<<
>>

Улица, двор, дом

Об эволюции жилища в целом и некоторых его элементов в отдельности мы сказали; однако это еще не дает нам возможности представить, как, собственно, жили люди в этом жилище. Для этого следует подойти к вопросу с другой стороны и взглянуть не на эволюцию жилища, а на его структуру, хотя, говоря об устройстве избы, нам придется еще не раз обращаться к истории того или иного ее элемента.

Конечно, говоря о русской избе, мы будем говорить о неком идеальном типе, усредненной и обобщенной, вполне абстрактной модели - разные люди в разных местах жили в разных домах, однако различия эти не являлись столь значительными, что нам пришлось бы говорить о разных типах жилища; кроме того, прежде чем говорить о различиях, следует иметь представление о сходстве, вернее, генетическом единстве большей части всех социальноэтнографических разновидностей жилища. При этом и социально-, и этнографически обусловленные различия в конструкции, планировке, интерьере, декоре жилища подавляющего большинства населения страны были довольно незначительны (или, лучше сказать, аддитивная сумма отличий не складывалась в четкие оппозиции различий). Этнографическая специфика культуры населения разных частей Великороссии вряд ли была особенно значимой, что же касается различия между сельским и городским типом жилища, то на этом мы остановимся позднее, сейчас же просто постулируем, что к началу Нового времени подавляющее большинство горожан проживало в точно таких же избах, как и крестьяне. (Неотличимость в этом плане города от деревни является общим местом даже в позднейших литературных источниках; что касается самого начала XVIII века, можно привести свидетельство Х.В. Вебера, замечавшего, что «большая часть домов в Москве деревянные и сложены они почти так же, как деревенские избы»47). Городское жилище могло иметь большую камерность, но все дополнительные «камеры» имели ту же самую конструкцию, что и основные; изба являлась своего рода базовым модулем домостроения, исходной, обязательной и вполне стандартной ячейкой, к которой мог разными способами присоединяться тот или иной набор конструктивно или функционально отличных частей жилища (подклет, сени, клеть, крыльцо, чердак и т.д.).

Рассмотрение мы начнем издалека - точнее, снаружи: дом стоял во дворе, двор располагался на улице, потому прежде, чем говорить о внутренней структуре жилища, нам следует взглянуть на последнее снаружи. При таком взгляде первое, что обращает на себя внимание - это размер и местоположение; каковы же были размеры дома, двора и улицы и какие пространственные соотношения существовали между ними?

Прежде всего, следует сказать, что в деревне улицы могло и не быть вовсе. Уличная планировка селения предполагает наличие двух рядов примыкающих друг к другу дворов, при этом дома одного ряда должны быть обращены своими фасадами к фасадам домов другого ряда. Первым необходимым условием для образования улицы является наличие в селении некого определенного числа дворов и, соответственно, жилых построек: проход между двумя-тремя парами дворов трудно назвать улицей, если даже эти дворы стоят в два ряда вплотную друг к другу, а дома расположены так, что фасады одного ряда смотрят на фасады другого. Конечно, трудно назвать определенную минимальную цифру дворов, из которых должна состоять улица - любая цифра будет произвольной; но, как нам кажется, количество дворов в улице должно измеряться все же не единицами, а десятками. В свою очередь, для этого нужно, чтобы селение, если оно даже состоит из одной улицы, насчитывало то же самое количество дворов - по крайней мере, не менее одного-двух десятков; однако далеко не все сельские поселения в России подходили под этот критерий.

В эпоху Московского царства и в еще более ранние времена минимумом дворов, необходимым для образования уличной планировки, обладали лишь села, но не составлявшие основную массу негородских поселений деревни и починки. В домонгольский период, насколько это известно по археологическим данным, около 70% сельских поселений имели в своем составе до 6 дворов, а 30% - от 6 до 12 дворов; например, из 44 селищ Смоленской земли 6 состояли из 1 - 2 дворов (13,6%), 23 селища имели от 3 до 8 дворов (52,3%), и 8 селищ обладали еще большим количеством дворов (34,1%)48.

В XVI в. на юге Московского государства, в Орловском уезде, среднее количество дворов в починке равнялось 1,9, в деревне - 8,3, в селе - 24,1; преобладали однодворные починки, деревни в 3 - 4 двора, и только села имели по 20 - 30 дворов49. Севернее, в Тульском уезде, во второй половине XVI в. среднее количество дворов в починке равнялось 4,2, в деревне - 6,4, в селе - 15. О ситуации в центре страны дают представление данные по Благовещенскому Кир- жацкому монастырю (Переяславский уезд): в 1562 г. в его владении были 113 деревень с 594 дворами (по 5,3 двора на деревню в среднем); однодворные деревни составляли 6%, деревни с количеством дворов от 2 до 6 - 85%, деревни в 7 - 13 дворов - лишь 9%. В Белозерском уезде в 1567 г. один служилый человек продал село с 47 деревнями и починками; всего в 48 населенных пунктах оказалось 144 двора, т.е. в среднем по 3 двора на поселение. Во владениях Марфы Борецкой в новгородских пятинах в XV в. насчитывалось 1389 деревень с 2247 дворами (в ср. по 1,6 двора на деревню), а в царских владениях на той же территории в XVI в. было 1543 деревни с 3076 дворами (в ср. по 2,0 двора на деревню)50. В Заонежье в XVI в. сел вообще не было, а среднее количество дворов в деревнях по отдельным погостам колебалось от 1,14 до 4,1, в среднем 2,551. В XVII в. здесь также преобладали деревни, насчитывавшие в среднем 3,5 - 5 дворов, а в некоторых погостах - менее 2 дворов52. В Западной Сибири (Верхотурский, Тобольский, Тарский, Тюменский и Туринский уезды) по переписи 1624 - 1625 гг. насчитывалось 436 сельских поселений, 97,2% которых являлись деревнями; при этом одно- дворных деревень было более 60%, а двух-трехдворных - 27%. Во второй половине XVII в. малодворные (1 - 3 двора) деревни еще составляли более 40% от общего количества, в начале XVIII в. (1710 г.) - около 1/3: шел естественный процесс укрупнения населенных пунктов.

К началу XVIII в. преобладали деревни в 4 - 10 дворов, одно- дворных оставалось около 1/10; в то же время более крупных селений было мало и на протяжении всей первой половины века - так, в Верхотурском уезде уже на начало XVIII в.

однодворок оставалось всего 12,8%, однако и в 1767 г. число селений, имевших более 10 дворов, составляло только около 20% (в Западной Сибири в середине XVIII в., по неполным данным, насчитывалось 803 селения, из них 731 деревня; соответственно, большую часть поселений составляли деревни, имевшие до 10 дворов). В Восточной Сибири ситуация выглядела следующим образом (взяты сводные средние данные по Енисейскому, Илимскому и Красноярскому уездам за 1700 - 1723 гг.): однодворные деревни составляли 17,9% от общей численности, деревни, насчитывавшие до 5 дворов - 38,4%, насчитывавшие до 10 дворов - 14,0%, насчитывавшие до 20 дворов - 14,4%, и деревни, насчитывавшие более 20 дворов - 15,3%. Таким образом, деревни, число дворов в которых не превышало одного десятка, составляли 70,3%, а доля деревень, имевших не более пяти дворов, равнялась 56,3% .

Во всей Сибири в 1760 - 1761 гг. насчитывалось 2165 деревень, 51 село и 49 слобод (см. выше), т.е. доля деревень среди всех сельских поселений составляла 95,6%, а среди деревень, по всей видимости, и в это время продолжали преобладать поселения с количеством дворов, не превышающим одного десятка. На Европейском Севере даже в конце XVIII в. среднее число дворов в деревне не превышало 8, а на начало века равнялось 554. По центру и югу страны на первую половину XVIII в. подобных данных в литературе не имеется (автору незнакомы); поэтому мы провели небольшое исследование, проанализировав сведения о количестве дворов в сельских поселениях разных типов, содержащиеся в известном сборнике описей имений «Материалы по истории крестьянского и помещичьего хозяйства первой четверти XVIII в.». (использовались данные, относящиеся только к целым населенным пунктам - встречающиеся в документах «полудеревни» и пр. не учитывались; учитывалось количество только крестьянских дворов - без дворов холопов и церковнослужителей).

