многие другие общественные явления, они не считались приоритетами в предыдущих исторических системах. Капитализм же выдвинул оба эти феномена - и саму экспансию, и ее идеологическое оправдание - на передний план, вследствие чего капиталисты смогли преодолеть общественное недовольство этим ужасным дуэтом. Именно в этом и состоит истинное различие между историческим капитализмом и предшествующими историческими системами. Ценности капиталистической цивилизации восходят к глубокой древности, но то же самое относится и к другим противоречивым ценностям.

Под историческим капитализмом мы понимаем систему, в которой сложившиеся институты позволили капиталистическим ценностям стать приоритетными, направить миро-хозяйство по пути всеобщей коммодификации ради превращающегося в самоцель бесконечного накопления капитала.

Разумеется, последствия всего этого проявились не на следующий день и даже не спустя столетие. Экспансия имела кумулятивный эффект. Для вырубки деревьев требуется время. В Ирландии леса были вырублены в XVII столетии. Однако тогда в мире оставалось еще очень много растительности. Сегодня мы говорим о джунглях Амазонии как о последнем исконном лесном массиве, который также быстро сокращается. Для того чтобы слить токсины в реки или выпустить их в атмосферу, также нужно время. Всего пятьдесят лет тому назад слово «смог» было неологизмом, впервые использованным для обозначения необычного явления в Лос-Анджелесе. Оно призвано было описать жизнь в местности, где демонстрировалось полнейшее пренебрежение качеством жизни и высокой культурой. Сегодня смог распространен повсеместно; он отравляет Афины и Париж. Между тем капиталистическое миро-хозяйство с бешеным темпом продолжает свою экспансию. И если даже на нисходящей фазе кондратьевского цикла мы слышим о впечатляющих темпах роста в Восточной и Южной Азии, то чего следует ожидать в условиях нового кондратьевского подъема?

*.

К тому же демократизация мира - а она действительно имеет место - означает, что эта экспансия остается чрезвычайно популярной на большей части планеты. Возможно, се-108

го дня она даже более популярна, чем когда бы то ни было прежде. Ширится круг людей, требующих соблюдения своих прав, и одним из основных провозглашается право на кусок общего пирога. Но предоставление большинству жителей планеты их кусков пирога неизбежно означает расширение производства, причем не следует забывать о том, что в абсолютном выражении растет и численность населения земного шара. Таким образом, к экспансии стремятся не только капиталисты, но и простые люди.

Это, однако, не мешает многим из них желать замедления деградации окружающей среды. Но это лишь доказывает наличие еще одного противоречия данной исторической системы. Многие люди хотят одновременно располагать как большим числом деревьев [на планете], так и большим количеством материальных благ для себя лично, и в их сознании эти стремления попросту разделяются.

Для капиталистов цель расширения производства состоит, как известно, в извлечении прибыли. Последнее предполагает производство ради обмена, а не ради потребления, и я не считаю эту отличительную черту капитализма преодоленной. Прибыль от каждой операции определяется разницей между ценой реализации продукции и ее себестоимостью, то есть суммарными затратами, необходимыми для доведения продукта до момента его продажи. Разумеется, реальные прибыли, извлекаемые из всех произведенных капиталистом операций, рассчитываются умножением указанной выше разницы на совокупный объем продаж. Следует отметить, что предел повышения цены реализации определяет «рынок«, поскольку в какой-то момент цена может оказаться столь высокой, что прибыль от продажи соответствующего объема продукции становится меньшей, чем если бы цена была ниже [, а объем продаж больше]. Но что определяет предел совокупных издержек? Крайне важную роль в этом играют цены на труд, причем на труд, затрачиваемый на всех этапах производства. Между тем рыночная цена труда зависит не только от соотношения спроса и предложения на рынке рабочей силы, но и от способности трудящихся отстаивать свои требования. Предмет этот весьма сложен, и указанная способность определяется множе-109

ством факторов. Следует, однако, отметить, что на протяжении всей истории капиталистического миро-хозяйства конкурентные возможности трудящихся неизменно возрастали, причем независимо от случавшихся циклических подъемов и спадов. Сегодня, вступая в XXI век, мы находимся накануне нового периода их роста, вызванного дерурализацией* мира. Дерурализация исключительно важна для определения цены рабочей силы.

