>>

ВВЕДЕНИЕ

  Человек разумный есть человек аргументирующий. Каждый из нас независимо от того, осознает он это или нет, вовлечен в аргументационную деятельность. Мы аргументируем, обсуждая вопросы обыденной жизни, занимаясь научными исследованиями, размышляя о политике, философствуя или решая деловые задачи.
Адресуя свою аргументацию другому человеку, мы иной раз достигаем успеха, а бывает, терпим неудачу. Мы оцениваем аргументацию других людей, одобряем или критикуем ее, принимаем или отвергаем.

Сегодня в условиях оживленных дискуссий, споров, полемики, прежде всего по общественно-политическим вопросам, ощущается нехватка культуры дискуссии, а значит, и культуры аргументации, поскольку дискуссия — это одна из форм организации аргументационной деятельности. Многие люди мало рефлексируют над своей аргументационной деятельностью, над тем, как следует и как не следует вести аргументацию. Еще большее число людей не задумывается о сущности феномена аргументации вообще. Между тем еще в древние времена аргументация стала предметом размышления и исследования для величайших умов человечества. Разработке методики аргументации посвящали свои усилия философы Древнего Китая и Индии. Проблемы аргументации занимали Протагора и Сократа, Платона и Аристотеля. Поиски Аристотелем ответа на вопрос, как должно аргументировать и как не следует этого делать, явились одной из отправных точек в создании такой науки, как логика. Нельзя сказать, что проблемы аргументации всегда находились в центре внимания философов. В философии Нового времени они были не очень-то популярны. Резкое возрастание интереса к ним произошло в 60-е гг. нынешнего столетия и связано оно в первую очередь с именами X. Перельмана, Г. Джонстона, Дж. Пасмора. Проблемы аргументации стали рассматриваться в контексте философской мысли второй половины XX века. На первый план вышли вопросы о природе феномена аргументации, о месте и роли человеческого «Я» в аргументационной деятельности, темы аргументации и свободы, аргументации и доказательства, аргументации и межличностных отношений [165; 178].

Сегодня предпринимаются попытки осмыслить феномен аргументации как сопряженный с проблемами рациональности, понимания, с современными теориями истины [159; 168; 184; 185]. Большое внимание уделяется специфике философской аргументации [165; 175].

Развитие исследований аргументации в нашей стране связано прежде всего с именем Г. А. Брутяна. Во многом благодаря его исследовательской и организаторской деятельности интерес к проблематике аргументации проявился в 80-е гг. у многих советских философов. Между тем единственной монографией, посвященной специальному рассмотрению феномена аргументации, остается пока работа Г. А. Брутяна [21]. Подробный критический анализ западных концепций философской аргументации проводится в книге П. Ц. Агаяна [2 .

К настоящему времени сложилась обширная многоплановая область исследований, которую нередко называют теорией аргументации. Было бы, однако, заблуждением, основываясь на наличии термина «теория» в названии этой области, полагать, что исследования здесь ведутся в рамках какой-либо единой развитой теории или хотя бы в рамках нескольких целостных конкурирующих концепций. В теории аргументации сегодня теории, строго говоря, нет. Существует множество различных подходов, описаний тех или иных сторон аргументационной деятельности, попыток взглянуть на аргументацию под различными углами зрения. При этом одни исследователи обращают внимание прежде всего на личностные аспекты аргументации,, другие — на логическое ее строение, третьи — на лингвистические средства. Многие из работ, посвященных этим вопросам, содержат интересные перспективные идеи и выполнены на высоком профессиональном уровне, однако теории аргументации как таковой они пока не образуют.

В этих условиях представляется вполне оправданным намерение осмыслить хотя бы часть этого многообразия проблем и подходов в рамках некоторой достаточно общей теоретической схемы, используя единый концептуальный аппарат. Такое намерение и попытался осуществить автор в данной работе.

Характеризуя исходные установки предпринятого здесь рассмотрения, необходимо отметить следующее. Во многих работах сегодня справедливо отмечается комплексный характер аргументации, правомерность и целесообразность ее исследования в рамках различных дисциплин, включая логику, психологию и лингвистику. Не имея намерения преуменьшать значение аппарата современной символической логики, теоретических построений и экспериментов в психологии, лингвистического анализа аргументации, автор считает, что не менее важным является рассмотрение аргументации как деятельности целостного человека, не «разорванного на части» различными дисциплинами, — человека мыслящего и чувствующего, имеющего определенные представления об истинности, нравственности и человеческом достоинстве, человека, деятельность которого всегда протекает в некотором сообществе. Исходя из таких позиций,, автор попытался соотнести и соединить теоретические представления об аргументации с некоторыми вопросами ее практического осуществления, переосмысляя некоторые традиционные методические требования.