Всего нами было учтено 430 сельских населенных пунктов, принадлежавших 65 помещикам. Эти населенные пункты располагались в 64-х уездах: Новгородский уезд - 36 населенных пунктов, Вологодский - 31, Суздальский - 26, Брянский и Московский - по 18, Ростовский, Коломенский и Костромской - по 15, Кашинский -14, Рязанский и Каширский - по 13, Кромский - 12, Орловский, Ярославский и Владимирский - по 10, Вяземский и Дмитровский - по 9, Рузский, Болховской и Нижегородский - по 8, Холмский, Ямбургский, Галицкий и Касимовский - по 7, Переяславль-Рязанский, Торопецкий и Елецкий - по 6, Смоленский, Алексинский, Луцкий, Можайский и Муромский - по 5, Тульский и Епифанский - по 4, Новоторжский, Юрьево- Польский, Веневский, Козельский, Луховский и Михайловский - по 3, Пензенский, Тарусский, Тверской, Шуйский, Данковский, Дедиловский, Зарайский, Карачевский, Курмышский, Мещов- ский и Новосильский - по 2, и Одоевский, Рыльский, Саранский, Серпейский, Соловской, Тамбовский, Темниковский, Чернский, Шацкий, Арзамасский, Бельский, Ефремовский и Мценский - по 1 населенному пункту.

В этом списке представлены в основном центральные и южные уезды, однако есть и северные уезды, причем по ним учтено значительное количество поселений, так что выборка в целом получается вполне репрезентативной.

По видам поселений распределение следующее: 291 деревня, 81 село, 54 сельца и 4 слободы. Общее количество дворов во всех 430 населенных пунктах - 3750, соответственно, среднее количество дворов в одном населенном пункте - 8,7. По отдельным видам поселений картина такая: общее количество дворов в деревнях - 1739, соответственно, среднее количество дворов в деревне - 6,0; общее количество дворов в селах - 1235, среднее количество дворов в селе - 21,4; общее количество дворов в сельцах - 535, среднее количество дворов в сельце - 9,9; наконец, общее количество дворов в слободах - 241, среднее количество дворов в слободе - 60,2. Однако эти средние цифры являются, пожалуй, чересчур «средними»: например, из 4-х слобод, по которым у нас есть данные, в одной был 1 двор, в другой - 6, в третьей - 11, и в четвертой - 223 (Ломовская слобода, будущий уездный город Нижний Ломов), так что выведенная отсюда средняя цифра в 60,2 двора только искажает картину. Поэтому мы поступили иначе и вычислили долю однодворных, двухдворных и др. поселений как по отдельным видам последних, так и в целом.

Результаты выглядят следующим образом: из всего количества деревень (291) 1-дворных было 48 (16,49% от общего количества деревень), 2-дворных - 45 (15,46%), 3-дворных - 37 (12,71%), 4-дворных - 31 (10,65%), 5-дворных - 28 (9,62%), с количеством дворов от 6 до 10 - 64 (21,99%), с количеством дворов от 11 до 20 - 26 (8,93%), с количеством дворов от 20 до 30 - 8 (2,75%), с количеством дворов свыше 30 (максимальное количество - 60) - 4 (1,37%). Распределение по дворам было, естественно, прямо противоположным: на долю однодворных деревень приходилось 2,76% от общего количества дворов в деревнях (1739), на долю двухдворных - 5,17%, трехдворных - 6,38%, четырехдворных - 7,13%, пятидворных - 8,05; всего на долю деревень, количество дворов в которых не превышало 5, пришлось 29,49% от общего количества дворов, а на долю деревень, количество дворов в которых превышало 30, пришлось 10,47%.

Из общего количества сел (81) 1-дворных было 7 (8,64%), 2- дворных - 7 (8,64%), 3-дворных - 3 (3,70%), 4-дворных - 7 (8,64%), 5-дворных - 3 (3,70%), с количеством дворов от 6 до 10 - 16 (19,75%), с количеством дворов от 11 до 20 - 18 (22,2%), с количеством дворов от 21 до 30 - 7 (8,64%), с количеством дворов свыше 30 (максимальное количество - 82) - 13 (16,05%). На долю однодворных сел приходилось 0,57% от общего количества дворов в селах (1235), на долю двухдворных - 1,13%, трехдворных - 0,73%, четырехдворных - 2,37%, пятидворных - 1,21%; всего на долю сел, количество дворов в которых не превышало 5, пришлось 5,91% от общего количества дворов, а на долю сел, количество дворов в которых превышало 30, пришлось 47,04%.

Из общего количества селец (54) 1 -дворных было 5 (9,26%), 2-дворных - 6 (11,11%), 3-дворных - 5 (9,26%), 4-дворных - 3 (5,56%), 5-дворных - 2 (3,70%), с количеством дворов от 6 до 10 - 14 (25,93%), с количеством дворов от 11 до 20 - 13 (24,07%), с количеством дворов от 21 до 30 - 4 (7,40%), с количеством дворов свыше 30 (максимальное количество - 60) - 2 (3,70%). На долю однодворных селец приходилось 0,93% от общего количества дворов в сельцах (535), двухдворных - 2,24%, трехдворных - 2,80%, четырехдворных - 2,24%, пяти- дворных - 1,87%; всего на долю селец, количество дворов в которых не превышало 5, пришлось 10,08% от общего количества дворов, а на долю селец, количество дворов в которых превышало 30, пришлось 17,57%.

Наконец, слобод было всего 4; о количестве дворов в них мы уже говорили - одна однодворная, другая попадает в разряд поселений с количеством дворов от 6 до 10, третья - в разряд «от 11 до 20», четвертая - в разряд «свыше 30». Соответственно, по отношению к общему числу слобод на долю каждой приходится по 25%; по отношению к общему количеству дворов на долю однодворной Радицкой слободы (Брянский уезд, владелец Д.Ф. Панютин) приходится 0,41%, а на долю Ломов- ской слободы с ее 223 дворами (Пензенский уезд, владелец П.П. Шафиров) - 92,53%.

По сельским поселениям всех видов мы имеем следующую картину: из общего их количества (430) 1-дворных было 61 (14,9%), 2-дворных - 58 (13,49%), 3-дворных - 45 (10,46%), 4- дворных - 41 (9,53%), 5-дворных - 33 (7,67%), с количеством дворов от 6 до 10 - 95 (22,09%), с количеством дворов от 11 до 20 58 (13,49%), с количеством дворов от 21 до 30 - 19 (4,42%), с количеством дворов свыше 30 (максимальное количество - 223) - 20 (4,65%). На долю однодворных поселений приходится 1,63% от общего количества дворов (3750), на долю двухдворных - 3,09%, трехдворных - 3,60%, четырехдворных - 4,37%, пяти- дворных - 4,40%; всего на долю поселений, количество дворов в которых не превышало 5, пришлось 17,09% от общего количества дворов, а на долю поселений, количество дворов в которых было свыше 30 - 28,8%.

Впрочем, последнее не столь важно: нас интересует не то, сколько дворов приходилось на долю мало- и многодворных поселений, а то, какова была доля тех и других в общей массе. Здесь же ситуация выглядит так: поселений с количеством дворов не более 3-х было 38,14%, не более 5-ти - 55,34%, не более 10-ти 77,43%, не более 20-ти - 90,92%, не более 30-ти - 95,34%. Таким образом, в первой четверти XVIII в. более трети всех поселений имели по 1 - 3 двора, более половины - по 1 - 5 дворов, более 2/3 - по 1 - 10 дворов. Возможно, привлечение данных по другим уездам могло бы изменить эту картину, и еще более вероятно, что спустя несколько десятилетий она действительно изменилась в сторону общего увеличения количества дворов в населенных пунктах и роста доли многодворных поселений, однако вряд ли эти изменения были глобальными. Соответственно, мы можем постулировать, что даже в XVIII веке не менее половины русских сельских поселений не могли иметь улиц в силу элементарного отсутствия того количества дворов, которое необходимо для образования хотя бы одной улицы.

