<<
>>

Режим военной администрации

Несмотря на обязательства, взятые на себя венгерским правительством перед Германией, о чем шла речь в предыдущей главе, начальник Генерального штаба венгерской армии Хенрик Верт в своем приказе от 15 марта по войскам 8-го корпуса, осуществлявшим захват Карпатской Украины, дал указание разоружить все нерегулярные вражеские отряды, а также арестовать антивенгерски проявившихся политических и административных руководителей Подкарпатья.
Прочих арестованных направлять в концентрационный лагерь, создающийся в Ниредьхазе. Об установлении военной администрации Верт издал особое распоряжение1, и она была введена с 12 часов 18 марта. Чешские войска через Словакию и Румынию покинули Закарпатье, не оказав помощи местным отрядам, поднявшимся на защиту края против наступавших превосходящими силами войск регулярной венгерской армии. В ходе оккупации и затем так называемой зачистки венгерские войска не церемонились, расстреливая без суда и следствия сдававшихся в плен или арестованных по доносам. Назначенный премьер-министром Юлий Ревай после избрания Августина Волошина президентом Карпатской Украины, уже находясь в эмиграции, направил телеграмму министру иностранных дел Иштвану Чаки с перечислением фамилий схваченных венгерскими войсками и убитых или арестованных известных политических и общественных деятелей Карпатской Украины2. Правительство новой самостоятельной республики вынуждено было спасаться бегством за рубеж. Президент Волошин с небольшим окружением избрал путь через Румынию. Там его приняли как частное лицо и позаботились о том, чтобы он поскорее покинул эту страну. В период его двухдневного пребывания в румынской печати была опубликована «утка», будто бы он предложил оккупировать край или часть его Румынией. Она была подхвачена Венгерским телеграфным агентством, широко пропагандировалась в дипломатических кругах Венгрии и позже перекочевала в некоторые научные труды, авторы которых вос приняли ее как достоверный факт.
Волошин решительно опроверг это сообщение. Однако оно возымело результат, тем более что оно устраивало и Румынию, и Венгрию. Вслед за Волошиным румынскую границу перешло около 400 женщин, детей и стариков, которым власти разрешили спасаться «по гуманитарным соображениям». Окольным путем через Румынию эвакуировалось около 5 тыс. чешских солдат и жандармов. По свидетельству архивных документов, чехословацкие армейские и жандармские офицеры, оказавшиеся в числе беженцев из Карпатской Украины в районе Клужа, явились к немецкому консулу, поздоровались: «Хайль Гитлер», — попросили немецкие паспорта и материальную помощь. Консул выдал им паспорта, по 10 тыс. лей на каждого офицера и по 2—4 тысячи унтерам. Как только румынские власти узнали об этом, мобилизовали все имевшиеся в их распоряжении транспортные средства и ночью с 19 на 20 марта выслали в Югославию 5 тыс. чехословацких беженцев — военных и жандармов3. Польский посланник в Будапеште Леон Орловский прислал в Варшаву радиотелеграмму, сообщив, что консул Кур- ницкий информировал его из Севлюша: венгерские военные власти в Карпатской Украине задержали более 200 сечевиков польского происхождения и спрашивают, что с ними делать. И МИД ответил на следующий день (25 марта), предложив их сфотографировать и вместе с их документами представить для выяснения личностей4. Дальнейшие события развивались следующим образом: 3 апреля консул из Ужгорода сообщил в МИД Варшавы, что решить этот вопрос, то есть выдать Польше схваченных в Карпатской Украине сечевиков, бежавших туда из Польши, путем переговоров с местными властями невозможно без разрешения высшего начальства. Нужно обратиться дипломатическим путем. Тогда зам. министра Ян Шембек на следующий день направил в дипломатическую миссию в Будапеште и консульство в Ужгороде депеши с указанием ставить вопрос о выдаче польским пограничным войскам украинцев, находящихся транспортом в пути в лагерь Ва- рюлапош. В ответ он получил сообщение, что документ от 16 апреля о выдаче украинцев уже оформлен как совершенно секретный с пометкой, что согласован с министерством внутренних дел.
Тогда же МИД Варшавы просил посольство в Будапеште узнать, в какой стадии подготовки находится следующая партия передачи Польше украинцев, бежавших в Карпатскую Украину. Шембека интересовало и то, не связана ли затяжка их выдачи Польше «с посторонним фактором». 23 апреля польский консул из Ужгорода шифрограммой сообщал в свой МИД, что немцы заботятся, чтобы «Венгрия не выдала нам украинцев из Варюлапоша», утверждая: они будут расстреляны без суда. Далее он писал: «От здешней жандармерии я доверительно узнал, что центральная власть согласна выдать этих украинцев немцам из гуманных соображений». В тот же день Шембек в телеграмме в посольство Польши в Будапеште сообщал: желательно, чтобы нам быстрее выдали две следующие партии украинцев. Он также просил посланника Леона Орловского в доверительных беседах уз нать о сведениях, содержащихся в рапортах консула Штьеньовского о диверсионной немецкой акции в Подкарпатской Руси не только среди украинцев, но и местных русинов5. Польское правительство интересовала и судьба тех украинцев, которые спасались от венгерских войск в Румынии. 12 мая 1939 года польский посол в Бухаресте Рогер Рачинский (в связи с запросом от 14 апреля) сообщал, что материалы об украинцах из Карпатской Украины находятся в руках военных. Вопрос будет решен положительно двумя (польским и румынским) вторыми отделами Генеральных штабов. О согласии румынской стороны польский второй отдел информацию уже получил6. Между прочим, как свидетельствует в своем дневнике начальник разведки и контрразведки венгерского Генштаба Рудольф Андорка, самую непримиримую позицию в отношении схваченных и арестованных в Карпатской Украине сечевиков занимал начальник Генштаба Хенрик Верт. Он даже не принимал во внимание просьбу своих германских покровителей. 22 марта премьер Пал Телеки в присутствии Андрея Бродия и Хенрика Верта призвал мягче обращаться с сечевиками. Но Верт, как пишет Андорка, уперто отстаивал твердое отношение к ним. Во второй половине этого дня прибыло письмо от Вильгельма Канариса, полное огорчения из-за казни сечевиков.