Исследуя аргументацию как деятельность человека, мы обращаем внимание прежде всего на следующие компоненты, определяющие ее характер: субъект, осуществляющий данную деятельность; объект, на который она направлена; средства, способы и условия деятельности; схема деятельности, наличествующая в сознании субъекта (эта схема содержит цели, представления о способах их достижения, о возможных результатах) ; реальные результаты.

Объектом, на который направлена аргументация как деятельность, является человек, его взгляды и поведение.

Мы будем употреблять термин «аргументатор» для обозначения лица или группы лиц, осуществляющих аргументацию, и термин «реципиент» для обозначения лица или группы лиц, которым аргументация адресована. Использование термина «реципиент» никоим образом не предполагает, что адресат аргументации является лишь пассивно воспринимающей стороной.

Говоря об аргументации как деятельности, следует отличать ее от других видов воздействия одного человека на взгляды и поведение другого — от физических воздействий, а также таких разновидностей воздействия, как приказ, угроза, обещание.

Различия эти отражаются в схеме деятельности, имеющейся в сознании аргументатора. Наиболее значимыми для рассматриваемых вопросов являются два компонента этой схемы. Это, во-первых, цели деятельности и, во-вторых, представления аргументатора о реципиенте, о возможных способах его поведения.

В первой главе книги показывается специфика аргументации как воздействия на человека. Прежде всего при этом обращается внимание на то обстоятельство, что для аргументации характерно представление аргументатора о реципиенте как находящемся вне сферы жесткого управления, как о субъекте, обладающем свободой воли в отношении принятия утверждений или совершения поступков, к которым стремится побудить его аргументатор. Реципиент в этом отношении наделяется правом отвергнуть утверждения аргументатора или отказаться от совершения соответствующего поступка. Гуманистический характер аргументации как деятельности определяется тем, что субъект этой деятельности признает реципиента свободной в данном отношении личностью, признает его интеллектуальное и моральное право отвергнуть аргументацию.

Говоря о гуманистической природе аргументации в общем смысле как отличающей ее от вынуждающих видов воздействия на человека, необходимо иметь в виду, что в конкретных своих реализациях аргументация далеко не всегда служит гуманистическим целям. Она может использоваться в целях обмана, сознательного укоренения заблуждения, для побуждения человека к совершению противонравственных поступков. Примеры такого использования аргументации рассматриваются во второй главе.

Значительное место в первой главе монографии уделено феномену убеждения и возможностям трактовки убеждения как цели аргументационного воздействия. Обращение в этой теме связано с тем, что к настоящему времени в отечественных исследованиях аргументации сложилась устойчивая традиция рассмотрения в качестве непосредственной цели и результата аргументации именно убеждения. Проанализировав многообразные понимания убеждения, имевшие место в истории философии и существующие в современных исследованиях, автор остановил свой выбор на трактовке данного явления, представленной, прежде всего, в работах А.

А. Старченко, сочтя необходимым дополнить и развить ее, учитывая задачи исследования. В результате убеждение понимается как мысль, характеризующаяся следующими моментами: человек уверен в ее истинности; она имеет эмоционально-нравственную нагружен- ность; играет активную роль в жизни человека в том смысле, что человек руководствуется ею в своей практической или духовной деятельности; человек отстаивает эту мысль или реализует ее вопреки реальной или воображаемой оппозиции; данная мысль и данное отношение к ней человека характеризуются относительной устойчивостью.

На вопрос: «Всегда ли непосредственной целью аргументации является убеждение в охарактеризованном выше смысле?» — автор дает отрицательный ответ. Прежде всего, непосредственной целью аргументатора далеко не всегда является достижение полной уверенности реципиента в истинности тезиса. Нередко, обращаясь к кому-либо с аргументацией, мы рассчитываем лишь на то, что собеседник наш примет аргументируемое утверждение как одно из возможных, как вероятное, наиболее вероятное или представляющее интерес. Кроме того, аргументация далеко не всегда имеет целью выработку сильного эмоционального отношения к аргументируемому положению или нравственной оценки его. Эмоционально-нравственный контекст аргументации может быть достаточно нейтральным. Не является обязательным для аргументатора в общем случае и стремление сформировать у реципиента устойчивые во времени взгляды по тем или иным вопросам.