Однако и поселение, состоящее не только из 10 - 20, но и из 100 - 200 дворов, далеко не обязательно имело уличную планировку. Наиболее древним типом планировки сельских поселений была кучевая, при которой населенный пункт представляет собой несколько групп дворов, беспорядочно расположенных по отношению друг к другу; кучевой тип планировки отражает патронимическую организацию поселения, развивавшегося путем увеличения количества семей-дворов, восходивших к одной или нескольким семьям первопоселенцев. Следы патронимии, когда все население деревни носило одну или несколько фамилий, сохранялись на Севере и в Сибири даже в позднейшие времена. Планов деревень первой половины XVIII в. не имеется, но по графическим данным XVII в., в частности, рисункам из альбома Мейерберга, можно говорить о наличии и даже, пожалуй, преобладании такой планировки сельских поселений (вернее, ее отсутствии). Кучевые деревни существовали не только на Севере и в Сибири, но и у государственных крестьян центра страны, а также в южнорусских черноземных уездах у однодворцев (беспорядочное расположение дворов могло быть следствием не только патронимической организации, но и наличия большого количества незанятых земель, когда каждый поселенец строился там, где хотел55). Не было улиц и в селениях круговой планировки, когда дворы сосредоточивались вокруг определенного центра - выгона, церкви, базарной площади; такие деревни, восходящие к старинным погостам, имелись в XVII в. в районе Рязани, а во Владимирской, Ярославской, Костромской, Нижегородской, Тамбовской губерниях они существовали еще в начале XIX в. Правда, с увеличением количества дворов появлялась необходимость в свободном проходе к центру поселения, поэтому периметральная или кольцевая застройка превращалась в радиальную, подобную городской; но сказать, насколько этот процесс был характерен для XVIII в., мы не можем56.

В большей степени приближались к уличной планировке селения линейного или рядового плана. Рядовой план образовывали дворы, стоящие бок о бок, когда дома фасадной стороной были обращены к воде (реке, озеру), к оврагу или, реже, к дороге. По своему происхождению рядовая застройка восходит еще к домонгольскому времени: так, на Смоленщине 79% раскопанных селищ имели прибрежно-рядовой тип застройки57. При увеличении населения в деревнях и селах такого типа появлялся второй, третий ряд дворов, так что фасады домов второго ряда были обращены к задам усадеб первого ряда и т.д. Такие многорядные деревни были широко распространены и в XVIII в.; однако проходы между рядами (и между дворами) еще не являлись улицами - уличная планировка, когда фасады домов смотрели друг на друга, складывалась тогда, когда селение изначально возникало вдоль дороги (притрактовое расселение, особенно характерное для Сибири в XIX в. ), или же в торговых селах, так же, как правило, стоящих на больших дорогах. Начало такого стихийного складывания уличной планировки относится к эпохе Московского царства (в домонгольский период уличная планировка сельских поселений отсутствовала: из сотен исследованных селищ лишь одно бесспорно имело уличную планировку59).

Настоящие же уличные селения, застройка которых определялась заранее намеченным планом, появляются в России только в XVIII в., причем на первую половину века приходится лишь самое начало этого процесса. Инициатором выступало государство, в соответствии с идеей «общего блага» стремившееся уменьшить опасность возникновения пожаров. Предложения строить новые села в соответствии с принципами регулярной планировки были высказаны И.Т. Посошковым в его «Книге о скудости и богатстве» и «Завещании отеческом». Так, в последнем он писал: «Аще ти случиться поселить, где деревня внове, то ты дворы им розмеряй не по прежнему обыкновению, узки и тесны, но сделай их шириною сажен по осми, иль по десяти; да и строй их вместе толко по два двора, гнездами; да отступя от тех дворов сажен дватцать или и болши, другие два двора поставь, и паки и от тех дворов толикое же число отступя, поставь два же двора. И аще случитца тебе хотя сто дворов поставить, то ты все ставь неизменно по два двора вместе, а между ими простые бы места были, шириною по дватцати сажен или и болши. И те по- рожжие места вели разгородить надвое, чтобы тут были два огорода к обоим дворам сумежным, и на тех порожжих местах вели насадить яблоней, или и овощи вели садить тем крестьянам, коим они смежны будут... И кая деревня сидела на полуверсте, а по тому размеру аще протягнетца на версту, или и на полторы, то о том тужить не о чем. Земля та, коя меж дворов, не туне пролежит: буде кой крестьянин не похочет овощу садить, то хотя жито, или конопли сей. А строенья бы на тех порожжих местах отнюд никакова и малого не строили. А про- ежжие улицы вели делать шириною сажен тритцати, или и больши... И аще по сему розмеру кои деревни построишь, то та деревня, или село никогда все не згорит, но болши дву дворов не будет гореть»60.

Видимо, подобные соображения были в петровскую эпоху достаточно распространены и в правительственных кругах, так как 7 августа 1722 г. вышел императорский указ о перепланировке деревень, содержавший те же самые положения: устанавливались стандартные размеры крестьянских дворов, расположение дворов гнездами по два с промежутками между гнездами, ширина улиц и обязательная линейность расположения деревни. 17 декабря 1753 г. был издан еще один указ того же содержания (всего с 1722 по 1856 г. вышло 19 правительственных указов, касающихся вопросов планировки сельских поселений, однако и этого количества было недостаточно - официальные строительные правила издавались еще в 1873, 1877 и 1879 гг.)61. Реально перепланировке подвергались только владельческие, особенно помещичьи, деревни и села; однако до манифеста о вольности дворянства 1762 г. и, тем более, до манифеста 1736 г. (по этому манифесту срок обязательной службы дворян ограничивался 25 годами, при этом один из мужчин мог оставаться дома) большая часть помещиков находилась не в своих поместьях, а на службе и просто не имела возможности заниматься подобными проектами. Только после 1762 г., когда дворяне стали подолгу жить в своим поместьях и строить там усадьбы, и особенно после Г ене- рального межевания, которое началось в 1754 г. и затянулось до середины 70-х гг. XVIII в., перестройка деревень в соответствии с новыми правилами стала приобретать более или менее массовый характер. (Впрочем, уличную планировку получали не столько старые, сколько вновь основанные поселения, существовавшие же села и деревни перестраивались в основном после пожаров). Таким образом, уличная планировка сельских поселений была распространена довольно незначительно: как таковых, улиц в деревнях не было.

В городах уличная застройка была более обычна, однако сами городские улицы были далеки от линейной регулярности. Русские города эпохи Московского царства в отношении планировки мало чем отличались от деревень: прибрежно-рядовая и беспорядочно-кучевая застройка прорезалась радиальными и кольцевыми улицами, переулками, проулками и закоулками, так как сами города строились не по заранее намеченному плану, а в соответствии с теми или иными факторами естественного характера. Уличная структура города определялась в первую очередь ландшафтом: расположением водоемов, заболоченных низин, оврагов, возвышенностей и т.п. Островки жилой застройки отделялись друг от друга многочисленными пустырями, разного рода неудобными для строительства местами, так что город обычно складывался из нескольких частей неопределенной формы; понятно, что и улицы имели столь же криволинейные очертания. Собственно, для этого времени не имеет смысла говорить о планировке города - его никто не планировал; кремли и остроги обрастали слободами вполне стихийно. (При строительстве новых городов-крепостей проектные планы и чертежи применялись еще в XVI в., однако были очень обобщенными и использовались не столько самими строителями, сколько дьяками центральных приказов; но и эти планы и чертежи относились только к территории внутри крепостных стен) . При этом улицы не только имели криволинейные очертания: дело в том, что при господствовавшем усадебном типе застройки, когда между рядом расположенными огороженными дворами оставались некоторые промежутки, линии оград как соседних, так и стоящих по разные стороны улицы дворов располагались под всевозможными углами друг по отношению к другу, когда отсутствовала единая линия заборов, а главное, дома находились по большей части в глубине дворов на разном расстоянии от улицы, так что ни о какой единой линии фасадов не было и речи , - при всем этом проходы и проезды, которые существовали между расположенными друг напротив друга рядами дворов, трудно назвать улицами в том смысле этого слова, какой обычно в него вкладывается.

