<<
>>

ПИСЬМО ТРЕТЬЕ

1 Дорогой мой друг, вы спрашиваете, что я думаю теперь о войне? Как повлияли на мои суждения события последних двух лет? Чего я жду в ближайшем будущем? В ответ на эти вопросы я могу только повторить с еще большей уверенностью то, что писал в начале войны.
Военное торжество Германии, — писал я, — повлекло бы за собой такие тяжелые последствия: оно настолько задержало бы ход европейской цивилизации, что всякий, кому дороги успехи этой цивилизации и заботы рабочего интернационала, может делать только одно: всеми силами содействовать поражению германского империализма и милитаризма. Два года тому назад для подтверждения этой мысли мне приходилось гадательно указывать на то, что может произойти, если Германская и Австрийская империи восторжествуют. Теперь факты налицо. Мы знаем, чего добивается Германия, т. е. ее правящие классы, при поддержке громадного большинства германского народа. Мы знаем, что ее завоевательные планы даже обширнее, чем это предполагалось в 1914 году. Ее желание завладеть берегами Немецкого моря от Антверпена до Калэ — не «праздная выдумка ненавистников Германии», а действительное стремление, из-за которого легли уже в Бельгии и Северной Франции сотни тысяч людей. И если бы в Англии рабочие и буржуазия не поняли грозившей их стране опасности и не произошел бы поразительный, никем не предвиденный порыв, давший английской армии более четырех миллионов людей всех классов, добровольно записавшихся в солдаты, то эта часть программы германских завоевателей была бы уже осуществлена после кровопролитных, ужасных битв за Ипр и Калэ53. Два года тому назад в существовании такого плана еще можно было сомневаться. Теперь он так ясно выступил из всего хода войны, что Бюлов, долгие годы занимавший должность германского канцлера и главного советника Вильгельма II, уже этого не скрывает. Он открыто признал (в последнем издании своей книги «Германия под императором Вильгельмом II»), что именно желание расширить свое океанское побережье привело Германию ко вторжению в Бельгию.
Точно так же стремление Германии осесть на берегах Адриатического моря и завладеть Малой Азией и тем, что я назвал Адриатикой Индийского океана (Персидским заливом), не было плодом досужего воображения. Оно — опять- таки факт, из-за которого уже гибнут и еще погибнут целые армии и разорены будут целые области. И, наконец, никто не усомнится теперь, что стремление овладеть Прибалтийским краем и главными вывозными портами России в Балтийском море, включая Ригу, которая должна была послужить морским базисом для похода на Петроград, составляло часть вожделений Германии и входило в план ее войны «на два фронта». Именно — часть', только часть того, о чем мечтали в Германии и что подготовлялось ее генеральным штабом. В начале войны я не хотел упоминать о возможности завоевания немцами Польши и их вероятном походе на Волынь и Бессарабию. А между тем уже с 1886 года русскому Генеральному Штабу и тем, увы, немногим, кто предвидел надвигавшееся нашествие на Россию, было известно, что западная часть Царства Польского ничем не защищена; что в случае нападения Германии в союзе с Австрией войска обеих империй вступят в Польшу с севера и с юга, позади привислинских крепостей, и что в случае удачи этого вторжения часть австро-германских войск направится на юг, в Волынь и Бессарабию. Что этот план не был оставлен с тех пор, показали события последних двух лет. И если бы в начале войны в австрогерманский союз была вовлечена Румыния (так оно и было в 80-х годах), то поход на Бессарабию, может быть, состоялся бы уже в 1915 году. Простор южно-русских степей не перестает манить германских завоевателей. Таким образом, не защита Германии от нападения со стороны России или Франции, а желание завоеваний, стремление расширить область своей экономической эксплуатации и увеличить свое военное могущество и политическое влияние руководили Германией в ее нападении на Бельгию, Францию и Россию и в ее союзе с Австрией для порабощения Сербии и дальнейшего движения на восток. Завоевательный характер войны со стороны Германии не подлежит сомнению.