Андорка прочитал его Верту, но тот не хотел изменить свою позицию, которую автор дневника оценил как «глупую и бесчеловечную»7. Уже позднее, когда Андорка был посланником Венгрии в Мадриде, Канарис встретился с ним за ужином и проинформировал о положении в мире, в том числе и о делах в Германии. Андорка нашел «Канариса прежним», поскольку тот сказал ему: немецкие военные предвидят катастрофу, и «все решает гениальность фюрера». (А хотел сказать Канарис — сумасшествие.) «Жаловался, — продолжал Андорка, — что мы обманули его в рутен- ском вопросе. Отстоял нам Рутенскую землю, а в ответ мы казнили и выдали полякам его людей»8. В эти дни и месяцы происходила масса событий, относившихся к Карпатской Украине. 17 марта прибыла в Будапешт делегация правительства Карпатской Украины во главе с Юлием Бращайко с полномочиями вести переговоры о государственной принадлежности края. Министр иностранных дел Калман Каня обещал принять делегацию с венгерским гостеприимством. Но ситуация менялась быстро, и делегацию в МИДе встретил самый низший по должности чиновник в этом учреждении — помощник секретаря министра Элемер Уйпетери, и то только как частное лицо. По вопросам, которые он задавал Бращайко, видно, что он не был в курсе дела, и в конце беседы, как он записал, согласно полученной инструкции он посоветовал делегации обратиться к госсекретарю Тибору Патаки и высказать свои пожелания9. Бежавший в Румынию Августин Волошин переехал в Югославию и 22 марта в Белграде посетил венгерского посланника барона Дьёрдя Бакач-Бешшеньеи и просил помочь вернуться на родину примерно 200 беженцам из Карпатской Украины, находившимся в то время в Зам- бое с женами и детьми, если венгерские власти готовы их принять. Если против кого-либо из них выдвинуты обвинения, он просил дать им амнистию, что, по его мнению, имело бы большое влияние для успокоения и примирения всего Подкар- патья. Посланник пообещал его просьбы передать правительству и о результатах его известить. Уже уходя, Волошин вернулся и сообщил следующее: поскольку Карпатская Украина в ее границах не могла существовать как независимое государство, то еще осенью он пришел к решению, что попытается присоединить ее к Венгрии.
Однако те эмиссары, которые по его поручению посетили в Праге венгерского посланника Яноша Ветт- штейна, получили разъяснение, что «у нас нет перспектив на получение автономии», поэтому они вынуждены были оставаться у чехов. Волошин поведал собеседнику и о своих личных планах. Прежде всего он намеревался поехать в Загреб, навестить епископа Няради. После чего отправился бы на берег моря отдохнуть и, наконец, он сам хотел бы вернуться домой. В связи с этим заявил, что он признает новую ситуацию, созданную там венгерским правительством, и подчинится ей. Посланник высказал и свое мнение о собеседнике. Он отметил, что тот в совершенстве говорит по-венгерски, однако Волошин произвел на него очень плохое впечатление как человек, не заслуживающий доверия10. Августин Волошин прибыл в Загреб 23 марта 1939 года. Архиепископ Степи- няц предоставил ему жилые помещения в греко-католической семинарии. Венгерский консул Ласло Барток в донесении своему начальству указывал на причины хорошего приема в Загребе беженцев из Карпатской Украины. Прежде всего он называл общественное мнение населения, направленное против претензий Венгрии на Карпатскую Украину, где проживал небольшой славянский народ, к тому же правил им греко-католический священник. Поэтому украинцев оно ассоциировало с греко-католиками, а их внутренних противников (под которыми понимало русских и русинов) считало православными, находившимися под сербской церковной юрисдикцией, против которой хорваты вели освободительную борьбу. И это ложное общественное представление, по мнению Бартока, могло также способствовать хорошему приему Волошина и сопровождавших его лиц (с ним прибыл Августин Штефан, два секретаря и охранник). Один из секретарей немедленно дал загребским корреспондентам интервью, в котором обратил внимание на то, что венгерские войска без всякого предварительного заявления напали на защищавших свободу украинцев. 24 марта туда прибыл из Вены и премьер Юлий Ревай. Сам Волошин, хотя и подчеркивал, что политические заявления делать не хочет, на деле только этим занимался.
Он принимал журналистов одного за другим, рассказывал им о трагедии Карпатской Украины, о бегстве за рубеж. Подробнее всего это описывала близкая к архиепископу Hrvatska Strarza, 25 марта в газете была опубликована история его письма к профессору Иллешу. Волошин принимал представителей украинских студенческих организаций Загреба. 27 марта Волошин нанес визит Маче- ку, а на следующий день был совершен ответный. По-видимому, Волошин действительно не понимал, что происходило в те дни вокруг него, ибо он рассказывал Мачеку, что не понимает случившегося, поскольку за несколько часов до прихода венгерских войск он получил от немецкого консула в Хусте сообщение: Берлин и далее в Карпатской Украине поддерживает украинскую политику, и прямо дал ему указание оставаться на месте11. Зная о сговоре Адольфа Гитлера с Иш- тваном Чаки 16 января, становится ясно, как германские правители ловко обманули наивно верившего им Волошина. 29 марта Волошин посетил Белу Бартока по поводу просьбы, которую он передал в Белграде посланнику Дьердю Беш- шеньеи, о предоставлении возможности вернуться на родину примерно 360 беженцам из Карпатской Украины, оказавшимся в Югославии. По его мнению, все они не вернутся. В Югославии живет около 40 тыс. украинцев, и многие получили приглашение поселиться в Югославии, где им будет обеспечено существование. Аналогичные приглашения есть и из Германии. Волошин полагал, что вернуться на родину захотят примерно 200 человек. Он считал нужным подчеркнуть, что среди них нет ни чехов, ни евреев, ни коммунистов. Сам он высказал пожелание поселиться в Венгрии в Бодрогкёзе в своем имении, если венгры «не будут его трогать». По поводу просьбы Волошина о его возвращения домой Барток сказал, что в таком случае ему здесь не стоит заниматься политикой и делать перед журналистами антивенгерские заявления. Волошин просил также передать через Венгерское телеграфное агентство написанное от руки заявление, подписанное «президент Карпатской Украины». Это было опровержение появившегося в румынской печати сообщения о том, что он предлагал Румынии занять Карпатскую Украину12. Волошин хотел также поскорее узнать, каким будет государственноправовое положение его края в составе Венгрии. Уходя, Августин Волошин сказал, что вчера Юлий Ревай выехал в Вену, а он завтра поедет в Цирквеницу отдыхать13. Этот же консул в Загребе позднее доносил министру