Как известно, начало регулярной застройке было положено петровскими указами. В Петербурге, строившемся на пустом месте, дома требовалось ставить вдоль улиц «в один горизонт», хозяйственные постройки запрещалось выводить на улицу; в Москве, пережившей в 1699 г. очередной опустошительный пожар, также было предписано возводить дома не «середь дворов», а «по линиям» (указ 1704 г. вводил новые правила строительства для Кремля и Китай-города, указ 1712 г. распространял эти требования и на Белый город)64. В остальных, не столичных городах, традиционная застройка сохранялась до последней трети XVIII в. нетронутой. (По словам А.К. Зорина, «Планировка городов XVIII в. складывалась явно стихийно. Жилые и хозяйственные строения приспосабливались к особенностям рельефа и размещению гидрографических объектов, что способствовало образованию запутанной сети извилистых улиц и переулков, ширина которых менялась от места к месту. Двусторонняя застройка переходила в одностороннюю. На отдельных участках формировавшиеся улицы вообще не имели строений. Размеры застроенных площадок колебались в больших пределах, а конфигурация их была чрезвычайно разнообразной»65).

Надо сказать, что в московскую эпоху при закладке новых городов-крепостей до некоторой степени выдерживался принцип регулярности, однако только в пределах собственно острога, слободы же разрастались сами собой без всякого порядка. Кроме того, во многих таких городках особенности рельефа были таковы, что «изначально определялась свободная живописная система плана с неправильной конфигурацией кварталов», и столь же «живописными» становились через несколько десятков лет города, имевшие регулярное ядро (из-за пожаров и пр.)66. Но и в столицах «регулярство» утверждалось весьма замедленно. В западноевропейских городах-коммунах высокого и позднего средневековья под защитой крепостных стен находились жилища всех го- рожан-бюргеров, поэтому город по необходимости становился компактным, с плотной высотной застройкой; к началу XVIII в. улица обычного среднеевропейского города представляла собой сомкнутую линию фасадов многоэтажных домов, выходивших на улицу узким торцом в 3 - 5 окон. Так было в Германии, Англии, Нидерландах, Дании, Швеции, так было и в завоеванных Петром I прибалтийских городах67; соответственно, равнявшийся на североевропейские страны Петр хотел видеть такими и улицы Петербурга. Правда, в новой столице экономить городскую территорию не приходилось, но надо было экономить дефицитный кирпич (запрет на строительство каменных домов где-либо, кроме Петербурга, официально действовал с 1714 по 1741 г.): именно в видах экономии кирпича при строительстве каменных зданий в Петербурге требовалось ставить дома не просто рядом, а так, чтобы одна стена у них была общей68. Однако таким образом в новой столице застраивались лишь набережные, а основная часть города по-прежнему имела усадебную застройку: под строительство давались дворовые участки, и возводившиеся на них дома (не только каменные, но и мазанковые и деревянные) на практике нечасто строились в линию, не говоря уже о единой сомкнутой линии фасадов.

Дело в том, что в России «город», т.е. собственно защищенная крепостными стенами зона, традиционно был в несколько раз меньше общей территории данного населенного пункта. Внутри городских стен проживали не столько горожане- посадские, сколько представители госаппарата, собственно же посадское население, горожане, жили вне «города» (кремля, детинца) - в слободах, на посаде. В этих условиях необходимость в компактной застройке отсутствовала, и русские города, в отличие от западноевропейских, росли не в высоту, а в ширину. Плотность городского населения с самого начала существования городов на Руси была в несколько раз ниже, чем в Европе: в домонгольский период, по археологическим данным, плотность населения в городах равнялась 100 - 150 чел. на 1 гектар, что было в 2 - 3 раза ниже, чем в западноевропейских и ближневосточных городах69. В более поздние времена плотность городского населения практически не изменилась - более того, в некоторых случаях она заметно снизилась. Так, территория Москвы в границах возведенного в 1591 - 1592 гг. Земляного города достигала 1878 гектаров (в литературе можно встретить и цифру 1925 га ), а все население столицы не превышало 100 тыс. чел. , т.е. плотность населения равнялась 53 чел. на 1 га. (По другим данным, площадь Земляного города равнялась 2257 га, соответственно, плотность населения была еще меньше - 44 человека на гектар). На 1701 г. в пределах Земляного города в Москве было переписано 16 357 дворов, в 1737 - 1745 гг. здесь было зафиксировано только 11 984 двора (большая часть пустых дворов не была учтена); в 1756 г. в Москве насчитывалось 13 742 двора, все население старой столицы не превышало 150 тыс. чел., а площадь Москвы в пределах Камер-коллежского вала - официальной границы города, равнялась уже 8698 га , так что плотность населения в самом большом городе империи в середине XVIII в. снизилась до 17 чел. на 1 га.

В XVIII веке в городах европейской части страны старые кремли были заброшены, и плотность застройки вовсе потеряла какую-либо связь с размерами территории, ограниченной крепостными стенами. Соответственно, городская застройка имела прежний усадебный характер, исключавший возможность возникновения улицы традиционного западноевропейского типа как узкого промежутка между двумя сплошными линиями фасадов многоэтажных домов.

Впрочем, и при российской усадебной городской застройке ширина улиц не слишком поражала воображение. В Киеве домонгольского времени большие улицы имели ширину 6 м, второстепенные - 3 м; в Новгороде ширина деревянных мостовых (т.е., улиц) колебалась от 3,5 до 5 м, в Пскове от 1,8 до 3,5 м; в Тороп- це раскопана улица шириной 2 м . В Москве еще в 1585 г. особым указом ширина главных улиц была установлена в 12 сажен (25,6 м), переулков - 6 сажен (12,8 м), однако указ этот часто нарушался . В 1626 г. (после пожара) ширина главных улиц в Кремле и Китай-городе была установлена в 6,5 саж. (13,9 м)75. (Точнее, ширина каждой улицы устанавливалась отдельно: для Варварки - 6,5 саж., Никольской - 5 - 6,5 саж., Загатской - 4 саж., Ильинки - 6 - 10 сажен ). По городу в целом ширина улиц колебалась от 2 - 3 до 8 - 9 сажен (4,3 - 19,2 м), переулков от 1 до 3 сажен (2,1 - 6,4 м) . При этом не только разные улицы имели разную ширину, но и одна и та же улица то сужалась, то расширялась: так, Никольская улица при длине в 126 сажен имела ширину, последовательно, 31/4, 51/2, 41/2, 8, 31/8 саж.78

Это столичный город, в других же улицы, как правило, были еще уже - так, в Новгороде конца XVII в. Разважа улица имела ширину 3 сажени (6,4 м), Проезжая - 2 сажени (4,3 м), а площадь у важнейшего административного центра - съезжей избы, равнялась 28x38 сажен (60x81 м)79. При таких размерах по Проезжей улице проехать могла только одна телега, двум же разъехаться было уже трудно. В первой половине XVIII в. самые широкие улицы должны были быть, конечно, в новой столице, однако и петербургские улицы в основной своей массе особой шириной не отличались. К 1722 г. на Адмиралтейском острове было проложено 16 улиц общей длиной 5797 сажен; 7 улиц имели ширину 8 - 10 саж. (т.е. от 17 до 21 м; знаменитая «перспективная дорога» от Адмиралтейства к Фонтанке имела 9 саж. ширины - 19 м), 4 улицы имели ширину 7 саж. (15 м), 5 улиц - 4 - 5 саж. (8,5 - 10,7 м). В других частях города обычная ширина улиц равнялась 4 - 5

саж., причем имелись улицы и 3-саженной ширины . В Москве в 1728 г. ширина улиц устанавливалась в 5 - 6 сажен (10,7 - 12,8 м); после пожаров 1730 г. некоторые улицы были расширены до 8 - 10 сажен (17,1 - 21,3 м); после пожара 1736 г. улицы расширялись до 8 - 9 сажен (17,1 - 19,2 м), переулки до 3 сажен (6,4 м); по указу 1742 г. улицы должны были иметь ширину 8 сажен (17,1 м), переулки - 4 сажени (8,5 м); наконец, после пожаров 1748 г. вышел указ, в котором требовалось «шириной оставлять большие улицы в 10, а переулки в 6 сажень» (21,3 и 12,8 м, соответственно)81.