Учитывая вышесказанное, автор считает целесообразным ввести иной термин для обозначения цели аргументации в самом общем плане. Это термин «принятие», который и используется в работе в дальнейшем. Смысл его достаточно широк для того, чтобы охватить все возможные типы отношения реципиента к аргументируемому положению, которых стремится достичь аргументатор в тех или иных случаях. В качестве частных случаев принятия мы можем рассматривать убеждение и мнение, отношение к некоторому утверждению как к вероятному, достоверному, целесообразному.

Термин «принятие» уместен и тогда, когда аргументируемое положение представляет собой суждение о необходимости или целесообразности совершения реципиентом какого-либо действия. Принятие этого суждения влечет за собой совершение соответствующего действия.

Важная составляющая схемы деятельности, наличествующей в сознании аргументатора, — это представление его о поле аргументации. Поле аргументации образуется знаниями, мнениями, убеждениями реципиента, его навыками интеллектуальной деятельности, склонностями и пристрастиями, релевантными тем утверждениям, которые делаются аргументато- ром, и его манере аргументирования. Поле аргументации не является произвольной конструкцией, составленной из реально не связанных между собой элементов. Поле аргументации есть функциональное образование, состоящее из мобилизующихся и реально взаимодействующих в ходе восприятия и оценки аргументации элементов и свойств сознания реципиента.

Во втором параграфе первой главы речь пойдет о средствах аргументационной деятельности. Будучи деятельностью интеллектуально-речевой, аргументация осуществляется через построение определенного рода текста, который может быть составлен из знаков как письменной, так и устной речи. Необходимо иметь в виду, что далеко не всякий текст, посредством которого осуществляется целенаправленное воздействие на человека, является аргументационным даже в тех случаях, когда в плане целей субъекта воздействия и прав реципиента он не отличается от аргументационного текста. Особенностью аргументационного текста является то, что в таком тексте реализуется логико-лингвистическая структура, для обозначения которой здесь вводится термин «аргументационная конструкция». Под аргументационной конструкцией будем понимать множество предложений, произнесенных или написанных некоторым лицом (аргументатором) и адресованных некоторому другому лицу или группе лиц (реципиенту, аудитории), при этом аргу- ментатор надеется, что реципиент примет одно из этих предложений (тезис) вследствие принятия им других предложений аргументационной конструкции (оснований, посылок). Аргументационные конструкции могут различаться по сложности. Одни из них содержат в своем составе другие аргументационные конструкции, причем тезисы последних могут выступать в качестве посылок первых. Элементарные аргументационные конструкции не содержат в своем составе других аргументационных конструкций.

Развиваемое в данной работе понимание аргументации не предполагает непременной логической правильности рассуждения, реализуемого в аргументационной конструкции. Более того, как тезис, так и основание аргументации могут оказаться ложными. При этом и ложность предложений, утверждаемых в ходе аргументации, и логическая направленность рассуждения могут быть как результатом ошибки аргументатора, так и результатом его сознательного стремления ввести реципиента в заблуждение. Таким образом, мы говорим о честной или нечестной, правильной или неправильной, истинной или ложной, действенной или недейственной аргументации.

Характеризуя логическую структуру аргументационных конструкций самым общим образом, можно подразделить их на демонстративные и недемонстративные. Демонстративные аргументационные конструкции — те, в которых реализуется демонстративное рассуждение, т. е. рассуждение, где истинность заключения (в данном случае тезиса аргументационной конструкции) гарантируется истинностью посылок. Заметим, что истинность понимается в данной работе в самом широком смысле, как соответствие суждения той реальности, к которой оно относится, которую оно описывает. Реальностью при этом может считаться не только материальный мир, но и мир сознания, мир ценностей, сфера должного и предпочтительного. В этом смысле можно говорить об истинности нормативных и оценочных суждений, суждений долженствования, предпочтения и других.

Пытаясь проанализировать логическую структуру конкретных аргументационных конструкций, мы без труда обнаружим, что типы рассуждений, о которых говорилось выше, реализуются, как правило, не в аргументационной конструкции как таковой, а в аргументационной конструкции с некоторым имплицитным дополнением. Это дополнение состоит из предложений, которые не произнесены и не написаны, но подразумеваются в ходе аргументации.