Он признан и объявлен законным самими завоевателями. 2 Что касается до последствий, какие могла бы иметь победа Германии, то если на этот счет еще не сложилось вполне определенного мнения, то объясняется это тем, что вообще влияние известных событий труднее предвидеть, чем сами события. Чтобы верно угадать влияние того или другого исхода войны, нужно, кроме наблюдательности, знакомство с историей и внутренней жизнью Европы за последние десятилетия. А именно этого знакомства вообще не хватает в обществе, и особенно в России. Распространение социалистических учений, возникновение сильных рабочих организаций и их борьба с хозяевами на экономической почве неизбежно отвлекли бы внимание от политической борьбы, ведущейся в Европе с конца восемнадцатого века. Кто у нас, например, после Герцена и Чернышевского старался распространять в широких кругах понимание политической жизни Европы? М.М. Ковалевский и маленький кружок его товарищей? Кто еще? Раз поставлен был социальный вопрос и началась борьба за его разрешение, историческая роль отдельных наций в общем развитии цивилизации стала меньше обращать на себя внимания. Борьба труда с капиталом отвлекала внимание от усилий, делавшихся тем или другим государством для сохранения у себя и у соседей пережитков крепостного, феодального строя в его политических и экономических формах. Усилия Германии, например, продолжать политику священного Союза раздавить республиканскую Францию — «этот очаг социалистов и анархистов», как выражался Бисмарк, — и охранять в Европе сословные государственные идеалы оставляли без внимания. А между тем Бисмарк готов был отнять Рим у Италии, восстановить светскую власть папы, а в случае надобности, — говорил он, — «если бы Италия вступила в союз с Францией, который неизбежно привел бы ее к республике», — восстановить даже Неаполитанское королевство54, чтобы ослабить Францию и тем помешать распространению республиканского духа в Европе. На все это и на значение такой политики для Европы перестали обращать внимание в надежде, что столкновение труда с капиталом скоро упразднит все подобные политические вопросы.
И этим, конечно, пользовались владыки Еермании. Тем временем в прогрессивных кругах росла надежда и понемногу сложилась вера, что великие европейские войны скоро станут невозможными. Эта вера порождала всевозможных «мирников», пацифистов. Одни, как баронесса Сутнер, доказывали, что человечество в Европе вышло уже из дикого периода войн и что все правители европейских государств жаждут мира. Другие утверждали, что с бездымным порохом война невозможна (это было как раз перед бурской войной). Третьи, как Норман Энджел’ цифрами доказывали, что войну делает невозможной тесная денежная зависимость между народами. И, наконец, рабочие, особенно в латинских странах, начинали верить, что установившиеся международные отношения между трудовыми организациями всех стран предотвратят всякую войну. «Достаточно будет грозно заявить наше нежелание воевать, чтобы расстроить военные затеи капиталистов и правительств», — говорилось в наших кругах. Понятно, что люди, жившие с такими надеждами, неохотно расставались с ними. Потребовались все ужасы настоящей войны, чтобы подорвать эту веру. Но и теперь еще многие воображают, что если бы союзники сейчас положили оружие, в Европе водворились бы мир и согласие. Германцы и австрийцы миролюбиво ушли бы из занятых ими стран и областей, и проученные горьким опытом народы и правители Европы отказались бы от завоевательных вожделений! Но с горькой действительностью эти мечты так же мало имеют общего, как и мечты пацифистов, дважды собиравших свои конгрессы мира накануне войны. В Германии и Австрии число тех, кто готов отказаться от областей, занятых австро-германскими войсками, все еще ничтожно по сравнению с числом «патриотов», требующих, чтобы «завоеванное ценою немецкой крови», — как они выражаются, было удержано сполна. Правда, что со времени наступлений 1916 года германские патриоты кое-что посбавили в своих требованиях. О «взыскании контрибуции» с Бельгии и Франции нынче нет уже речи. Но от удержания значительной части захваченных областей и от заключения трактатов, которые «навсегда помешают Бельгии поступать впредь, как она поступила с Германией» (защищаясь от завоевателей), от этого отказывается только небольшая группа «крайних» из числа германских социалистов.
Правящие же сословия, крупные промышленники, банкиры, немецкие ученые и даже значительная часть организованных рабочих считают мир без завоеваний невозможным, «позорным». 3 Между тем военное торжество Германии и присоединение к Германской империи занятых ею областей, хотя бы только на востоке, неизбежно привело бы к тому же самому, к чему привело присоединение Эльзаса и Лотарингии в 1871 году. Оно стало бы залогом новых войн лет на 50 или более. В моем первом письме я уже писал о том, как Франция сорок лет жила под постоянным страхом разгрома Германией. Прибавлю только, что лучшие люди Франции — люди, превосходно знавшие общее положение дел в Европе, считали разгром Франции и ее расчленение на части (1е demembrement de la France) неизбежным. Вот откуда взялась эта тихая, скромная, торжественная решимость и это глубокое, вдумчивое, любовное к родине настроение французского народа со времени войны, о которых говорили мне англичане и американцы, жившие или побывавшие за время войны во Франции, и которое так верно описал в «Речи» А. И. Шингарев. Я также упоминал в моем первом письме о вмешательстве Александра II, помешавшем Германии напасть на Францию в 1875 году с целью дальнейших завоеваний. Но то же самое повторялось в 1891 году, причем разгрому Франции тройственным союзом помешало вмешательство английской королевы и Александра III55. Впрочем, и после того, как установилось согласие между Россией, Францией и Англией, та же угроза продолжала висеть над французским народом. То же самое, что грозило Франции в продолжении сорока лет, грозило бы и России, если бы Германия могла удержать Либаву и укрепиться в Курляндии, в Польше, в Литве и на Волыни. Постоянная угроза вторжения и нападения, на этот раз на обе столицы и на Киев, висела бы над Россией. Мало того, вся наша внутренняя политическая жизнь должна была бы складываться в формы, желательные германскому империализму. Ради такого исхода войны и работал в Швейцарии зимой 1915—16 года Бюлов со своими секретарями. В Берлине, да и в Германии вообще, думали тогда, что союзники, обескураженные неудачей своего наступления, начатого в сентябре 1915 года, поспешат заключить мир «на основании военной карты Европы» и закрепят за Германией и Австрией их захваты или по крайней мере большую их часть.