Ходить и вообще жить на таких улицах было не так-то просто. Во всех городах того времени жители держали скот, в том числе крупный рогатый, который надо было утром выгонять на пастбище (свой выгон был у каждого города), в полдень гнать обратно на дойку, затем снова на выгон, и вечером - домой: «так несколько раз в день и без того тесные городские улицы заполнялись скотом, от которого не было какое-то время ни прохода, ни проезда», - пишет М.Г. Рабинович . (Не являлся исключением и Санкт-Петербург: в одном указе 1721 г., в соответствии с которым от дворовладельцев требовалось высаживать на улицах напротив своих домов клены, последние должны были снабжаться защитными решетками для предохранения деревьев от порчи скотом ). Что касается прохода и проезда, то соотношение между тем и другим бывало довольно странное: в 1714 г. вышел указ, согласно которому в Петербурге началось мощение улиц камнем, однако мостилась при этом только полоса вдоль домов шириной в два аршина (в 1715 г. было указано расширить мостовую на аршин, в 1717 г. - еще на два локтя). Мостилась, таким образом, не улица, а тротуар, однако по этому тротуару передвигались не люди, а экипажи (при этом дома сотрясались - как писал один поляк в 1720 г., «еще и теперь, хотя домы и выстроены, они трясутся, когда около них проезжает экипаж, а это вследствие непрочнаго фундамента» ), пешеходы же вместе с ломовыми телегами должны были пробираться по незамощенной и, конечно, чрезвычайно грязной центральной полосе . Фонарей на улицах, кроме как в Петербурге и, позднее, в Москве, не было, зато были решетки, которыми закрывали улицы на ночь, и караульные, стучавшие по ночам в свои колотушки. (Даже в Петербурге улицы перегораживались шлагбаумами, которые опускались в 11-м часу вечера и поднимались только после утренней побудки в гарнизоне; к этим шлагбаумам ежедневно ходили в караул жители города, по 1200 человек в день - т.е., в ночь86). К ночному стуку под окнами (надо учесть, что не только в столицах определенная часть домов выходила окнами на улицу - такие дома встречались в провинциальных городах и даже в отдаленной Сибири87) днем присоединялись звуки и запахи от проезжающего под теми же окнами транспорта и прогоняемого скота (следует еще раз напомнить, что все это происходило на улице шириной 5 - 10 м, на которой и без того валялось немало «навозу и мертвечины и всякого скаредного помету» ). Учитывая все это, можно понять тех горожан-домовладельцев, которые упорно саботировали царские указы о строительстве домов в линию.

Итак, в деревне улиц чаще всего просто не было, в городе же они были, но такие, что горожанин мог бы позавидовать селянину. Улица состояла не из домов, а из дворов; однако в деревне могло не быть ни только улиц, но и дворов. На селищах домонгольского и удельного периодов, исследованных археологами, крестьянский двор как замкнутый комплекс нигде не был обнаружен: жилые и хозяйственные постройки не обносились никакой оградой (возможно, эти ограды существовали, но представляли собой какие-то легкие и, соответственно, временные изгороди). В актовом материале сельские усадьбы также не фигурируют: земля под жилыми и хозяйственными постройками юридически не отделялась от пашни и прочих угодий89. (И в последующее время при раскладке налогов и повинностей по сохам, обжам, вытям или тяглам имелся в виду определенный размер надельной пашни, а не дворового участка). Можно предположить, что при господстве подсечного и залежно-переложного земледелия не только конфигурация, но и местоположение жилых и хозяйственных построек могли часто меняться, что не способствовало образованию двора как стабильного огороженного участка, отделенного как от окружающих поселение пашен и лугов, так и от других таких же дворов.

Ситуация меняется в московский период. По мере распространения трехполья снижается как возможность, так и необходимость в изменении местоположения жилых и хозяйственных построек. Развитие помещичьего землевладения приводит к необходимости более точного определения границ владельческих крестьянских усадеб (одним поселением могли владеть несколько помещиков, при этом следовало зафиксировать границы владений; дворы становятся объектом розничной купли-продажи, что тоже стимулирует территориальное размежевание дворов в составе одного поселения). При продвижении русского населения на юг, в приграничную и пограничную лесостепь, действует оборонительный фактор - дворы укрепляются. Наконец, на севере идет процесс складывания сомкнутого крытого двора (видимо, не без связи с развитием животноводства - недаром именно здесь формируется холмогорская порода). В письменных источниках XVI - XVII вв. есть свидетельства того, что крестьянские дворы обносились изгородью или тыном, причем как на севере, так и на юге90; в то же время в графике этого периода, например, в альбоме Мейерберга, изображения огороженных деревенских дворов не встречаются91. В порядных грамотах, разных описях ограды и изгороди как XVII в., так и более позднего времени могут упоминаться, а могут и не упоминаться, причем в последнем случае отсутствие упоминания можно трактовать и как подтверждение, и как отрицание действительного отсутствия ограды (в описях городских усадеб, да и на графических изображениях, ограды тоже нередко отсутствуют, но в городах усадьбы огораживались обязательно).

В описях помещичьих имений первой четверти XVIII в. встречаются упоминания об огороженных крестьянских дворах. В деревне Гридневой Можайского уезда (1705 г.) было 8 дворов, из них три имели по периметру сараи («кругом двора сараи»), а два были обнесены забором («кругом двора забор»). Из принадлежавших помещикам-наборщикам двух крестьянских дворов в Епифанском уезде (1715 г.) один был «огорожен плетнем», другой «огорожен тыном и плетнем». Из 31 двора в двух деревнях и одном селе Елецкого уезда (1723 г.) о 29-ти в описи было сказано: «двор огорожен плетенем», об одном - «двор огорожен 2 стены в замет, 2 плетнем», и еще об одном - «двор огорожен 3 стены тыном, 4-я в замет», при этом 15 дворов имели «ворота притворчетые». В селе и сельце Кромского уезда (1723 г.), состоявших из 19 дворов, все дворы были огорожены плетнем, либо плетнем и сараем, плетнем и забором, плетнем и скитом и т.п. В том же году в том же уезде в одном селе и трех деревнях было описано 26 дворов, причем только в 7 дворах проживало по одной семье - в 6 дворах было по две семьи и два хозяйства, в 7 дворах - по три, и в 6 дворах - по четыре. Только два двора не имели ограды, об остальных говорилось, что двор огорожен («огорожен», «огарожен», «агарожен», «агорожен», «агаро- жин», «огорожин», «огорожан») скитом (19 дворов), скитом и забором (3 двора), плетнем и забором (1 двор), и еще на одном дворе были упомянуты только «двоя ворота» (вообще все эти большие дворы имели от 1 до 4 ворот). В 1724 г. в том же Кром- ском уезде в одной деревне из 60 дворов (вернее, из 47 - в 7 дворах проживало по 2 семьи, в 2 - по 3) плетнем был огорожен 31 двор, скитом - 4, скитом и плетнем - 3, «скитом стоячим» - 2; несколько дворов имели более сложные ограды - «двор огорожен скитом, огород огорожен скитом», «двор огорожен скитом стоячим, гумно огорожено плетнем», «двор огорожен скитом стоячим, гумно огорожено кольем стоячим» и т.п., и только об одном дворе говорилось - «городьбы и хлеба никокова нет». Наконец, в том же 1724 г., но в другом - Владимирском уезде, опись деревни из 6 дворов дает следующую картину: «круг двора огорожено заборовами» - 1 дв., «кругом двора сараи» - 2 дв., остальные три двора без ограды92.

На первый взгляд, судя по материалам этих описей, подавляющее большинство крестьянских дворов в первой четверти XVIII в. уже были тем или иным способом огорожены, т.е. сформировались в качестве собственно дворов. Однако эти описи являются редким исключением в общей массе подобных документов, относятся всего к нескольким селениям 5-ти уездов, причем все эти селения частновладельческие; как обстояло дело в других уездах и у других категорий крестьян, мы не знаем. Относительно первой половины XVIII в. мы не можем с абсолютной уверенностью сказать, насколько распространены были огороженные дворы в сельских поселениях того или иного района или у хозяев с разным имущественным положением и социальным (сословноюридическим) статусом. Однако мы можем быть вполне уверены в другом - что неогороженные дворы в это время существовали: например, в 1720 г. в Тюменском уезде заплотом были обнесены 16 крестьянских усадеб из 40 описанных . Отсутствие ограды двора означало, что территория одной крестьянской усадьбы лишь минимально дифференцировалась как от другой усадьбы, так и от улицы - если последняя вообще существовала. Если поселение все же имело уличную планировку, а дворы были обнесены оградами или даже были крытыми, некоторые хозяйственные сооружения могли быть вынесены за пределы двора - на улицу или еще дальше, к полю или источнику воды (по письменным источникам XVII в. и этнографическим данным XIX - XX вв., вне дворов могли располагаться амбары, погреба, бани, гумна, овины, сенные сараи, прясла и т.п.94). В малодворных деревнях, особенно государственных или принадлежавших одному владельцу, большой нужды в огороживании, видимо, не было: хозяева трех, пяти, восьми дворов вряд ли нуждались в точном определении границ своих усадебных участков, так как могли возвести необходимые им постройки где-нибудь по соседству, на незанятой территории.