Резервные армии труда отличаются друг от друга по их возможности влиять на состояние рынка рабочей силы. Наименьшими возможностями всегда обладали жители сельских районов, впервые прибывающие в город в поисках заработка. В самом общем смысле городские зарплаты, пусть они и кажутся весьма низкими с позиций мировых и даже местных стандартов, обеспечивают этим людям экономические преимущества по сравнению с оставшимися в деревне. Как правило, должно пройти от двадцати до тридцати лет, чтобы такие работники изменили свои экономические представления, в полной мере осознали потенциальные возможности, предоставляемые им как городским рабочим, и начали предпринимать те или иные скоординированные действия, направленные на обеспечение более высокой заработной платы. Люди, давно уже живущие в городах, даже если они официально не имеют работы и влачат существование в жутких трущобах, в большинстве случаев требуют более высоких заработков, прежде чем взяться за какую бы то ни было оплачиваемую работу. Это обусловлено тем, что в ходе городской жизни они научились получать из альтернативных источников минимально приемлемые доходы, причем нередко более высокие, нежели те, на которые могут рассчитывать мигранты, только что прибывшие из сельской местности.

И хотя в масштабах миро-системы все еще наличествует огромная армия резервного труда, одно лишь то, что эта система быстрыми темпами дерурализируется, предполагает, что в целом в ней происходит неуклонный рост цены рабочей

* Дерурализация (от англ. rural) - разрушение сельского уклада жизни. - Прим. ред.

110

силы. Это, в свою очередь, означает, что средняя норма прибыли должна со временем неизбежно снижаться. В условиях такого давления на норму прибыли особое значение приобретает сокращение издержек, не связанных с оплатой труда. Но, конечно, каждый фактор производства

*.

подвержен пагубному воздействию все той же тенденции - роста издержек, направляемых на оплату персонала. Хотя технические нововведения по-прежнему способны удешевлять отдельные факторы производства, а правительства, как и прежде, могут устанавливать и защищать монопольный статус предприятий, позволяющий им поддерживать высокие цены на свою продукцию, у капиталистов сохраняется жизненная необходимость в том, чтобы часть их издержек возмещалась кем-то иным.

Этим «кем-то», конечно, оказывается государство, если и не непосредственно, то как «общество». Рассмотрим, как это происходит и как оплачивается счет. Готовность государства компенсировать издержки может быть реализована двумя путями. Правительство в состоянии сделать это вполне официально, приняв решение о предоставлении тех или иных субсидий. Субсидии, однако, слишком заметны и потому становятся все более непопулярными. Против них громко протестуют как конкурирующие предприятия, так и налогоплательщики. Субсидии становятся политической проблемой. Но есть и другой, более важный [для капиталистов] и более простой для правительства путь, требующий лишь одного -бездействия. С тех пор как сложился исторический капитализм, правительства позволяли предпринимателям скрывать многие типы издержек. Такой результат может достигаться участием государства в финансировании инфраструктурных проектов, а может (как это чаще всего и случается) обеспечиваться и даруемым властью избавлением от необходимости включать в себестоимость производственной операции те издержки, которых потребовало бы восстановление прежнего состояния окружающей среды. Поддержание окружающей среды [в состоянии устойчивого равновесия] может достигаться двумя различными способами. Первый сводится к преодолению негативных последствий производственной деятельности (например, нейтрали- 111

зации токсинов, оказывающихся побочным продуктом основного производства, или консервации отходов, не подлежащих естественному разложению). Второй предполагает капиталовложения в восстановление ранее использованных природных ресурсов (например, в высадку саженцев взамен вырубленных деревьев). Экологические движения вновь и вновь выдвигают массу конкретных предложений, направленных на решение подобных проблем. В большинстве случаев они встречают резкое сопротивление со стороны компаний, которые столкнулись бы с трудностями в случае, если бы такие предложения были приняты; утверждается, что эти меры крайне дороги и потому неизбежно вызовут сокращение производства.

