<<
>>

1.1. СИЛЛАБИЧЕСКАЯ СИСТЕМА —

Уже само слово «силлабический» показывает, что важную роль в этой системе играют слоги, ибо греческий корень «силлаб» и означает «слог». Как в тоническом стихосложении мерой соотносимости стихов между собою является количество ударений (тактовых, как в разбиравшихся нами случаях, или ударений на отдельных словах), так в стихосложении силлабическом мерой соотнесения являлось количество слогов в стихе.
Судя по попыткам реконструкции начального индоевропейского стихосложения (ни одного его памятника не сохранилось и все, что мы о нем знаем,— гипотетично, а не документально зафиксировано), проделанным французским филологом Антуаном Мейе в 1923 году и подтвержденным целым рядом других исследований, оно было именно силлабическим7. Также силлабическими были и ранние славянские стихи, хорошо сохранившиеся в сербских и болгарских памятниках. Однако в силу разных причин, которые мы здесь разбирать не будем, на русской (или, точнее, на восточно- славянской) почве этот принцип не смог удержаться, заменившись или тоническим стихосложением народной поэзии, или другими формами, гораздо менее распространенными. Но под сильным влиянием польского соседства во второй половине XVII века на Руси снова явилось силлабическое стихосложение, теперь уже опиравшееся не на интуитивный опыт, а на практику польской поэзии, ко второй половине XVI века создавшей строгую систему силлабики. То, что было до того расшатанным, нетвердым, выкристаллизовалось в регулируемое точными законами, которые уже было можно изучать как любую другую науку. И именно эти готовые законы принес на русскую почву Симеон Полоцкий (1629—1680), выученик Киево-Могилянской академии, перебравшийся в Москву в 1664 году. Он и его ученики (а силлабическое стихосложение господствовало в русской поэзии до второй половины 1730-х годов, да и позже не пропало совсем) писали восьми-, одиннадцати- и тринадцати сложниками с преобладанием ударений на предпоследнем слоге стиха (явно в подражание польскому, где ударение фиксировано именно на предпоследнем слоге).
Вот характерный пример стихов Симеона Полоцкого: Соль из воды родится, а егда сближится к воде, абие в воду сама растопится. Тако муж сый от жены, к жене приближенный, зело скоро бывает ею растопленный От крепости во мягкость, мужества забудет, яко едина от жен во слабости будет. Достаточно пересчитать количество слогов в каждой из приведенных строк, чтобы увидеть, что это количество неукоснительно равно тринадцати. Перед нами — классический тринадцатисложник Симеона Полоцкого. А вот одиннадцатисложник в исполнении Кариона Истомина (середина XVII в. — 1717 или 1722): Воззрю на небо — ум не постигает, како в не пойду, а Бог призывает. На землю смотрю — мысль притупляется, всяк человек в ту смертью валяется. По широте ли ум где понесется — конца и края нигде доберется. В этих стихах было уже два регулирующих фактора: неукоснительно соблюдавшаяся равносложность и рифма. Но, видимо, не случайно для нашего слуха подобные стихи звучат весьма странно, и не только потому, что они насыщены словами, ушедшими из нашего обихода, но и потому, что оставлен в небрежении чрезвычайно существенный для русского языка фактор — ударение. Ударения в силлабических стихах разбросаны как попало, и даже попытки крупнейшего поэта начала XVIII века князя Антиоха Кантемира упорядочить их расположение (предпринятые им в трактате «Письмо Харитона Макентина о правилах российского стихосложения») не могли спасти дело. С одной стороны, русский силлабический стих был слишком не- урегулирован, а с другой — слишком однообразен. Всего три основных размера, заданность внутристиховой остановки (цезуры), очень сильное тяготение к однотипной рифме делали этот стих громоздким, малоподвижным и оттого монотонным. Вряд ли случайно, что очень часто эту монотонность пытались компенсировать чем-то другим: стихи писались в виде каких-нибудь фигур, очень часто сочинялись акростихи и т.д. Характерные черты русского барокко8 могли быть выражены тем яснее, что стихотворчество само по себе было бледным и несвободным. В русской поэзии с середины XVIII века силлабика пропадает почти совсем, чтобы вернуться только уже в XX веке, да и то как очень осторожное и ограниченное подражание. В акмеистическом манифесте Н.Гумилева «Наследие символизма и акмеизм» было продекларировано: «...уже есть стихотворения, написанные по вновь продуманной силлабической системе стихосложения»9.
Не очень понятно, что имел он в виду конкретно, но само стремление вернуться к прошлому, чтобы преодолеть традицию,— очень характерно. Но даже такое желание не привело к возрождению силлабики. Время от времени она встречается в переводах, но и там скорее обозначается, чем воспроизводится буквально. Так, скажем, переводя сонеты Петрарки, О. Мандельштам решил создать впечатление силлабических стихов: Речка, распухшая от слез соленых, Лесные птахи рассказать могли бы, Чуткие звери и немые рыбы, В двух берегах зажатые зеленых... Но на самом деле впечатление неупорядоченности ударений достигается у него минимальными средствами: в немногих, буквально считанных случаях он в классическом размере сдвигает ударение на то место, где его никак не может быть по законам этого стиха,— и все. Перед нами оказывается пятистопный ямб, стилизованный единичными перебоями ударений под силлабику. В других переводах силлабика носит явно экспериментальный характер, как, например, перевод фрагментов дан- товской «Божественной комедии», выполненный в наши дни А.А. Илюшиным, или гораздо более ранняя попытка С.П. Шевырева. Даже Иосиф Бродский, подражая силлабике, лишь воспроизводит впечатление от нее, никак не пытаясь хотя бы минимально соблюсти ее законы. Так, в стихах с эпиграфом из А.Кантемира и языком, стилизованным под начало восемнадцатого века, он следует принципам не силлабики, а совсем другого стихосложения: До свидания, стихи. В час добрый. Не боюсь за вас; есть средство вам перенести путь долгий: милые стихи, в вас сердце я свое вложил. Коль в Лету канет, то скорбеть мне перву. Но из двух оправ — я эту смело предпочел сему перлу. В этих восьми строках количество слогов безо всяких закономерностей колеблется от восьми до десяти (а в остальном тексте есть несколько случаев и семисложного стиха). А в другом тексте, означенном как «Подражание сатирам, сочиненным Кантемиром», Бродский вроде бы сохраняет законы силлабики: Каяться мнишь, схиму принять, лбом да о паперть. После глядишь, спереди гладь, белая скатерть.
Бога узрел! Сзади одна мелкая сошка. В этом, пострел, благость видна. Так и спасешься,— но на самом деле тут не просто по тринадцать слогов в каждом стихе, а гораздо более строгая форма: каждая строка явно (что подчеркнуто и рифмой) делится на три части, в каждой из которых ударения падают на первый и четвертый слоги, причем в первых двух частях этим ударением и кончается дело, а в третьей — добавляется еще один безударный слог. Силлабический принцип подавлен, заглушен другим. Разные авторы по-разному пытались объяснить, почему же силлабика не привилась на русской почве. Наиболее распространенное прежде объяснение — она противоречит духу русского языка с его свободным расположением ударений10 — справедливо подвергается сомнению авторами новейших работ, указывающими, что более пристальное рассмотрение судеб силлабики в различных языках показывает отсутствие прямой связи их с фиксированнос- тью или подвижностью ударений в словах11. Если прислушаться к этим аргументам, то главнейшей причиной исчезновения русской силлабики нужно будет признать причины культурного порядка, изложенные М.Л. Гаспаровым так: «Русская силлабика была естественным порождением русской культуры XVII в., контакт которой с Западной Европой осуществлялся прежде всего через Польшу. После петровских реформ культурная ситуация изменилась. Контакт с Западом стал более прямым, ближайшим культурным партнером вместо Польши стала Германия с ее (насчиты вающей уже сто лет) силлабо-тонической поэзией. Новое время несло с собой новые темы и идеи , которые избегали ассоциаций с формами старой культуры и побуждали искать новые формы»12. Вряд ли можно говорить о какой-то единственной причине перехода от силлабики к новым формам построения стиха, но все же скорее следует прислушаться к аргументам «от культуры»: как правило, именно культурные механизмы оказываются более значимы в кризисных ситуациях, одна из которых возникла в России первой половины XVIII века.
<< | >>
Источник: Богомолов Н.А.. Стихотворная речь. М.: — Интерпракс, 1995, 264 с.. 1995