иностранных дел Венгрии Иштвану Чаки о том, почему Августин Волошин в эмиграции первой остановкой избрал Загреб. По его мнению, потому, что там есть около 3 тыс. украинцев, которые ведут националистическую пропаганду, связаны с Германией, с движением бывшего полковника Евгения Коновальца и поддерживают связь с Альфредом Розенбергом. В Югославии проживает несколько украинских групп. Одна из них — около 15 тыс. человек — в Бачке (Воеводине). Это переселенцы из Закарпатья периода правления императрицы Марии Терезии. Центром их языкового острова является Бачкерестур (Ruski Kerestur) — 6 тыс. жителей, и следующее большое село Коцура, где проживает 3 тыс. украинцев. Остальные 6 тысяч человек из этого региона живут в Георгйеваце, Петрове, Раевом Селе, Митровице и Нови-Саде. Венгерский консул писал, что там они живут хорошо, объединены в культурном обществе «Освгта» и издают газету «Русьы Новини». Вторая группа, 15 тыс. украинцев, — это переселенцы из Галиции (1897—1905 годов). Центр их в Боснии — Приедор, они также выпускают свою газету. Третья группа украинцев, около 15 тыс. человек, — по селилась в Словении. Центр их — Славон Брод, их газета «Рщне Слово» издается в Бачкерестуре. В Загребском университете обучаются 40 украинских студентов, значительная часть из них из Восточной Галиции. Они получают украинские газеты со всего мира, писал венгерский консул14. Если венгерские дипломаты в Югославии высказывались о Волошине нелестно, то в канцелярии премьер-министра было на первых порах другое отношение к его особе. Государственным секретарем премьер министра Пала Телеки был Ти- бор Патаки. В его круг обязанностей входили проблемы национальных меньшинств Венгрии. Он сразу после завершения оккупации Карпатской Украины (родился он в Нижних Воротах) совершил ознакомительную поездку по этому краю. Оттуда он ночью 23 марта 1939 года позвонил по телефону в канцелярию премьер-министра и просил передать Телеки, чтобы тот обратил внимание начальника Генерального штаба венгерской армии (то есть Хенрика Верта) «на поставленные в повестку дня жестокость и живодерство». Он рекомендовал срочно и решительно положить им конец, «ибо ру- тенское население можно завоевать» на свою сторону только «взаимопониманием и европейскими средствами»15. Этим целям должны были служить и замечания, которые он дал 29 марта на подготовленную Орестом Сабо статью о намерениях предоставить Подкарпатью автономию, о чем заявил Телеки в парламенте и обещал в манифесте регент Хорти. В тот же день Тибор Патаки принял Юлия Бращайко и двух сопровождающих, в том числе Николая Долиная, то есть членов правительственной делегации Августина Волошина, присланной в Будапешт для ведения переговоров о «государственной принадлежности Карпатской Украины». Патаки информировал собеседников «о своих впечатлениях от прогулки» в Подкарпатье. Он сказал: в Хусте еще хаос, чехи пока не выехали. В Ужгород те, у кого там дом, уже могут возвращаться. Бращайко уточнил: в Хусте было всего 20 тыс. жителей. В связи с перенесением туда столицы Карпатской Украины прибыло 17 тыс. служащих. Еще не выехали 3 тыс. служащих. После этого Патаки ознакомил собеседников с решением правительства дать канонику Августину Волошину salvus con- ductus, то есть открытое письмо, обеспечивающее свободное передвижение, о чем ему сообщат дипломатическим путем. Бращайко сообщил его адрес: Загреб, малая греко-католическая семинария. Патаки добавил, пока не улягутся страсти, нужно, чтобы Волошин пожил в окрестностях Будапешта, а потом на время перебрался в свое имение Szolloskei. Бращай- ко пообещал написать ему об этом, тем более что у Волошина в Будапеште есть близкие родственники. Как показали последующие события, Волошин не воспользовался этим предложением. Затем Юлий Бращайко просил восстановить в должности главного врача Ужгородской больницы сопровождавшего его Николая Долиная. Тот добавил, что он только по просьбе Волошина переехал из Ужгорода в Хуст, для того чтобы построить там больницу16. Эта просьба не была удовлетворена, и Долинай, проживший безработным более полугода, эмигрировал в Словакию. Тибор Патаки принимал и вел беседы и с другими бывшими представителями кар- пато-русского правительства. Так, 2 мая его посетил бывший министр Подкарпат- ской Руси в правительстве Андрея Бродия Эдмунд Бачинский, бывший сенатор от аграрной партии Чехословакии, возглавлявший в Подкарпатье «русское» крыло этой партии. Он рассказал госсекретарю, как сначала комиссия по проверке благонадежности его оправдала, затем его арестовали, а потом его допрашивали двое из отдела уточнения карт (terkepszet). Под прикрытием этого отдела в Подкарпатье в то время действовала военная контрразведка. После Патаки он нанес визит генералу Сомбатхеи (в то время командовавшему 8-м корпусом), которому сказал, что он всегда был сторонником «венгерорусского» сотрудничества и высказал пожелание продолжить трудиться в этом направлении, предложив свои услуги. Тогда он получил от генерала разрешение посетить в Будапеште тестя, отца жены, архидиакона Дюлу Губаи17. Тибор Патаки вместе с референтом Ласло Оттликом вел 8 мая 1939 года длительную беседу с бывшим премьер-министром Подкарпатской Руси Андреем Бро- дием. Они интересовались мнением собеседника по целому ряду вопросов, в том числе кто должен представлять Ру- тенскую землю в государственном собрании (Венгрии. — А. П.). По мнению Бро- дия, в будущем нужно будет созвать национальный конгресс (палату представителей Подкарпатья), который выслал бы туда своих представителей. Собеседники обсудили также проблему кадров. По вопросу служащих Патаки предложил следующее решение: венгерских граждан украинских убеждений, настроения переселить вглубь страны, и потом там перевести их на пенсию. Этот его замысел широко применялся на практике, как свидетельствует эта беседа, с согласия Бродия. На вопрос Патаки, каким он представляет себе состав возможного будущего правительственного совета, Бродий ответил: призвать в него по два человека из каждого комитата. Юлий Марина (главный советник при военной администрации венгерских оккупационных войск) может остаться членом правительственного совета. Обсуждая вопрос нотаря (фактического руководителя администрации), собеседники пришли к согласию, что им должен быть кто-то, но только не юрист Чо- пей (фенциковец)18. В записи этой беседы сказано, что Ласло Будаи, бывший в партии Фенцика, может быть назначен нотариусом (kozjegyzci). На вопрос Патаки, согласился бы Бро- дий быть заместителем главного правительственного комиссара (fcikormanybiz- tos), он ответил: и собака не смыла бы с него, что он причинил беды, связанные с переходом края к Венгрии. В