Интересная попытка разобраться в характере имплицитных дополнений, дать их типологизацию была предпринята С. Тул- миным [183]. Анализ концепции имплицитных дополнений, разработанной им, проводится в § 2 главы I. Высоко оценивая достоинства этой концепции, автор полагает, однако, что она не может быть принята в качестве универсальной концепции имплицитных дополнений к аргументационным конструкциям. Вообще невозможно сформулировать универсальные жесткие правила, которые позволяли бы установить, какие суждения должны выдвигаться эксплицитно как посылки аргументационной конструкции, а какие входить в имплицитное дополнение. Вопрос об эксплицитности и имплицитности решается чаще всего неосознанно в зависимости от конкретной коммуникативной ситуации.

Аргументация является логически правильной, если тезис аргументационной конструкции выводим из совокупности ее посылок и имплицитных дополнений и при этом характер выводимости соответствует заявленному аргументатором.

Говоря о логической структуре аргументации, невозможно обойти вопросы о соотношении аргументации и доказательства. В работах, исследующих аргументацию, эти вопросы решаются по-разному, и мы можем нередко обнаружить здесь противоположные точки зрения: от противопоставления аргументации доказательству (X. Перельман) до понимания доказательства как разновидности аргументации (В. Греннэн). Автор, разделяя второй из упомянутых подходов, полагает, однако, что он нуждается в обосновании, и представляет такое обоснование в конце I главы. Оно становится возможным благодаря рассмотрению доказательства (доказывания) как особого рода деятельности. Цель этой деятельности состоит в том, чтобы показать, что истинность некоторого утверждения, которое может называться тезисом или теоремой, вытекает из уже установленной истинности других утверждений (посылок, оснований), гарантируется истинностью этих утверждений. В качестве цели доказательства может быть рассмотрено и принятие. Во-первых, в качестве непременного адресата доказательства выступает сам субъект доказательства, сам его автор. Доказать — значит обязательно удостовериться самому, показать себе. Во-вторых, адресатом доказательства выступает, как правило, и другой человек, члены некоторого сообщества. В свою очередь сопоставление аргументации с доказательством побуждает нас обратить внимание на семантический аспект последней, на то обстоятельство, что деятельность по построению такого рода конструкций предполагает соотнесение ее элементов с реальностью, их гносеологическую оценку самим аргументатором. При этом целью построения аргументационной конструкции может оказаться выведение истинности тезиса из истинных оснований.

Характеристике роли аргументации в познании, условий, обеспечивающих выполнение аргументацией положительных функций в развитии знания, а также выявлению факторов, ведущих к дефектности аргументации и разновидности таких дефектов, посвящена вторая глава.

Исследуя роль аргументации в познании, мы оказываемся перед необходимостью детализировать принятую в первой главе характеристику аргументации, выделяя условную аргументацию (обращенную к воображаемому реципиенту), реальную аргументацию (обращенную к реальному реципиенту) и различая такие разновидности последней, как аргументация прямая и косвенная (когда официальный адресат и слушатель — лица разные). В этой главе вы найдете также сравнение условной и реальной аргументации с точки зрения использования той и другой в точных науках, естествознании, философии, гуманитарных науках. Автор придерживается точки зрения (и стремится обосновать ее), что в конечном счете практически всякий текст, реализующий рассуждение, может быть рассмотрен как аргументационный и что всякое рассуждение, когда его рассматривают как осуществляемое некоторым лицом, должно быть признано аргументацией. Панаргументатизм такого рода выглядит совершенно оправданным, если учитывать коммуникативные функции языка.

Рефлексия над процессами аргументации гак или иначе приводит к противопоставлению аргументации, осуществляемой надлежащим образом, и порочной аргументации, к противопоставлению аргументатора, действующего как должно, и порочного аргументатора. Образ идеального аргументатора, олицетворением которого выступает Сократ, противопоставляемый софистам, был создан Платоном. Платоновские традиции во многом продолжил Аристотель, создав собственный образ идеального аргументатора, который не так далек от повседневных человеческих интересов, как идеальный аргументатор Платона. Интересны образы идеального аргументатора, созданные в XX веке, например в работе С. И. Поварнина и в работах современных исследователей аргументации (В. Брокриди).