В данном случае предприниматели, по существу, правы. Подобные меры действительно слишком дороги, если исходить из необходимости сохранения ныне существующей среднемировой нормы прибыли. Реализация таких программ потребует гигантских финансовых ресурсов. Если принять в расчет глобальную дерурализацию, уже оказывающую серьезное воздействие на процессы накопления капитала, то осуществление масштабных природоохранных мер могло бы стать тем жестоким ударом, который окончательно подорвет жизнеспособность капиталистического миро-хозяйства. Поэтому какие бы позиции ни доводили до сведения общественности отдельные компании, следует ожидать упорного сопротивления планам реализации подобных проектов со стороны капиталистического класса. В такой ситуации перед нами открываются три альтернативы. Во-первых, правительства могут настаивать на полном выявлении и компенсации издержек; в этом случае следствием окажется резкое сокращение совокупной прибыли [производственных компаний]. Во-вторых, правительства могут за свой счет, то есть используя налоговые поступления, взяться за реализацию экологических программ (утилизировать отходы, восстанавливать экосистемы и предпринимать профилактические меры). Но если они увеличивают налоги, то это либо налоги на корпорации, что приведет к резкому снижению совокупной прибыли, либо налоги на граждан, что может вызвать резкое социальное возмущение. Наконец, в-третьих, можно пустить все на самотек и ни-112

чего не предпринимать; этот путь ведет к тем катастрофам, о которых и предупреждают экологические движения. Пока именно эта третья альтернатива и имеет место. Поэтому я и говорю об «отсутствии выхода», подразумевая, что ни один из трех названных вариантов не дает рецепта решения проблемы в рамках ныне существующей исторической системы. Разумеется, если правительства откажутся использовать первую альтернативу и не станут требовать [от корпораций] компенсации расходов на возмещение ущерба, причиненного окружающей среде, они могут попытаться выиграть время. Именно это сегодня в основном и происходит. Один из лучших способов выиграть время - это попытаться сделать проблему, с

*.

которой столкнулись мощные в политическом отношении страны, проблемой тех, кто политически слабее, то есть перенести ее с Севера на Юг. Для этого существуют два приема. Первый состоит в том, чтобы переместить сбрасывание и захоронение отходов на Юг. Хотя в данном случае Север и выигрывает для себя некоторое время, в мировом масштабе рост массы отходов продолжается, и его потенциальные последствия остаются столь же опасными. Другой заключается в попытке вынудить страны Юга замедлить «модернизацию», истребовав их согласия жестко ограничить промышленное производство или использовать более экологически безопасные, но при этом и более дорогостоящие производственные технологии. Это сразу же ставит вопрос о том, кто будет нести издержки глобальных ограничений, и смогут ли эти отдельные ограничения оказаться полезными. Если, например, Китай согласится сократить использование твердого топлива, то насколько изменятся его перспективы как растущего сегмента мирового рынка и, следовательно, перспективы [глобального] накопления капитала? Мы вновь возвращаемся к прежней проблеме.

Честно говоря, оно, может быть, и к лучшему, что перенос экологической нагрузки на страны Юга по сути своей не обеспечивает долгосрочного решения существующих проблем. Конечно, подобная практика существовала на протяжении всех последних пятисот лет. Но мирохозяйственная экспансия оказалась столь масштабной, а вызванная ею деградация природ-113 ной среды столь существенной, что у нас нет больше возможности решать проблему путем ее экспорта на периферию. Поэтому сегодня мы вынуждены возвращаться к истокам. Таково требование прежде всего политической экономии, и лишь во вторую очередь это нравственный и политический выбор.

Стоящие перед нами экологические проблемы являются прямым следствием того, что мы живем в рамках капиталистического миро-хозяйства. Хотя каждая из предшествовавших исторических систем трансформировала окружающую среду, а некоторые из них даже нарушали региональное экологическое равновесие (что порождало угрозу для выживания существовавшей здесь исторической системы), лишь капитализм, в силу того что он стал первой системой на всем земном шаре с невообразимой скоростью расширяющей масштабы производства (и умножающей численность населения), начал угрожать самой возможности выживания человечества. По сути дела, это происходит потому, что в рамках данной системы капиталистам удалось свести на нет возможности любых иных сил устанавливать для них пределы, определяемые ценностями и целями, иными чем бесконечное накопление капитала. Именно освобождение [этого] «Прометея» и определяет природу проблемы.