ошибках военной администрации теперь обвиняют Марину. Он готов предложить в распоряжение людей, но лично не хочет играть роль второго в администрации, полагая что ему, как бывшему премьеру, положена первая скрипка19. Андрей Бродий, так же как и его собеседники, считал нужным избрать Йожефа Иллеша депутатом парламента. В ходе этой беседы Андей Бродий поднял вопрос о восстановлении на работе уволенных венграми руських жандармов, полицейских и служащих финансовых служб. Он считал и заявил об этом собе седникам, что без него навести порядок в Подкарпатье нельзя. Если венгры хотят порядка, то для этого нужна сильная печать. В сложившейся ситуации Бродий хотел использовать именно этот инструмент — пока посвятить себя журналистике и предложил венгерскому правительству список необходимых для этого расходов20. Между тем продолжалась зачистка оккупированной территории, одновременно создавались органы военной администрации. Возникали новые организации, такие как «Венгр за венгра», которым на территории Венгрии руководила жена бывшего премьера Белы Имреди. Она 14 марта 1939 года позвонила в канцелярию премьер-министра и просила подсказать, на кого именно можно опереться для распространения этой организации в Карпатской Украине. Ей пообещали дать список вызывающих доверие власти людей, особенно попов, которые помогут ей в этом в подкарпатских селах. Список поручили составить Юлию Марине, но в тот же день он, преподаватель теологии Ужгородской духовной семинарии, получил от правительства задание: быть его уполномоченным при оперативной армии, которая должна захватить «всю рутенскую территорию». 23 марта он был официально назначен советником при оккупировавшей Подкарпатье венгерской армии21. Информацию о том, кто в селах комитата Берег поддержит движение «Венгр за венгра», должны были дать в Мукачево Аладар Возари, Михаил Демко и Евмен Дулишкович. Обращалось внимание на то, что в этом деле хорошую службу может сослужить главный директор акционерного общества «Латорица», швейцарский гражданин Штефен и его люди. Наши доверенные, отмечали в канцелярии венгерского премьер-министра: в Севлю- ше — Арпад Шименфалви, его жена и бывший сенатор Карой Хокки; в Хусте — греко-католический поп Иван Бокшай и адвокат Иштван Будаи; в Тячеве — реформатский поп Имре Исак, бывший начальник округа Бела Ришко и адвокат Петер Гапка22. К 21 марта были подобраны и назначены уполномоченные советники по округам при военном командовании на территории Подкарпатья, а также административные руководители при окружных военных комендатурах на рутенской земле (см. приложения 2, 3). 29 марта были назначены в гражданские отделы, подчиненные начальнику Генерального штаба на период введенной военной администрации в Рутенфёлде, следующие лица (исключительно венгры): начальником гражданского отдела стал государственный секретарь Бела Чатари, его секретарем — Дьёрдь Даноци. Референтами стали два полицейских советника — Иштван Чех и Йожеф Холлошши. В 8-м гонвед- ском корпусе начальником гражданского отдела был назначен министерский советник Габор Шульц, а советниками отдела — секретарь министра Йожеф Антал, инспектор здравоохранения, и Янош Ба- ктаи, советник полиции23. Военная администрация в Подкарпатье свирепствовала три месяца. Возглавлял ее генерал В. Новакович. Особенно отличился жандармский отряд капитана Мартона Зёлди. Он еще в ходе оккупации края в Тячеве в течение трех дней уничтожил 200 человек. По официальным данным МВД Венгрии, с марта по декабрь 1939 года от рук карателей погибли 4,5 тыс. человек24. Уже 23 марта жандармский отряд Зёл- ди появился в Мукачевском монастыре Василиян на Чернечей горе и до 25-го проводил там обыск. Игумен монастыря Антоний Станканинец написал жалобу примасу католической церкви Венгрии Шереди, который получил подобную и от галицкого — Андрея Шептицкого. Стан- канинец обвинял проводивших обыск в грабежах со взломом, а Шептицкий — в терроре и убийствах в Закарпатье. В переписку были втянуты регентский комиссар края барон Жигмонд Перени, начальник Генерального штаба Хенрик Верт, командующий 9-м кошицким военным округом Сомбатхеи и другие. Ответ Верта был осторожным и направленным на оправдание военных, но содержалось в нем и завуалированное признание, что всех, у кого не было оружия, отдавали военному трибуналу для выяснения25. Станканинец продолжал спор с властями. Так, он написал премьер-министру о том, что заявление мэра Мукаче- ва Аладара Возари о том что для него (премьера) посещение монастыря было опасным для жизни, является оскорби- тельным26. Греко-католический епископ Александр Стойка пытался защищать монахов, но и им самим венгерские власти за прочешские выступления до оккупации края были недовольны, хотя он уже после Венского арбитража остался в Ужгороде и проводил там провенгерскую политику. А после захвата Карпатской Украины он послал премьер-министру Венгрии Палу Телеки телеграмму с благодарностью «от всего подкарпатского народа» за его присоединение к Венгрии27, а через месяц он обратился к священникам и верующим с предпасхальным пастырским посланием, в котором между прочим сказано: «После Венского арбитража мы не прекращали штурмовать Небо, чтобы оно наградило русинов венгерским отечеством». Рассыпался в благодарностях в адрес регента и других деятелей, помогших «возвратиться к тысячелетней матери-родине, от которой руський народ никогда не отказывался... и если нужно, то ценой жизни будет ее защищать»28. Об обстоятельствах порабощения Карпатской Украины в Венгрии сохранилось предостаточно материала. Среди него выделяются два выступления министра иностранных дел Иштвана Чаки, игравшего роль режиссера событий тех дней. 17 марта он выступил на заседании правительства и заявил, что акция Венгрии в Карпатской Украине вызвала неожиданное удивление в Польше, Румынии и Югославии, которые уже раньше заявили о своей незаинтересованности в этом крае. Быстрый захват венграми Карпатской Украины поднял их престиж в глазах Германии и Италии. (В этот день оккупация края была еще в разгаре.) Но главное, что он собирался сказать министрам, заключалось в следующей фразе: в уступку Германии и Италии становится актуальным выход Венгрии из Лиги Наций. 