Только летом 1916 года, вслед за успехами наступления союзников, начало выступать у их противников мнение небольшого меньшинства в пользу «мира без завоеваний», но также, надо прибавить, и «без уступок германской территории», т. е. с удержанием Эльзаса и Лотарингии. Мец, стало быть, должен по-прежнему оставаться угрозой Парижу. Что же касается до захватов в России и на Балканах, то о них помалкивают. Те же, кто упоминает о них, прямо заявляют, что «о восстановлении границ, существовавших до войны», речи быть не может. Вот почему во Франции и в Англии громадное большинство, как бы оно ни жаждало мира, понимает, что сейчас мир еще невозможен. Тем, кто стращает общественное мнение возможностью еще больших потерь (Калэ и т. д.), не верят. А тем, кто советует заключить мир на условиях, предложенных «великодушными победителями», отвечают совершенно верно, что такой мир был бы только разорительным перемирием. Через три, четыре года его непременно нарушила бы — вынуждена была бы нарушить — та или другая сторона. Действительно, мир станет возможным только тогда, когда в Германии и Австрии сложится в широких кругах убеждение, что попытка создать владычество военного и торгово-промышленного австро-германского государства от Немецкого моря до Адриатического и до Индийского океана на этот раз не удалась. До тех пор разговоры о мире останутся простым повторением очень старого дипломатического приема. Всегда, во время всех многолетних войн, с наступлением зимы дипломаты пускали слухи о близком мире, об уступчивости побеждавшей до тех пор стороны, об умеренности ее требований. Целью таких слухов всегда было — посеять раздор в среде противников и ослабить их военные приготовления к кампании будущего лета. Немцы прекрасно знали, как Англия, Франция и Россия обновляли свои армии, какую новую артиллерию они создавали, какие горы снарядов они заготовляли для наступления. Странно было бы, если бы умные немецкие дипломаты не воспользовались приемом, который всегда помогал ослабить врага. Но так как с самого начала было известно, что не хватало главного для мирных переговоров, — что готовность очистить при заключении мира все занятые территории не была заявлена ни прямо, ни через посредников, — то ясно было, что из таких разговоров никакого мира выйти не может. «Что же дальше? — спросите вы. — Чем разрешится эта ужасная война?» Вопрос большой, и ответ на него приходится отложить до следующего письма. Скажу одно. Австро-германские завоеватели начинают убеждаться, что по нынешним временам завоевания не оплачиваются. Пользуясь недостаточной подготовленностью Франции и России и совершенной сухопутной неподготовленностью Англии, бросив сразу на противников миллионные армии, им удалось захватить чрезвычайно ценные области. Но завоевать эти области, закрепить их за собой разгромом неприятельских армий и столиц — не удалось. Внезапное поражение союзников поодиночке не состоялось. Не состоялось потому, что вместо армий из профессиональных военных их встретили вооружившиеся народы. И народы создали такие средства самозащиты, которых милитаризм и империализм, к счастию, не предвидели, и по самой своей сущности не могли предвидеть. Брайтон, 15 (28) сентября 1916.
<< | >>
Источник: Кропоткин П.. Анархия, ее философия, ее идеал: Сочинения. 2004

Еще по теме ПИСЬМО ТРЕТЬЕ:

  1. ТРЕТЬЕ ПОКОЛЕНИЕ
  2. Третье Верховное командование
  3. «Третье» плавание Веспуччи
  4. Право Третье
  5. Занятие третье
  6. Третье (Первое Тибетское) путешествие Пржевальского
  7. ТРЕТЬЕ ПЛАВАНИЕ И ГИБЕЛЬ КУКА
  8. Структура делового письма
  9. Открытое письмо
  10. § 6. ЯЗЫК, письмо
  11. 2. Реквизиты международного письма
  12. 3.5. Письмо-согласие на проведение аудиторской проверки
  13. Обучение письму
  14. 2. Правила оформления делового письма
  15. § 7. ЯЗЫК. ПИСЬМО. БЫТ
  16. Письма-просьбы
  17. Синтаксис официального письма
  18. Деловое письмо: оформление и основные разновидности
  19. РАССТРОЙСТВО НАВЫКОВ ПИСЬМА