(Вспомним, как легко Посошков смотрит на увеличение размеров деревни в два-три раза при том же количестве дворов, советует делать улицы шириной по 30 сажен (т.е. по 64 м), «или и больши», указывает оптимальную, по его мнению, ширину дворов и промежутков между двухдворными гнездами, но ничего не говорит о длине дворовых участков. Надо сказать, что к указу 1722 г. о перепланировке деревень был приложен печатный «Чертеж, в каком разстоянии строение строить в погорелых и вновь строющихся селах и деревнях». На этом чертеже изображены сдвоенные дворы «гнездами», поставленные друг от друга на 30 саженей, овины даны за огородами на расстоянии не меньше 35 саженей, и при этом дополнительно указано: «На сем чертеже нарисованы дворы длиною по 15 сажен шириною по 10. А кто похочет строить длиннее и шире или короче нуже што им позволяется толькоб между дву дворов менше 30 сажен не было»95).

При разбросанной застройке, когда крайние дворы одного небольшого селения могли стоять друг от друга на расстоянии нескольких верст, особой необходимости в ограде не было; при кучевой застройке, наоборот, для этого могло не быть возможности. Только при более-менее правильной уличной и особенно квартальной застройке возникала необходимость в огораживании усадьбы, а сами дворовые участки приобретали форму, приближающуюся к прямоугольнику; но, как мы знаем, подобные развитые типы планировки для основной массы сельских поселений были нехарактерны.

Напротив, в городе, где отдельная усадьба являлась и основным видом земельной собственности, и окладной единицей, дворы огораживались с древнейших времен (в Новгороде - с начала XI в.). Видимо, еще в домонгольское время в городах дворовые участки могли отмериваться, а порой и застраиваться единовременно; интересно, что раз установленные границы усадеб оставались практически неизменными в течении нескольких веков (в Новгороде - с середины XI по середину XIV вв., или даже с середины X по первую половину XV вв.; в Смоленске - с конца XI по начало XVII в.). Несколько иная ситуация была в небольших городах, характер застройки которых мало отличался от сельской: здесь дворы огораживались, но расположение их настолько подчинялось рельефу, что усадьбы не имели определенной конфигурации. Тем не менее, огороженная усадьба оставалась базовой ячейкой, модулем города: горожанин выступал дворовладельцем, дворы при наследовании переходили к старшим сыновьям и не дробились, с двором как устойчивой единицей связывались финансовые, отработочные и военные повинности, исполнять которые приходилось лицу, которое в данный момент выступало его владельцем (так что переход двора из рук в руки не сопровождался изменением его площади и/или конфигурации)96. То же положение сохранялось (точнее, развивалось) в московскую эпоху, когда вся территория города делилась на дворовые тяглые (или, наоборот, белые) места. В «Домострое» по этому поводу даются весьма подробные указания: «А у которого человека огородец есть, и кто пашет огород сам ли государь дозирает или государыня или кому приказано, первое городба перекрепити, чтобы в огород собаки ни свиньи, ни куром ни гусем ни уткам и всякои животине взоити не имут ни с чюжево двора, ни с своего, ино яблоням и всякому плоду пакости нет, а с суседы остуды толко от тобя твердо твоеи животине к ним не уметь, а их к тебе а двор бы был потому же везде бы крепко горожен или тынен, а ворота всегды приперты, а к ночи замкнуты а собаки бы сторожливы, а слуги бы стерегли же, а сам государь или государыня послу- шивают ночи, а огород всегды бы был замкнут да кому приказано тот бы его всегды берег и день и ночь и в нем всегда дози- рал»91. Что касается первой половины XVIII в., то городской двор перестал быть в это время тяглой единицей, но на территориальной стабильности усадеб это не сказалось: распространившаяся к этому времени радиально-кольцевая, достаточно плотная застройка, и усилившийся контроль официальных властей до некоторой степени препятствовали произвольному изменению размеров и конфигурации дворов.

Вообще размеры городских дворов варьировали в весьма широких пределах. По раскопкам городов домонгольского и удельного времени известны дворы следующих размеров: в Киеве усадьбы рядовых горожан имели площадь 250 - 800 м , в Новгороде - 400 - 465 м2, в Минске - 220 - 250 м2, в Смоленске - до 700 - 800 м2, в Ладоге - более 200 м2, в Суздале - 600 - 800 м2, в

Ярополче Залесском - 700 м2. Боярские усадьбы имели размеры в Киеве до 2000 м2 (цифра расчетная), в Новгороде - 1200 м2, в

Ярополче Залесском - 1000 кв. метров . Таким образом, площадь

2

дворов ремесленников и купцов колебалась от 200 до 800 м , боярские усадьбы были несколько больше - 1000 - 1200 м ; самый большой двор превосходил самый маленький в 6 раз, однако характерно, что боярские дворы были больше дворов рядовых горожан примерно в 3 раза, причем площадь самых больших дворов была не особенно значительной.

Это очень заметно в сравнении с городскими усадьбами XVII в. Так, в Белеве в 1624 - 1625 г. у «молотчих людей» были усадьбы по 60 - 80 саж.2 (273 - 364 м2), у «середних людей» - 90 - 160 саж.2 (410 - 729 м2). В Пскове беднейшие жители имели дворы по 10 - 15 саж.2 (45,5 - 68,3 м2), люди среднего достатка - по 48 - 84 саж. (219 - 383 м). В городах центра страны средние тяглые дворы имели площадь до 200 саж. (911 м ); приборные служилые люди в Рязани, Болхове, Козлове получали дворовые наделы по 730 - 915 м . В Орлове в 1646 г. детям боярским и пушкарям нарезались «дворовые места под гумна и под огороды двор поперечина по 10-ти сажен и в длину по 30 сажен», т.е. по 1366 м . В Усерде в 1638 г. казакам давали участки под осадные дворы (т.е. в пределах острога) по 92 м2, стрельцам по 55 м2, на посаде же те и другие получали участки по 120 саж. , т.е. по 546 м . (В других новоосновываемых городах-крепостях осадные дворы тоже бывали маленькими - 5x5, 6x6, 8x8, 3x10 саж., но чаще просто небольшими - 6x12, 8x12, 10x15 сажен, в слободах же дворовые

участки имели значительно большие размеры). В Москве в сере-

2

дине XVII в. средняя площадь тяглого двора равнялась 125 саж. (569 м2), хотя бывали дворы и по 40, и по 300 саж.2 (182 м2, 1366

м ) - так, в 1620 г. двор плотника Пушечного приказа Д. Улыбина

22

имел площадь 39 саж. (178 м ), а двор суконщика И. Слизнева - 360 саж. (1639 м ). Дворы пушечного ученика И. Артемьева, пушкаря Ф. Меркулова и кузнеца Г. Мосягина, изображенные на плане Кузнецкой улицы, имели ширину от 3,5 до 6,7 саж., длину от 11,7 до 13 саж. (площадь, соответственно, от 186 м до 397 м ); двор одного просвирника на противоположной стороне квартала имел площадь 3x6 саж. (82 м ). В столице размеры дворов сильно различались в зависимости от степени приближения к центру: в окраинной Мещанской слободе средний тяглый дворовый надел равнялся 445 м2, а в центральной Кисловской слободе максимальный размер двора был всего 272,5 м2; тяглецам же Кадашевской и Хамовной слобод (казенным ткачам) нарезали дворы площадью в 240 кв. сажен (1092 м ). В Тихвине в 1678 г. посадские дворы имели ширину от 6,5 м до 21,6 м и глубину от 10,8 до 32,4 м (площадь, соответственно, от 70 м до 700 м ); средняя площадь посадского двора равнялась 96 саж. (437 м ). В Угличе усадьба одного посадского имела площадь 1500 кв. м.99