23 марта состоялось заседание комиссии по иностранным делам палаты депутатов венгерского парламента под председательством графа Йожефа Такач-Тол- ваи. На нем от правительства присутствовали: премьер Пал Телеки, министр иностранных дел граф Иштван Чаки, министр культов и просвещения Балинт Хо ман, министр юстиции А. Ташнади-Надь, военный министр Карой Барта, министр без портфеля Андор Ярош, а также председатель палаты представителей Калман Дарани. Комиссия эта, работавшая весь хортистский период в закрытом режиме, публиковавшая о своих заседаниях только краткие коммюнике, на этот раз предоставила печати широкое изложение доклада Чаки. Прежде всего он в нем заявил, что Подкарпатье будет включено в состав Венгерской империи на правах автономии. Доклад был посвящен такому вопросу: почему правительству пришлось быстро решать, брать на себя риск, связанный с оккупацией Карпатской Украины. И в то же время, излагая предысторию, Чаки выпячивал свои «заслуги»: установить хорошие отношения с Германией и Италией, создать такую атмосферу с Югославией и Румынией, которая позволила провести акцию по захвату Карпатской Украины относительно спокойно. Одновременно нужно было убедить Польшу, что венгерское правительство никогда не отказывалось от мысли покорить так называемое Русинско и включить его в Венгерскую империю, и уверить словаков, что акция будет проходить в определенных границах. В результате, утверждал министр, связи с Германией более сердечные, чем когда-либо прежде — эта страна считает, что ей нужна сильная и независимая Венгрия (в одной газете эта мысль даже была вынесена в заголовок статьи). В то же время министр, кривя душой, утверждал, что венгерское правительство особенно заботилось о том, чтобы в связи с русинской акцией ни у кого ничего не просить, никому ничего не обещать. То есть правительство осуществило ее, исключительно опираясь на свои источники силы и подъем нации. Приведенные выше материалы свидетельствуют о том, что это было не так. Как отмечалось в газетах, поведение Югославии было «корректным», а в информации для венгерских дипломатических миссий за рубежом сказано: «Позиция Югославии была не только корректной, но и прямо дружественной». Румыния колебалась и только тогда проявила более понятное поведение, «когда я обратил внимание бухарестского правительства на то, что венгерское правительство намерено овладеть Русинской землей всеми средствами и против всех». Позиция колебавшейся Румынии была непонятной потому, что иногда она высказывала силовые угрозы. Как можно было ее понять, когда сначала она желала, чтобы венгерские войска не оккупировали русинскую территорию восточнее линии Хуст — Верхний Быстрый, или же большую часть Подкарпатья, и одновременно прозвучало заявление, что для защиты своих интересов Румыния концентрирует на границе с Подкарпатской Русью войска, которые не пересекут границу до тех пор, пока интересы Румынии не посчитают в опасности. «Когда я эту скрытую угрозу отверг, — продолжал Чаки, — то румынское правительство сообщило мне, что оно удовлетворилось бы передачей железной дороги от Лонки до Ясиня и несколькими румынскими селами к северу от Марамореш Сигета». В то же время Чаки предпринял шаги через Берлин, Рим, Варшаву, Лондон, Париж и Белград, чтобы успокаивающе повлиять на Румынию. По утверждению Чаки, Лондон, Париж и Вашингтон поняли, что дела венгров в Подкарпатье ухудшились (основная масса венгров перешла к Венгрии по первому Венскому арбитражу с 19 тыс. украинцев), что украинское правительство Волошина «чуждо подкарпат- ским русинам», к тому же якобы оно угрожает залить водой Венгрию. Все это было опубликовано в газете «Будапешти хирлап». В тот же день изложение доклада было обнародовано в ряде центральных газет. Так, «Уй мадяршаг» подчеркивала, что когда правительство Волошина заявило, что посылает в Будапешт правительственную делегацию для переговоров, в то же время попросило помощь и защиту от Германской империи. В прениях выступали многие, в том числе и премьер Пал Телеки. Он сообщил, что в Подкарпатье направлены продукты питания, и перечислил, какие: 50 вагонов картофеля, 100 — кукурузы, четыре вагона селедки и шесть вагонов капусты. Он назвал и тех, кто будет их делить — кооперативные магазины «Хандя» («Муравейник»), которые в Подкарпатье еще не были созданы, и организация «Венгр за венгра»29, которая развернула свою деятельность немного позже. В каком направлении — свидетельствует донесение представителя ее в Ирша- ве Алисы Шлахты в свой центр, откуда было передано в соответствующие органы. Она сообщала, что в Иршаве многие учителя ведут антивенгерскую деятельность. Называла и конкретные фамилии: учителя горожанской школы Антона Па- влюка и директора этой школы Лендьела. Руководитель организации «Венгр за венгра» Белане Имреди информировала, что подобные сигналы поступали и из других мест30. В дни захвата Карпатской Украины мировая печать не могла не осветить это событие, причем трактовали его в зависимости от политических соображений. Так, итальянская печать поддерживала венгерскую сторону. Римский официоз в вечернем выпуске уже 14 марта опубликовал статью известного фашистского журналиста Гайды, содержавшую, как сообщал пресс-атташе венгерского посольства в Риме Хуска, подсказанные венграми формулировки: «в Подкарпатье продолжается начатый Венским арбитражем процесс слияния с Венгрией». Итальянские газеты 15—16 марта писали, что народ Подкарпатья сердцем и душой тянулся к Венгрии, тепло принимал венгерских солдат и тому подобное. Это неудивительно, ведь итальянская печать еще накануне военных действий полна была дезинформацией о положении в Карпатской Украине. Так, «по информации» из Ужгорода (то есть венгерской), утверждалось, что в этом крае жизнь совершенно парализована, в Хусте бесчинствуют неподконтрольные банды. По данным Венгерского телеграфного агентства из Му- качева, печать писала, что русины оказывают сопротивление открытому украинскому террору31. В противоположность этой позиции приведем общественное мнение и позицию печати по поводу захвата Карпатской Украины Венгрией нейтральной Швейцарии, которые в этом акте видели, как и в оккупации Гитлером Чехии, победу насилия над законным порядком и международными договорами в отношении малых и беззащитных государств. Швей царский народ ставил этот захват на одну доску с немецким империалистическим разбоем. Газета Bund в связи с этим писала 15 марта, что теперь уже никто не говорит о праве народов на самоуправление. После оккупации края в ходе его зачистки Berner Tagwacht 29 марта писала о венгерских беспощадности, казнях, повешениях, депортациях32. Несмотря на внешне дружественные германо-венгерские отношения, трения между правительствами двух стран продолжались, в частности и из-за событий в Подкарпатье. С одной стороны, как сообщило Венгерское телеграфное агентство, германский посланник в Будапеште Отто Эрдманнсдорф посетил министра иностранных дел Иштвана Чаки, передал ему письменное заявление и поручение от имени германского правительства заявить, что Гитлер в присутствии Риббентропа принял президента Чехословакии Гаху, министра иностранных дел