Рассмотрение образов идеального аргументатора, создаваемых в различные эпохи, различными философами, показывает, что в образе идеального аргументатора так или иначе присутствуют в качестве основных как гносеологический, так и этический компоненты. Гносеологическая установка идеального аргументатора может быть определена как установка на поиск истины, распространение истинных мыслей и их защита. Этическая установка идеального аргументатора основывается на его представлениях о себе самом и реципиенте как людях, имеющих равное право свободного познания истины. Логикопроцедурные составляющие аргументации являются производными от этих двух.

Для многих современных западных теоретиков аргументации характерно рассмотрение в качестве сущностных характеристик аргументации ее этических и процедурных принципов, регулирующих межличностные отношения. Гносеологические и логические аспекты трактуются в этом случае как производные от коммуникации. Эта точка зрения подвергается критике в данной работе. Вообще в адрес концепций аргументации, развиваемых западными философами, и прежде всего по поводу представленных в них трактовок соотношения этико-коммуникативных и гносеологических компонентов, в отечественной литературе было высказано немало критических замечаний. С некоторыми из этих замечаний автор данных строк считает возможным согласиться. В то же время нельзя не отметить, что несомненной заслугой западноевропейских и американских теоретиков аргументации является гуманистическая направленность их концепций. Представления о человеке как высшей ценности, об автономии личности, о свободном сотрудничестве личностей в познавательном процессе возведены здесь в ранг теоретических оснований в исследовании и осуществлении аргументации.

Автор сознает, что выражения «идеальный аргументатор», «идеальная аргументация» могут показаться несовременными и нестрогими. Иногда для обозначения того типа аргументатора, что был назван здесь идеальным, употребляются такие выражения, как «умелый аргументатор», «искусный аргументатор», «честный аргументатор», «корректный аргументатор», «ра-

циональный аргументатор». Представляется, однако, что эти выражения еще менее удачны, поскольку каждое из них в состоянии охватить лишь часть характеристик идеального аргу- ментатора.

Соблюдение требований, предъявляемых к идеальному ар- гументатору, обеспечивает выполнение аргументацией положительной роли в развитии познания, нравственности и культуры. Между тем каждый из нас из собственного опыта, из собственных наблюдений знает, что аргументация далеко не всегда служит этим целям. Нередко она выступает как орудие достижения целей совершенно противоположных.

Аргументация может использоваться для преднамеренного обмана, приводить к консервации искренних заблуждений, бывают случаи, когда неумелая аргументация компрометирует истинный тезис. Дефекты аргументации рассматриваются в § 2 главы II.

Было бы неверным считать, что все пороки аргументации, ведущие к превращению ее из средства развития познания в способ укоренения заблуждений, выявлены в рамках традиционной логики и сведены в некий законченный список под общим названием «Логические ошибки в аргументации». Склонность именно таким образом толковать отступления от требований к идеальной аргументации вполне объяснима. Дело в том, что исторически учение о пороках аргументации, равно как и учение о правилах аргументирования, надлежащим образом разрабатывалось по преимуществу в рамках логики и излагалось в тех трудах, которые принято относить к логическим.

Между тем точка зрения на достоинства и недостатки аргументации как входящие полностью (или хотя бы главным образом) лишь в сферу изучения логики неверна. Выше мы сформулировали характеристики идеального аргументатора, которые не могут быть сведены к логическим характеристикам. Напротив, автор склонен думать, что логические требования к аргументации возникают на пересечении гносеологических и этических установок. Рассматривая чисто логический аспект аргументационной деятельности, исследователь отвлекается от множества условий, в которых эта деятельность происходит. Реализуя же установку на рассмотрение аргументации как деятельности человека — именно человека с его целями, эмоциями, ограниченными когнитивными способностями, находящегося под влиянием разнообразных внешних факторов, а не чисто логического субъекта, — мы неизбежно выходим в сферу общих философских, теоретико-аргументационных представлений. Порочность аргументации при таком подходе уже не сводится к нарушению одних только логических правил. Порочность аргументации есть нарушение требований, предъявляемых к идеальному аргументатору.

Нарушение этих требований может проявляться в различных формах. Это — и распространение заведомо ложных мыслей, и использование заведомо неправильных форм рассуждения, использование доводов типа ad personam. Философом, открыто провозгласившим установку на нечестную аргументацию, был А. Шопенгауэр, и его взгляды на аргументацию автор счел заслуживающими внимания.