Но освобожденный Прометей не является символом человеческого сообщества. Снятие с него оков, что ставят себе в заслугу адепты современной системы, было неочевидным достижением, и обусловленный им долгосрочный ущерб перевешивает сегодня среднесрочные выгоды. С точки зрения политической экономии характерная черта нынешней ситуации заключается в том, что исторический капитализм находится в кризисе, будучи не в состоянии найти осмысленного решения порожденных им проблем, важнейшая, если не единственная, среди которых - это неспособность предотвратить разрушение природной среды.

На основе этого анализа я прихожу к нескольким выводам. Первый состоит в том, что реформистское законодательство ограничено заранее заданными пределами. Если измерять успех способностью заметно снизить степень загрязнения окружающей среды в масштабах всей планеты на протяжении, скажем, ближайших десяти-двадцати лет, то я риск-114

нул бы предположить, что [применение] такого законодательства вряд ли будет успешным. Объясняется это возможностью появления политической оппозиции, которая, как можно ожидать, окажется весьма жесткой, учитывая влияние такого законодательства на накопление капитала. Из этого, однако, не следует, что продолжать подобные попытки бессмысленно. Возможно, даже наоборот. Политические усилия, направленные на поддержку такого законодательства, способны обострить дилеммы капиталистической системы. Они могут высветить истинные проблемы, стоящие на повестке дня, что весьма важно, так как лишь на четко сформулированные вопросы можно найти ответ.

Предприниматели настаивают, что этот вопрос следует рассматривать, противопоставляя [наличие реальных] рабочих мест [абстрактному] романтизму человеческого начала -силам природы. Многие из тех, кто озабочен экологическими проблемами, поддаются соблазну и оказываются в ловушке, приводя в ответ два разных, но, на мой взгляд, одинаково неверных аргумента. Первый

*.

сводится к утверждению, что «с умом потраченная копейка сберегает рубль». Иными словами, некоторые полагают, что в рамках существующей ныне системы правительствам разумнее потратить некую сумму средств сегодня ради того, чтобы не тратить значительно больше в будущем. Такая аргументация и в самом деле выглядит небезосновательной. Но я уже отмечал, что, с точки зрения капиталистов, такие «копеечные траты», даже если они и способны воспрепятствовать нанесению [большего] ущерба, отнюдь не являются целесообразными, так как несут в себе серьезную угрозу самой возможности непрерывного накопления капитала. Существует и второй, абсолютно отличный от первого довод, который в политическом аспекте я нахожу столь же непрактичным. Его сторонники апеллируют к добродетелям природы и порокам науки. На практике это проявляется в защите экзотических животных, о которых большинство людей никогда не слышало и потому испытывает к ним полное равнодушие; в такой ситуации ответственными за сокращение рабочих мест становятся принадлежащие к среднему классу чудаковатые городские интеллектуалы. Проблема тем 115

самым полностью теряет связь со своей основой, определяемой двумя обстоятельствами. Первое сводится к тому, что капиталисты не платят по своим счетам. Второе заключается в том, что бесконечное накопление капитала представляет собой иррациональную цель, которой есть реальная альтернатива: сравнение различных выгод (в том числе приносимых [развитием] производства) между собой исходя из их целесообразности для общества в целом. Имеет место удручающая тенденция выставлять в качестве врагов науку и технологии, в то время как подлинным источником проблемы является капитализм. Именно он использовал величие безграничного технологического прогресса как одно из оправданий собственного существования. Он превратил одну из разновидностей науки - ньютоновскую науку, проникнутую идеями детерминизма - в своего рода культурное оправдание политического лозунга о том, что люди могут и должны «покорять» природу, а все негативные последствия хозяйственной экспансии будут преодолены по мере неизбежного прогресса науки.