Хвал- ковского и с их согласия сегодня (15 марта) утром в 6 часов немецкие войска вошли на территорию Чехословакии и постараются обеспечить порядок. Чаки, в свою очередь, от имени Хорти передал лучшие пожелания Гитлеру в связи с великим успехом. Кроме того, Чаки заявил немецкому посланнику (будто они несколько дней тому назад не обсудили предстоящие совместные действия): «Массы рутенского народа и его руководители вчера и сегодня обратились к венгерскому правительству с просьбой немедленно оккупировать. своими войсками землю, населенную русинами». Далее он сообщал, что гонведы уже берут под свою власть землю рутенов и наступают такой силой, что любое сопротивление обречено, и выразил надежду на быстрый захват края и восстановление по- рядка33. Эта риторика была предназначена для внешнего мира и не посвященных в закулисные махинации. С другой стороны, германские власти считали уступки, которые предложила им Венгрия за согласие на оккупацию Карпатской Украины, неадекватными, и потребовали себе экономические выгоды в этом крае. Представители германского правительства спросили премьер-министра Венгрии Пала Телеки, обеспечит ли он в этом крае экономические интересы Германии и ее граждан. Трудно предположить, чем он руководствовался, когда ответил положительно. Судя по информации, сочиненной для некоторых руководителей своих дипломатических миссий за рубежом, в том числе и посланника в Лондоне Дьердя Барцы, премьер полагал, что речь шла об имевшихся там немецких капиталах (фабриках и так далее). Вскоре выяснилось, что немцы заключили с Волошиным договор, по которому право геологической разведки на всей территории Подкарпатья, а также приоритет на добычу всех разведанных там минералов передавались Германии. От премьер-министра требовали, чтобы он на основе этого заявления принял и парафировал этот договор. Телеки отверг это предложение, мотивируя тем, что он говорил только об обеспечении экономических интересов, а не об отдаче части суверенитета. Дальше немцы добивались осуществления договора по частям. Через восемь месяцев Пал Телеки заявил, что если Венгрия захочет дать новые концессии на добычу нефти (как, например, Еврогаско дало американцам), то среди других равных примет во внимание и немецкий подряд34. Начиная с этого момента отношения между Венгрией и Германией весь период правления Телеки усложнялись. А тут еще прибавился украинский вопрос. В беседе с постоянным заместителем министра иностранных дел Венгрии Яношем Вернле польский посланник Леон Орловский 20 марта 1939 года «счел возможным», по записи Вернле, ссылаясь на беседы, которые он вел в течение осени с графом Иштваном Чаки, обратить внимание на то, что «нам нужно освободиться от находящихся в Закарпатье украинцев». Он предлагал вытеснить их или в Румынию, или в Россию. Ибо если оставить их в Закарпатье, то они там будут устраивать постоянные смуты. «Я ответил ему, что обратим внимание на чистку в Закарпатье»35, — записал Вернле. В те дни Риббентроп, да и Гитлер всячески открещивались от собственных интересов в Карпатской Украине. Но сохранился документ — донесение из Берлина венгерского посланника Деме Стояи от 20 марта 1939 года, в котором он сообщал о встрече с Риббентропом. Министр обратил его внимание на украинские организации в Карпатской Украине. Действительно, в начале марта 1939 года Закарпатье кишело многочисленными эмигрантами из Германии и Польши, которые занимали важные посты в администрации края, и особенно в Карпатской сечи. Тогда это старательно опровергали не только в Германии, Праге, но и сам Волошин. Но на этот раз Риббентроп решил раскрыть карты. Он сказал: там под немецким руководством создана и подготовлена организация, задачей которой было вызвать распад советской империи, в первую очередь оторвать от нее Советскую Украину. Он заметил, что это соответствовало бы и венгерским интересам. Риббентроп просил венгров при встрече в Закарпатье с членами этой организации «относиться к ним бережно». «Мне показалось, — писал Стояи, — будто он в первую очередь думал о находящихся там немецких организациях». Затем Риббентроп подчеркнул, что эта цель (распад Советского Союза) и в будущем останется актуальной, и просил Венгрию помочь Германии, если она будет проводить какую-либо акцию на данной территории, и в связи с этим поддерживать контакты с адмиралом Вильгельмом Канарисом. Стояи сообщил Риббентропу, что ему известно о встрече Канариса с венгерским военным атташе в Берлине Калманом Харди, который как раз по этому поводу находился в Будапеште, и обещал министру обратить внимание Чаки на миссию Харди, подчеркивая и готовность Риббентропа поддерживать ее. Он обещал, что Венгрия ни в коем случае не будет мешать или чинить препятствия в отношении намерений и целей Германии. Имперский министр принял это к сведению и вновь просил связаться с Канарисом, но тот не стал встречаться по этому поводу еще и с посланником, заявив, что он свои пожелания уже высказал военному атташе. Стояи просил Чаки договориться с Генштабом и информировать его по поводу сотрудничества в этом вопросе на тот случай, если Канарис конкретно обратится в венгерское посольство за помощью направленным через Венгрию или Карпатскую Украину «командированным». Стояи высказывал уверенность, что созданная в Закарпатье, Словакии или в любой другой части Германии организация будет действовать и в будущем, хотя бы потому, что, как известно, на территории Германии существует больше украинских организаций, пользующихся полуофициальной германской поддержкой, и те уже с целью выживания будут и в дальнейшем поддерживать немецкие планы в отношении Украины. Такие группы украинских эмигрантов развертывают свою деятельность в Берлине и Вене, информацию о них он уже представлял Чаки36. Вскоре заместитель начальника Генштаба Венгрии Надаи сообщал премьер- министру по поводу телеграммы бывшего премьера Карпатской Украины Юлия Ре- вая в адрес Калмана Кани, в которой шла речь о казнях людей легально действовавших в крае организаций. Надаи сообщил, что четверо из перечисленных Реваем (главный судья из Рахова Каленюк, Ко- черган, писатель Гренджа-Донский и издатель Ф. Ревай живы, не казнены и находятся в Тячевской тюрьме37. 