Более солидные размеры имели дворы людей состоятельных и, тем более, знати. Так, в Пскове местные гости и просто состоятельные купцы имели дворы по 500 - 1000 саж.2 (2277 - 4554 м2): двор Поганкиных был размером 50x25 саж. (5692 м ), Меншико- ва - 25x34 саж. (3871 м2), Русиновых - 21x32 саж. (3060 м2), Ямского - 20x25 саж. (2277 м2), Трубинских - 29x16 саж. (2113 м2), Постникова - 16x22 саж. (1603 м ). В Хлынове двор владыки имел площадь 44x85 саж. (17 032 м ). В Москве на Великой улице дворы имели площадь по 900 - 1000 м , на улице Кузнецкой вышеупомянутые дворы пушкарей и кузнеца находились между двором дьякона Н. Полунина размером 17x19 саж. (1471 м ) и двором стольника И. Михайлова размером 19,3x26,5 саж. (2329 м2), рядом же, на улице Рождественской, был двор окольничего

л

М. Собакина размером 65x28 саж. (8288 м ). Один боярский двор имел в длину 37 саж., в ширину на передней стороне - 9, на задней - 33 саж. (такие трапециевидные или еще менее правильной формы дворы встречались очень часто). Двор посадского И. Новгородца на углу Поварской и Мамстрюковой улиц, описанный в 1676 г., имел площадь 1360 м2; площадь двора купца гостиной сотни А. Ефтифеева на Якиманке достигала 1 га. В 1678 г. вышел царский указ «О пространстве земли, какое следует давать под строения дворов в Москве за Земляным городом»: если самый маленький дворовый надел определялся в 18 саж.2 (82 м2), то самый большой - в 5000 саж2 (22 770 м2). Бояре по этому указу получали участки 100x50 саж., окольничьи - 80x40 саж., думные дворяне - 60x30 саж., думные дьяки - 50x25 саж., московские дворяне - 30x15 саж., городовые дворяне (выбор) - 25x13,5 саж., и т.д.; минимальные участки получали подьячие - 6x3 саж. Реально размеры участков служилых людей разных чинов могли быть больше или меньше установленных, но между собой распределялись примерно так же: например, двор боярина В.И. Стрешнева имел площадь свыше 3000 саж. (свыше 13 662 м ), двор думного дьяка Г. Караулова - 490 саж.2 (2230 м2), двор

стольника М.П. Головина - 358 саж. (1630 м ), двор сокольника

22

К. Руднева - 196 саж. (893 м ), двор подьячего Поместного при-

л              л

каза А. Карачева - 64 саж. (291 м ). Наконец, царский двор в Измайлове имел площадь 4 десятины (43 680 м ), а двор патриарха в Китай-городе - 10 тыс. кв. сажен (45 539 м ). Не меньше были и огороды - на плане Москвы 1639 г. обозначены огород князя Ф.Ф. Волконского площадью более 3 га, огород боярина Н.И. Романова в 3,5 га, патриарший огород площадью свыше 6 га. Понятно, что на таких дворах жили не только сами высокопоставленные владельцы, но и их челядь, о количестве которой некоторое представление дают следующие цифры: в 1654 г. у московских бояр население двора составляло в среднем 230 чел. (от 75 чел. у И.В. Морозова до 362 чел. у Б.И. Морозова, 486 чел. у Н.И. Романова и 533 чел. у Я.К. Черкасского), у окольничих - 81 чел. (от 9 до 179), у думных дворян - 28 чел. (от 3 до 73), у думных дьяков - 14 чел.100

В первой половине XVIII в. ситуация выглядела примерно так же: в столице, в центральных районах городов дворы были меньше, на окраинах и в провинциальных городах - больше, при этом дворы бедных горожан сильно отличались от дворов зажиточных. Так, в Енисейске, по словам В.А. Александрова, «усадьба в 1000 м ... была обычным явлением» (в 1679 г. один подьячий имел усадьбу в 3625 м ). В 1704 г. здесь было описано (под постой) 33 двора: 9 дворов имели площадь от 1000 до 1500 м , 15 - от 630 до 1000 м , и 6 - до 600 м ; длина дворовых участков колебалась от 32 до 85 м, ширина -от 8,5 до 42,5 м. В Томске в 1706 г. из 20 описанных усадеб 10 имели площадь свыше 1000 м (3359, 2615, 1684, 1621, 1457, 1306, 1229, 1189, 1012 м2), 5 дворов имели площадь от 855 до 670 м , площадь остальных равнялась, соответственно, 447, 423, 259 и 132 м2. В Петербурге проектируемые Д. Трезини дома для «подлых людей» стояли на участках длиной по уличному фронту 8 саж. 1 арш. (17,8 м), дома людей зажиточных располагались на участках 25x50 саж. (5693 м ). Рабочим столичного Арсенала в 1727 г. нарезали участки под строительство домов таким образом: подмастерье получал участок в 364 кв. метров, а мастер - 910 кв. метров101. Таким образом, двор рядового горожанина в первой половине XVIII в. обычно имел примерно те же размеры, что и за несколько веков до этого, но нередко дворы посадских по площади равнялись дворам бояр домонгольского периода, зато дворы бояр XVII в., равно как и новой знати первой половины XVIII в., по своим размерам превосходили дворы древнего боярства гораздо в большей степени, чем те превосходили дворы рядовых горожан.

Однако на этих дворах, имевших, как мы видели, весьма солидные размеры, стояли довольно скромные жилища. И в больших, и в рядовых дворах большую часть территории занимал огород (реже - сад): как правило, «дворовое место» было в 2, а то и в 3 раза меньше «огородного» . Собственно дом занимал 1/3 или 1/5 «дворового места», а жилая площадь составляла лишь половину или третью часть дома, так как жилым являлось только помещение с печью. Размеры изб варьировали довольно широко. Как мы помним, в древнейшую эпоху славянского и древнерусского домостроительства бытовали не только относительно стандартные полуземлянки размером 3x3 м, т.е. жилой площадью менее 10 м , и наземные дома площадью 15 - 20 м ; в Новгороде домонгольской и раннеудельной эпох наряду со срубами 5x5 и 6x6 м (25 - 36 м ) встречались и огромные срубы со сторонами в 13 - 14 м (169 - 196 м ), и миниатюрные жилища со стороной 2,5 - 3 м (6,25 - 9 м2)103. В XIV - XVI вв., по некоторым данным, размеры основной массы изб несколько уменьшаются: так, исследование 22 жилых срубов XV - XVI вв. на Великой улице в Новгороде показало, что только 6 из них имели площадь более 28 м2 (из них 2 - более 40 м2), остальные были еще меньше; средние размеры домов в это время варьируют в диапазоне от 3,5x3,5 м до 6x6 м, т.е. их площадь равна 12,25 - 36 кв. м104. В XVI в. у лиц разного социального статуса сторона жилого сруба могла быть и 1,5, и 4 сажен, т.е. сама изба могла иметь площадь от 10,25 до 72,9 м2; правда, избы не всегда представляли собой в плане квадрат - так, в Ляпинской крепости размер исследованного археологами жилища равнялся 4,7x7 м. Интересно, что и хоромы состоятельных людей представляли собой замысловатые комбинации жилых и нежилых срубов самых разных размеров - так, двор наместника в г. Остров представлял выглядел как «изба 2 сажени на взмоете, передняя клеть 2Уг сажени, промеж них сени 2 сажени, изба 1У сажени, мшаник 1У сажени»105.