Сегодня мы знаем, что это видение науки и эта ее форма не могут считаться универсальными. Сомнения в их адекватности высказываются ныне самими естествоиспытателями, весьма широкой группой ученых, вовлеченных в «исследования неравновесных систем», как они сами их называют. Науки, изучающие поведение таких систем, по ряду направлений радикально отличаются от ньютонианства: в них отрицается сама идея предсказуемости; признаются нормальными системы, серьезно отклоняющиеся от равновесного состояния, с их неизбежными бифуркациями; утверждается центральная роль стрелы времени*. Но наибольшим значением для нашей дискуссии обладает, возможно, акцент на самосозидательной креативности естественных процессов и неразличимости [границы] между человеческим и природным - с вытекающим отсюда утверждением, что наука является со-

* И.Пригожий и И.Стенгерс писали в своей книге «Порядок из хаоса» (М., 1986): «Стрела времени является проявлением того факта, что будущее не задано». - Прим. ред. 116

ставным элементом культуры. Представления о возвышенной интеллектуальной деятельности, направленной на раскрытие фундаментальных и вечных истин, уходят в прошлое. Их место занимают представления о реальном мире, доступном для понимания, мире, в котором открытия дней будущих не могут свершиться сегодня, поскольку само будущее еще надлежит создать. Будущее не предписывается настоящим, даже если оно определяется прошлым. Политические приложения такого взгляда на науку представляются мне абсолютно ясными. Настоящее - это всегда дело выбора, однако, как было когда-то сказано, хотя мы и творим собственную историю, мы ее не выбираем. Но все же мы творим ее. И поскольку настоящее - это предмет выбора, область такого выбора существенно расширяется в моменты, непосредственно предшествующие бифуркации, в моменты, когда система наиболее далека от равновесия, ибо тогда незначительные усилия вызывают масштабные последствия (и наоборот, в моменты, близкие к равновесию, даже масштабные усилия могут иметь лишь незначительные последствия). Вернемся теперь к проблеме экологии. Я рассмотрел ее в рамках политической экономии миро-системы. Я показал, что причиной деградации окружающей среды оказывалась потребность предпринимателей скрывать издержки и недостаток стимулов к принятию экологически целесообразных решений. Я также объяснил, что сегодня эта проблема является гораздо более серьезной, чем когда-либо прежде, по причине переживаемого нами системного кризиса. Этот кризис резко ограничил возможности накопления капитала, сделав сокрытие издержек единственным из простых и доступных его методов. И именно поэтому, утверждаю я, сегодня

*.

сложнее, чем на любом из предшествующих этапов истории [капиталистической] системы, добиться одобрения предпринимательскими кругами мер по борьбе с экологической опасностью. Все это можно легко перевести на язык науки о неравновесности. Мы переживаем период, непосредственно предшествующий бифуркации. Существующая историческая система находится в состоянии кризиса, завершающего ее разви-117

тие. Перед нами стоит вопрос о том, что придет ей на смену. Именно он определит суть политических споров на ближайшие двадцать пять - пятьдесят лет. Проблема разрушения среды обитания, хотя, конечно, не одна она, окажется в центре этих дебатов. Можно, на мой взгляд, сказать, что спор идет вокруг [представлений] о независимой, сущностной рациональности, и мы боремся за то решение или за ту систему, которые были бы сущностно рациональными. Концепция сущностной рациональности предполагает, что все принимаемые в обществе решения опосредованы конфликтами - как между различными ценностями, так и между различными группами, зачастую выступающими защитниками противоположных ценностей. Она предполагает, что не может существовать системы, способной одновременно удовлетворять требованиям каждого из этих наборов ценностей, даже если мы ощущаем, что все они того заслуживают. Сущностная рациональность предполагает выбор оптимального соотношения. Но что означает этот оптимум? В какой-то мере он описывается старым лозунгом Джереми Бентама -обеспечением максимального количества благ для максимального числа людей. Проблема состоит в том, что хотя этот лозунг и ведет нас в правильном с точки зрения результата направлении, он имеет множество слабых мест.