Еще по теме 1.1. СИЛЛАБИЧЕСКАЯ СИСТЕМА —:

  1. 3.3. Система безналичных платежей (национальная платежная система) Роль и участники платежной системы
  2. 5.1. Система менеджмента на предприятии как социально-управляемая система
  3. Автономные аэростатные системы - новое направление в системах связи, транспорта.
  4. Глава 17 ЭВОЛЮЦИЯ СИСТЕМ БИЗНЕСА И ЭКОНОМИЧЕСКИХ СИСТЕМ
  5. Глава 4. Система права и система законодательства
  6. 1.3. Принципы построения системы управления рисками банка. Система внутреннего контроля банка
  7. 2.18. Основные правовые системы современности: понятие и классификация правовых систем
  8. ЧАСТЬ 1. БАНКИ И БАНКОВСКИЕ СИСТЕМЫ ГЛАВА I. ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ, ВИДЫ И СОВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ БАНКОВСКИХ СИСТЕМ
  9. 3.1. ОРГАНИЗАЦИОННОЕ ПРОЕКТИРОВАНИЕ СИСТЕМЫ УПРАВЛЕНИЯ ПЕРСОНАЛОМ. СИТУАЦИЯ «ПОКАЗАТЕЛИ, ХАРАКТЕРИЗУЮЩИЕ ОТДЕЛЬНЫЕ ЭЛЕМЕНТЫ СИСТЕМЫ УПРАВЛЕНИЯ ПЕРСОНАЛОМ»
  10. 1.1. Система денежных расчетов и платежный механизм. Система межбанковских расчетов
  11. Система законодательства об интеллектуальных правах Концепция новой системы законодательства
  12. Глава 10. ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ ФОРМИРОВАНИЯ СИСТЕМ КОЛЛЕКТИВНОЙ БЕЗОПАСНО* И- ОРГАНИЗАЦИЯ ОБЪЕДИНЁННЫХ НАЦЙЙ КАК УНИВЕРСАЛЬНАЯ СИСТЕМА КОЛЛЕКТИВНОЙ БЕЗОПАСНОСТИ
  13. Понятие системы права и системы частного права
  14. 2.3. МЕТОДЫ ПОСТРОЕНИЯ СИСТЕМЫ УПРАВЛЕНИЯ ПЕРСОНАЛОМ. ДЕЛОВАЯ ИГРА «ПОСТРОЕНИЕ ФУНКЦИОНАЛЬНО-ЦЕЛЕВОЙ МОДЕЛИ СИСТЕМЫ УПРАВЛЕНИЯ ОРГАНИЗАЦИЕЙ И ЕЕ ПЕРСОНАЛОМ»