Во второй главе рассматриваются два основных типа дефектности демонстрации. Во-первых, это преувеличение степени правдоподобности рассуждения, во-вторых, приведение ирреле- левантных доводов. Преувеличение степени правдоподобности рассуждения, преднамеренное или меумышленное, встречающееся в самых разнообразных вариантах. Это могут быть случаи, когда недемонстративная форма рассуждения выдается за демонстративную, или, скажем, низкая степень вероятности заключения при истинности посылок выдается за высокую. При этом предпринимается попытка рассмотреть с учетом реальных коммуникативных ситуаций некоторые традиционные представления о дефектности аргументации — например, представления об ошибке «учетверения терминов», об argumentum ad hominem и об иррелевантных доводах. Обращается внимание на роль ad hominem в смысле Г. Джонстона в философской аргументации. В работе предлагается известная осторожность в отношении традиционного универсального запрета на «довод к личности». Сомневаясь в логической дефектности некоторых разновидностей этого довода, автор считает необходимым подчеркнуть этическую неприемлемость многих из них. Опасности, связанные с чрезмерным увлечением доводами к личности и родственными им, а также со снисходительностью к такого рода доводам, гораздо более серьезны, чем возможные отрицательные последствия излишней академичности и непредвзятости в аргументации.

В параграфе, посвященном опасной метаморфозе, рассматриваются не только случаи дефектности аргументации, но и случаи вырождения аргументации. Дело в том, что мы нередко встречаемся с формами вербального воздействия, сходными с аргументацией по своей логической структуре, но не имеющими хотя бы одного из двух следующих признаков. Субъект таким образом организованного речевого воздействия может не иметь целью внутреннее принятие тезиса или же не рассматривать реципиента как свободного относительно принятия тезиса. Такого рода способы вербального воздействия оправданно будет называть вырожденной аргументацией, или псевдоаргументацией.

Говоря о проблемах, связанных с дефектностью и вырождением аргументации, автор счел целесообразным остановиться на роли социальных факторов в возникновении данных явлений. Для иллюстрации использованы специфические дефекты и вырождения аргументации в 30-е гг. в нашей стране, развивавшиеся под непосредственным воздействием политической обстановки. Проведенное рассмотрение подтверждает мысль о том, что важной предпосылкой идеальной аргументации и подлинной аргументации вообще является и свобода аргументатора. Несвобода аргументатора — один из факторов, способствующих вырождению или дефектности аргументации. Утверждение о том, что человек, живущий в обществе, не может быть свободным от общества, вполне адекватно действительности. Вместе с тем из невозможности абсолютной свободы не следует, что оправданы любые ограничения или «чем больше ограничений, тем лучше».

Рассматривая проблему свободы аргументатора, автор пытается найти ответы на следующие вопросы: а) какие ограничения свободы аргументатора неизбежны; б) какие ограничения допустимы; в) какие ограничения излишни; г) какие ограничения недопустимы.

Общий вывод по этим вопросам можно сформулировать следующим образом. Свобода аргументатора, являющаяся необходимым условием развития познания, — это свобода его от множества внешних ограничений политического или мировоззренческого характера, причем установленных таким образом, что нарушение их карается юридически или административно. Полностью избавиться от таких ограничений невозможно, однако необходимо свести их к минимуму. Внешние ограничения этического характера, нарушение которых чревато неприятием аргументации членами сообщества или моральным осуждением ими аргументатора, преступившего этические нормы, напротив, могут играть положительную роль в познании. Разумеется, не всякое сообщество чувствительно к нарушению этических норм — существуют даже сообщества, поощряющие такого рода нарушения. Поэтому в общем случае аргументатору не стоит «идти на поводу» у аудитории. Самый надежный способ избежать вырождения или дефектности аргументации — это приверженность аргументатора общечеловеческим ценностям, стремление следовать установкам идеального аргументатора.