Кого, например, следует считать большинством? Экологические проблемы обостряют актуальность этого вопроса. Вполне понятно, что оценивая масштабы ущерба, наносимого окружающей среде, нельзя ограничиться пределами той или иной страны. В этом вопросе нельзя ограничиться даже пределами [всего] земного шара. Существует еще и проблема будущих поколений. С одной стороны, то, что является несомненным благом для нынешнего поколения, может нанести гигантский ущерб следующим поколениям. С другой стороны, нынешнее поколение тоже имеет свои права. Сегодня мы погрязли в спорах, касающихся наших современников: как, например, определить долю средств, которые следует направлять на социальные нужды детей, работающих граждан и стариков? Если добавить сюда еще и тех, кто не появился на свет, достичь справедливого распределения будет почти невозможно. 118 Но именно к такой альтернативной социальной системе мы и должны стремиться: к системе, в которой обсуждаются, взвешиваются и коллективно решаются фундаментальные вопросы. Производство имеет большое значение. Мы должны использовать деревья как источник древесины и топлива, но они нужны нам и для отдыха в их тени, и для эстетического наслаждения. И мы должны сохранить возможность и в будущем использовать деревья для каждой из этих целей. Если следовать старому аргументу предпринимателей, подобные общественные решения должны воплощать собой совокупность индивидуальных решений, ибо нет более совершенного механизма выработки коллективных суждений, чем этот. Сколь бы правдоподобными ни казались такие рассуждения, они не могут оправдать ситуацию, в которой один человек принимает выгодное для себя решение, перекладывая его издержки на других, мнения, предпочтения или интересы которых не принимаются при этом в расчет. Между тем именно это и происходит в условиях сокрытия издержек.

Нет выхода? Нет выхода в рамках существующей исторической системы? Но ведь мы переживаем выход из самой этой системы. Главный вопрос, стоящий сегодня перед нами, - это вопрос о том, куда нам двигаться дальше. Следует здесь и сейчас поднять знамя сущностной рациональности, вокруг которого необходимо сплотиться. Мы должны сознавать, что выбирая сущностную рациональность, мы встаем на долгий и трудный путь. Он предполагает не только новую социальную систему, но и требует новых структур знания, где философия и естественные науки не будут разделены, где произойдет возвращение к той единой эпистемологии, которая определяла накопление знаний до становления капиталистического миро-хозяйства. Если мы выберем этот путь, как применительно к общественной системе, в которой живем, так и к структуре знаний, которые используем для постижения ее закономерностей, то следует понимать, что мы находимся в самом его начале, но отнюдь не в конце. Первые шаги всегда сопряжены с неопределенностью, опасностями и трудностями, но они порождают надежды, а ведь это и есть самое большое, на что можно рассчитывать.

*.

* 119

<< | >>
Источник: Иммануэль Валлерстайн. Конец знакомого мира: Социология XXI века/Пер, с англ. под ред. В.И. Иноземцева. - М.: Логос,. - 368 с.. 2004

Еще по теме Глава пятая. Экология и издержки производства при капитализме Нет выхода:

  1. Превращение стоимостей в цены производства или проявление закона стоимости при капитализме
  2. Экономические различия между непрямым государственным вмешательством и государственной собственностью на средства производства при государственно-монополистическом капитализме
  3. Глава пятая О производстве выборов
  4. Глава пятая О производстве выборов
  5. Издержки производства
  6. ГЛАВА в ГОСУДАРСТВЕННО-МОНОПОЛИСТИЧЕСКИЙ КАПИТАЛИЗМ-ПОСЛЕДНЯЯ СТУПЕНЬ РАЗВИТИЯ КАПИТАЛИЗМА В ФАЗЕ ИМПЕРИАЛИЗМА Общие предпосылки
  7. Подавалов Ю.А.. Экология нефтегазового производства, 2010
  8. Капитализм в ремесленном производстве
  9. ЛЕКЦИЯ № 9. Издержки производства
  10. ГЛАВА 8 ЗАРПЛАТА: ТРУД ПРИ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОМ ПРОИЗВОДСТВЕ
  11. Психология масс при капитализме
  12. ОБ ОСНОВНЫХ ТЕНДЕНЦИЯХ РАЗВИТИЯ УЧЕНИЯ О ПРАВЕ СОБСТВЕННОСТИ ПРИ ГОСУДАРСТВЕННО-МОНОПОЛИСТИЧЕСКОМ КАПИТАЛИЗМЕ
  13. Шабанов Д. А., Кравченко М. А.. Материалы для изучения курса общей экологии с основами средоведения и экологии человека:              Учебное пособие для студентов, 2009
  14. Глава 4. ЭКОЛОГИЯ И ЗДОРОВЬЕ ЧЕЛОВЕКА