11 апреля уже начальник Генерального штаба венгерской армии Хенрик Верт послал премьер-министру Палу Телеки протест против попытки Союза защиты расы праздновать на Верецком перевале (то есть на польской границе в дни оккупации края) — якобы первой туда прибыла Rongyas garda, и утверждал, что первыми прибыли туда солдаты. Как осенью 1938 года, так и при захвате Подкарпатья, армия действовала как в гражданской одежде, так и в военной форме38. В этом признании содержится опровержение всей венгерской пропаганды о неспокойствии в крае, о восстаниях местного населения, о беспорядках, которые в действительности пытались устраивать венгерские диверсанты из Рондяш гарды. Посланник Венгрии в Германии Деме Стояи часто обращался к украинским проблемам. В одном из своих донесений министру Иштвану Чаки в мае он остановился на положении украинской эмиграции в Германии, возникшем в результате присоединения «рутенской земли к Венгрии». Информацию он собирал в украинских кругах в Берлине, ориентированных на восстановление Великой Украины. Он утверждал, что самые экстремистские элементы групп великоукраинского движения, объединенные вокруг своего берлинского центра, пропагандистского органа, именуемого Украинской пресс- службой, на Макленбургском шоссе, 73, самым решительным образом выступают против перемен, происшедших на Рутен- ской земле в самое последнее время, и отвергают признание этих событий, то есть оккупацию Карпатской Украины венгерскими войсками. Их не интересуют вопросы, связанные с правовым и политическим упорядочением в этом крае, более того, они даже считают, что для украинских устремлений было бы благоприятным, если бы венгерское правительство не предоставило никакого самоуправления населению этой территории, а начало бы сильнейшую мадьяризацию. Это вызывало бы у населения постоянное недовольство, которое в нужном случае великоукраинское движение могло бы использовать для поддержки достижения своей цели. Оно действовало при материальной поддержке немецкого государства. Но в последнее время, в связи с акцией в Подкарпатье, ее умерили. Эта организация принадлежала к действовавшей в Вене группе под руководством бывшего полковника Евгения Коно- вальца, убитого в Амстердаме. После его смерти вся сеть, в том числе и берлинская группа (которой руководит Рико Ярий), перешла в руки его заместителя Андрея Мельника. В то время он находился в Берлине, но из-за боязни покушения стал самым засекреченным эмигрантом в Берлине, постоянно менявшим место своего пребывания. Ему подчинялись группы в Брюсселе, Нью-Йорке и других городах, в том числе в Риме под руководством Онацкого. На протяжении 1938 года эта группа сильно расширила свое влияние. Были моменты, когда казалось, что удастся объединить различные украинские направления. Это происходило благодаря той материальной и политической помощи, которую оказывало в последние месяцы германское правительство. Именно эта группа была той, которая втянула в велико-украинскую комбинацию Карпатскую Украину и получила для этого временную поддержку немецкого правительства. Эта группа объединяла в себе в большей части незрелую молодежь, провозглашавшую крайние экстремистские требования, эмигрантов, уже осуществлявших различные политические авантюры, и тех политических агентов, которые уже состояли на службе почти всех заинтересованных в этом вопросе государств. Но после присоединения Карпатской Украины к Венгрии значение этой группы значительно упало. Духовная элита и руководящие деятели украинской эмиграции держались в стороне от сотрудничества с ними. Остальные группы украинского движения возлагали на них ответственность за происшедшее в Закарпатье, обвиняли в том, что они поставили все украинские устремления исключительно на одну немецкую карту и создали единый общий фронт заинтересованных государств против украинских планов. В вину им ставилось и то, что своим агрессивным поведением они принудили Августина Волошина оказать сопротивление венграм, когда Германия уже перестала поддерживать украинскую позицию. Вследствие этого в Подкарпатье начались бои, в которых погиб цвет украинской молодежи. (Конкретные данные приведены выше.) С того момента, как руководство украинской автономии перешло в руки Волошина, эти элементы наводнили Карпатскую Украину, и вскоре их влияние стало решающим во всех вопросах. Как только выступления Венгрии становились острее, Волошин склонялся к соглашению. Но эти круги помешали немедленному началу переговоров и принудили его дать указание к сопротивлению. В этих обстоятельствах с начала наступления венгерских войск Волошин не владел ситуацией. Сопротивление началось. В отличие от великоукраинского движения, занявшего решительно отрицательную позицию в отношении захвата Карпатской Украины, остальные организации этого направления, действовавшие в Берлине, почти без исключения заявили о готовности признать события, происшедшие в Карпатской Украине, с определенными условиями с их стороны окончательными и будут воздерживаться от всякого рода агитации против Венгрии. Выдвинутые условия заключались в достойном юридическом упорядочении в Подкарпатье. Если венгерское правительство согласится обеспечить для Ру- тенской земли такое самоуправление, которое позволит существовать всем политическим направлениям и будет воздерживаться от попыток задушить в зародыше каждое движение, которое с политической или культурной точки зрения имело бы украинский характер, они со своей стороны считали бы окончательным факт присоединения Рутенфёлда к Венгрии. В таком случае они не только воздерживались бы от всяких антивенгерских заявлений, но и стремились бы к сотрудничеству для достижения венгерских и украинских устремлений. Эти круги ссылались на переписку Волошина с венгерским профессором Йоже- фом Иллешем (в документе ошибочно — Иййешем) перед мартовскими событиями. В этих письмах на вопрос Волошина, что в случае присоединения Карпатской Украины к Венгрии склонно было ли венгерское правительство признать украинский характер населения этой территории и осуществить соответствующее упорядочение, вытекающее из этого всех политических и культурных требований, Иллеш на основе полномочий ответственных венгерских лиц дал положительный ответ. В ходе мартовских событий Волошин обратился с новым письмом к Иллешу, сообщая, что на этой основе готов немедленно приступить к переговорам о присоединении. Но на этот раз венгерская сторона уже не соглашалась на оговоренные условия. Украинские круги, ссылаясь на события, видели бы широким жестом со стороны венгерского правительства, стремящегося к основательному упорядочению вопроса, то, что, несмотря на происшедшие события, венгерское правительство вернулось бы на ту основу упорядочения, которую уже однажды приняло, хотя и при других обстоятельствах. Те же круги подчеркивали, что и ответственные немецкие учреждения в такого смысла упорядочении видят возможность окончательного решения вопроса. Такой точки зрения придерживались и остальные украинские группы, действовавшие в Берлине. Среди них были малочисленная, но с большими политическими связями и обладавшая большим авторитетом группа Севрюка, группа Павла