По XVII в. мы имеем довольно значительное количество цифровых данных, однако найти в них какую-то закономерность сложно: размеры крестьянской избы могли быть больше, чем у воеводской избы, сельские избы могли иметь большую площадь по сравнению с городскими, на юге избы могли быть больше, чем на севере и т.д. Единственно, что можно отметить с некоторой уверенностью, это то, что в Сибири крестьянские избы, равно как и дома посадских, по своим размерам часто превосходили жилища крестьян и горожан европейской части страны. Так, в Усть-Ницынской слободе (Тюменский уезд) крестьяне рубили себе избы 5,25x5,25 м, 8,5 х 8,5 м, в монастырских деревнях Енисейского уезда имелись избы 6,5х6,5, 8,5х8,5 м и даже 10,6x10,6 м (площадь, соответственно, равнялась 27,6, 72,3 и 112,4 м2; на одном монастырском дворе стояла скотская изба в 6 сажен: если это был квадратный сруб, то его площадь достигала 164 м ). Крестьянская изба здесь по размеру не уступала домам людей состоятельных: так, верхотурский подьячий И. Пермяков заказал срубить себе горницу 8,4 х 6,3 м (53 м2), а усть-ницынский крестьянин И. Ворона жил в 4саженной избе (73 м2). В Европейской России, особенно в центре и на юге, избы были, кажется, поменьше, а разница в размерах домов у людей разного достатка и статуса - побольше. Так, калужский воевода жил в 3-саженной горнице; у воронежского помещика А. Лосева в с. Грезном стоял дом-двойня в 6 сажен, т.е. площадью 164 м2, а его крестьяне жили в 2 - 3-саженных избах (18,2 - 41 м ). В Москве дома посадских среднего достатка имели площадь 29 - 42 м2; в Зарядье был раскопан дом такого столичного жителя, состоявший из трех срубов 4,4 х4,55 м, 3,3х3,5 м и 3х3 м (площадь 40,57 м2)106.

Жилая и общая площадь дома различались в зависимости от камерности и высотности жилища, а также от того, какое количество помещений было снабжено печами. В однокамерном поземном доме жилая площадь равнялась общей, точнее, была несколько меньше ее: при расчете жилой площади надо учитывать, что указываемая в источниках длина стены сруба обычно включала в себя и выпуск (при рубке в обло) по 20 - 30 см с каждой стороны, а внутренняя длина была меньше внешней на толщину бревна; например, внутренняя, т.е., собственно, жилая площадь трехсаженного сруба, сложенного из 6-вершковых бревен с выпуском в 25 см, будет равняться не 41 м , а 34,6 м . В двухкамерном жилище к жилой площади избы прибавлялась нежилая площадь сеней, в трехкамерном - сеней и клети, если же изба, сени и клеть стояли на холодном подклете, то жилая площадь составляла всего 1/5 - 1/6 от общей площади дома (хотя в теплое время года и сени, и клеть могли использоваться под жилье). Соответственно, если дом состоял из двух горниц или жилых избы, клети и сеней, да еще если изба и клеть стояли на теплых подклетах, то жилая площадь составляла до 4/5 от общей; если условно предположить размер избы, сеней и клети равным 3 саженям, то при общей внешней площади такого дома в 123 м2 и внутренней площади (с подклетами) в 207,6 м внутренняя жилая площадь равнялась бы 173 м2.

Правда, хозяину такого дома понадобилось бы сжигать в 5 печах ежегодно примерно по 150 кубометров дров, а это 1,5 тыс. деревьев (а то и больше, смотря по величине), которые нужно срубить, очистить, вывезти, распилить и наколоть поленьев - задача для одной семьи практически непосильная. Соответственно, оборудовать каждое или хотя бы несколько помещений дома печью мог только человек, достаточно состоятельный для того, чтобы приобретать дрова на рынке (к середине XVIII века в обеих столицах цена сажени дров уже доходила до 1 руб., 150 кубометров равны 46 саженям, соответственно, за отопление в течение года пришлось бы отдать сумму, немногим меньшую стоимости всего двора). Поэтому увеличивать жилую площадь путем установки печей можно было там, где леса имелось достаточно и дрова были дешевы, и/или тому, кто эти дрова мог купить, а всем остальным приходилось ограничиваться одним-единственным жилым помещением. В этом плане столичный житель сильно проигрывал по сравнению с жителем какого-нибудь сибирского захолустья. Так, по проекту архитектора Фоншвизена в Петербурге мастеровые-переведенцы должны были поселяться в возводимых для них домах весьма скромных размеров - изба 10x8 аршин, сени и два чулана (около 40 м2 жилой площади), - да еще по две семьи в одном доме , так что на семью приходилось по 20 м2. В то же время (точнее, в 1704 г.) в отдаленном Енисейске среднего достатка посадские жили в домах жилой площадью до 100 м2: из 33 описанных дворов только в 3-х теплое жилье имело площадь менее 30 м . Из 44-х теплых жилых помещений половина были размером 6,2x6,2 или 6,4x6,4 м (38,4 - 41 м ); печами снабжались не только избы и горницы, но и клети, сени, подкле- ты (жилые клети бывали по 18,5, 28,1, 41 м , сени - 4,4, 12,3, 18,5, 41, 72,3 м2)108.

Общие внешние размеры жилища определялись его камерностью: двухкамерные дома типа «изба - сени» имели обычно ширину 2 - 3 сажени, длину 4 - 6 сажен, трехкамерные связи «изба - сени - клеть» достигали 6 - 10 сажен в длину при той же ширине. Высота дома зависела от наличия или отсутствия подклета и высоты последнего, а высота жилого помещения - от наличия или отсутствия потолка. Дом на жилом подклете имел высоту 6 - 7 м (до крыши; высота фронтона примерно равнялась высоте избы, или одного этажа, так что общая высота такого дома была около 10 м), поземная изба - 2,5 - 3 м. Высота жилых помещений в том случае, если имелся потолок, колебалась от сажени до полутора саженей (обычно 2,2 - 2,6 м), изредка могла быть и больше (до 3,6 - 3,8 м), если же потолка не было, то общая высота достигала 5 - 6 м (правда, реально жилым все же оставалось нижнее пространство высотой около 2 м).

Таким образом, взаимные соотношения улицы, двора, дома и его «жилплощади» были довольно своеобразными: узкие улицы разделяли просторные дворы, на которых стояли небольшие дома, жилая площадь которых была еще в два-три раза меньше их внешних размеров. Человек жил в помещении в 20 - 40 м , из которого выходил в свой двор площадью 500 - 1000 м , а из него - на улицу шириной 6 - 10 м; впрочем, как улицы, так и двора могло и не быть вовсе. Зато дом был обязательно; рассмотрим же его поближе, обратив внимание на строительный материал и конструкцию. 

<< | >>
Источник: Шипилов А.В.. Русская бытовая культура: пища, одежда, жилище (с древнейших времен до XVIII века) : монография. 2007

Еще по теме Улица, двор, дом:

  1. ЮСТИНИАН «ЦАРСКИЙ СВИТОК» АГАПИТА. ИМПЕРАТРИЦА ФЕОДОРА. ДВОР И ЭТИКЕТ. ЦЕРКОВНОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО. СОБЫТИЯ ПЕРВЫХ ЛЕТ ПРАВЛЕНИЯ В СИРИИ И В ПРИДУНАЙСКИХ ОБЛАСТЯХ
  2. Дом
  3. Дом
  4. Проходной дом и Золотой дворец
  5. С Tesco.com - прямо в дом
  6. С. П. Баньковская. Теоретическая социология: Антология: В 2 ч. — М.: Книжный дом «Университет». — Ч. 2. — 424 с., 2002
  7. С. П. Баньковская. Теоретическая социология: Антология: В 2 ч. — М.: Книжный дом «Университет». — Ч. 1. — 424 с., 2003
  8. 21. КАК НАРОД ФЛОРЕНЦИИ НАПАЛ НА ГРАНДОВ И СОКРУШИЛ ИХ, ОГРАБИВ БАРДИ И СПАЛИВ ИХ ДОМ
  9. Треушников М.К.. Гражданский процесс: Учебник. 2-е изд., перераб. и доп. М.: ОАО «Издательский Дом “Городец”». — 784 с, 2007
  10. Панарин А.С.. ПОЛИТОЛОГИЯ. Западная и Восточная традиции: Учебник для вузов. - М.: Книжный дом «Университет». - 320 с., 2000
  11. А.А. Шулус, Ю.Н. Полов. Социальный аудит : учебное пособие. - М.: Издательский дом "АТИСО". - 620 с. - (Серия "Высшее профессиональное образование")., 2008