Третья глава посвящена рассмотрению функций реципиента в аргументации. Это, прежде всего, функции восприятия аргументации, ее оценки и выражение отношения к ней. Очевидно, что выполнение всех этих функций осуществляется на практике в самых разнообразных формах. Реципиент может понять или не понять аргументацию, принять или не принять ее, оценить аргументацию как интересную или не заслуживающую внимания, как безупречную по своей логической структуре или содержащую логические ошибки. В одних случаях реципиент считает, что адресованная ему аргументация содержит лишь истинные утверждения, в других — что некоторые из входящих в аргументацию утверждений (или все) ложны; реципиент может сомневаться в истинности утверждений аргументатора или в правильности построения аргументационной конструкции; содержание аргументации может обидеть реципиента или вызвать его раздражение, а может, напротив, польстить ему, и, наверное, многие из нас встречали или сами оказывались в положении реципиентов, которых отрицательное эмоциональное воздействие аргументации делало более придирчивыми в отношении ее логической правильности и истинности, а благоприятное воздействие аргументации на эмоциональную сферу делало менее бдительными в отношении ее логико-гносеологических характеристик и снисходительными к огрехам аргументатора, допущенным в этом плане. Нередко реципиент воспринимает аргументацию как безличную, безотносительно к ее автору или какому-либо другому лицу, адресующему данную аргументацию данному реципиенту. В других случаях, напротив, реципиент видит за аргументационным текстом аргументатора как личность или как представителя определенной группы или сообщества (класса, пола, возраста, профессии, страны и т. п.). При этом реципиент может иметь определенное отношение к аргументатору, чувствовать к нему симпатию или антипатию, доверие или настороженность. Отношение к аргументатору нередко сказывается на восприятии аргументации и ее оценке.

Подобно тому как, рассуждая об аргументации, мы рассматривали образ идеального аргументатора, здесь мы характеризуем образ идеального реципиента. Этическая установка идеального реципиента состоит в осознании собственного права принять или не принять аргументацию. Осознание собственной свободы идеальным реципиентом — это прежде всего осознание им свободы внутренней оценки аргументации. Гносеологическая установка идеального реципиента заключается, как и гносеологическая установка идеального аргументатора, в приверженности истине. Идеальный реципиент стремится найти истину, внести свой вклад в поиск истины другими людьми, но роль его, в отличие от роли идеального аргументатора, такова, что в отношении к уже добытой истине акцент делается не на ее распространение, а на получение от другого. Идеальный реципиент — это критически мыслящий реципиент, стремящийся к адекватному пониманию и адекватной оценке аргументации, соблюдающий этические нормы во внешнем выражении оценки. В первом параграфе рассматриваются различные виды оценки: логико-гносеологическая, прагматическая, этическая, эмоциональная, а также основания оценки. Проводится также критический анализ процедуры логико-гносеологической оценки аргументации, предлагаемой В. Греннэном. Рассматриваются разновидности дефектной оценки аргументации и условия, благодаря которым они возникают.

Во втором параграфе третьей главы характеризуется дискуссия как форма организации аргументационной и аргументационно-оценочной деятельности. Рассматриваются установки участников идеальной дискуссии и правила ее ведения, попытки определить процедуру идеальной, познавательно ориентированной дискуссии, предпринимавшиеся в истории философии. Обращается внимание на то обстоятельство, что участник иде

альной дискуссии («идеальный диалектик») реализует общие этические и гносеологические установки идеального аргумента- тора и идеального реципиента. Вместе с тем специфика идеальной дискуссии накладывает на них дополнительные обязательства. Эти дополнительные обязательства связаны, прежде всего, с отношением к партнеру. Идеальный диалектик наделяет своего партнера презумпцией равенства себе, т. е. презумпцией обладания гносеологической и этической установками идеального аргументатора и реципиента. Последнее означает, что :в ходе идеальной дискуссии не может ставиться под сомнение искренность реципиента, его беспристрастность, стремление к истине, компетентность и т. п. Даже если такие сомнения возникают, идеальный диалектик не выражает их. В случае, когда выразить такого рода сомнения (или прямо уличить партнера, скажем, в нечестности или некомпетентности) диалектик считает необходимым (а такая ситуация, естественно, может возникнуть в дискуссии), дискуссия перестает быть идеальной (если не прекращается вовсе).

В заключение работы автор счел целесообразным резюмировать рекомендации по ведению аргументации и ее оцениванию под общим заголовком «Кодекс аргументатора и кодекс реципиента».

| >>
Источник: Алексеев А. П.. Аргументация. Познание. Общение. 1991

Еще по теме ВВЕДЕНИЕ:

  1. 3. Последствия введения наблюдения
  2. Введение
  3. 4. Последствия введения наблюдения.
  4. 4. Последствия введения внешнего управления
  5. ВВЕДЕНИЕ
  6. ВВЕДЕНИЕ
  7. ВВЕДЕНИЕ
  8. Введение
  9. Введение
  10. ВВЕДЕНИЕ