Скоропадского, в основном состоявшая из членов берлинского Украинского научного института. Среди них были самые выдающиеся представители украинской эмигрантской научной жизни, такие как профессора Мирцюк, Кузеля, а также Антонович и другие. Аналогичную точку зрения разделяли и представители проживавших в Берлине польских украинцев. Поскольку они не считались эмигрантами, объединялись в берлинской организации УДНО, украинской политической партии в Польше. Эта небольшая группа поддерживала тесную связь с партией в Польше и подчеркивала, что в закарпатоукраинском вопросе и там господствует вышеизложенное мнение. В различных официальных германских органах были их представители, свои специалисты. В министерстве иностранных дел их человеком был Севрюк, во внешнеполитическом бюро партии Остраница, а в гестапо Кошельников. Все они подчеркивали, что официальное немецкое мнение считает вопрос государст венной принадлежности Карпатской Украины решенным и любую попытку, противоречащую этому, со своей стороны решительно отвергает39. В связи с поставленной Германией в повестку дня расправой над Польшей совершенно иной была политика украинских групп в Германии относительно украинского вопроса Восточной Галиции. Она намеревалась использовать его против поляков и предлагала им различные посулы. Но серьезнейшие украинцы, пребывавшие в Берлине, отнеслись к ним с самой большой осторожностью. Они подчеркивали: будут избегать всего того, что могло бы привести к повторению событий в Карпатской Украине, а также не намерены более нести подобные жертвы в интересах великогерманской политики40. Между тем Польша продолжала следить за Закарпатьем после его оккупации венгерскими войсками. Ее посланник в Будапеште доносил в МИД в Варшаве об экономическом значении Подкарпатской Руси для Венгрии с точки зрения польско-венгерских отношений, подчеркивая, что захват этого края имел для Венгрии не только политическое, но и экономическое значение. Он привел данные венгерской статистики о территории, населении, национальной и конфессиональной его принадлежности. В Закарпатье венгры нашли как раз те экономические богатства, которых у них было достаточно до войны, но приобретение которых дорого обходилось трианонской Венгрии. Самым большим богатством оккупированной территории был лес, который, по чехословацкой статистике, покрывал 54% края — 612 284 гектара. Из них 230 тыс. гектаров приходилось на хвойные леса, 330 тысяч — на буковые, а остальные — на дубовые леса. Поляков это очень заинтересовало, поскольку до этого основной статьей вывоза в Венгрию была хвойная древесина. В Закарпатье в то время заготовляли в год 580 тыс. кубометров леса, а вывозили за границу около 8 тысяч десятитонных вагонов. Следовательно, венгерский импорт можно было сократить на 25%. Отличной для Венгрии складывалась ситуация с дровами для отопления. До того Венгрия импортировала в год от 3 до 4 млн. центнеров топливных дров, а в Закарпатье заготовляли их в год около 6 млн. центнеров. Венгрия может еще и экспортировать древесину, разместить ее на рынках свободно конвертируемой валюты. Именно буковая древесина и вывозилась прежде из окрестностей Свалявы и Долгого через польские порты в Англию. Другое богатство Подкарпатья — соль. В Венгрии после Трианона соли не было, и ее приходилось импортировать: около 900 тыс. центнеров. В то время в Солотви- не добывалось ежегодно около 1700 тыс. центнеров. К ценному сырью из Подкар- патья относились железная руда, алунит (каолин) и мрамор. Разведанные к этому времени запасы железной руды составляли 500 тыс. тонн. Добывалась она главным образом в Бе- режском комитате, в шахтах в Долгом, Броде, Билках, Ильнице и других населенных пунктах. Хорошие мраморы добывались в Брустурах — серый, розовый, красный. Промыслы и торговля были относительно слабо развиты, в них было занято 12% населения. Промышленность в Под- карпатье в основном базировалась на де ревообработке и использовании древесины. В первую очередь следует назвать химические предприятия — заводы Бантли- на в Перечине и в Турья-Быстрой, на которых было занято 400 рабочих. На них проводилась дистилляция (сухая перегонка) древесины, вырабатывали уксусную эссенцию, метиловый спирт, древесный уголь, известь, формальдегид, ацетон, амиловый, бутиловый, этиловый, метиловый и другие октаны. Химический завод был и в Сваляве, на нем было занято 1500 рабочих. Самым крупным химическим предприятием было акционерное общество Клотильда в Бочкове (Бычкове), вырабатывавшее всю номенклатуру химической промышленности, в том числе и неорганической. Так что венграм не нужно будет ввозить часть из этих продуктов, в том числе метил и известковый метан. Раньше венгры ввозили метиловый спирт и древесный уголь. Древесного угля в Закарпатье в год производили 3 тыс. вагонов, а Венгрия импортировала 3600. В Закарпатье в то время существовало примерно 25 лесопилок. Значительная часть из них принадлежала швейцарско- французскому акционерному обществу «Латорица». В Севлюше была фабрика по изготовлению бочек. Из других промышленных предприятий края заслуживал внимания завод «Бравар» по изготовлению солода и фруктового спирта и пивзавод в окрестностях Мукачева, принадлежавший графу Шёнборн-Буххайму Не так далеко, почти по соседству находилась фабрика по железу Й. Братмана. В Чинадиеве функционировала фабрика по выпуску спичек «Вулкан». В Хусте, Батьеве и Росвигове выпускали цементные изделия. Имелась сеть мукомольных мельниц, несколько каменных карьеров и камнедробилок. Основная масса населения была занята в сельском хозяйстве, но земледелие велось на очень низком уровне и не обеспечивало потребности жителей края даже при учете низкого уровня жизни большинства населения и его низкой покупательной способности. Польский дипломат положительное видел в захвате Закарпатья Венгрией и в том41, что железной дорогой через Карпатские перевалы Польша получит возможность перевозить свои товары в Южную Европу до Дуная и далее по нему. В период действия военной администрации в Подкарпатье политическая и культурная жизнь была полностью запрещена. Не разрешали собираться даже сторонникам Бродия. Сведения о положении в крае тех месяцев частично можно восполнить по донесениям различных польских дипломатов. Так, консул в Ужгороде Й. Штеньовский 12 мая 1939 года доносил посланнику в Будапеште о своем отрицательном впечатлении об этом правлении. Он приводил мнение главного советника при венгерской военной администрации Юлия Марины по поводу будущей автономии в крае, который считал, что она должна ограничиться областью культуры. Хотя в это время все партии были запрещены, он считал нужным вообще ликвидировать партии Фенцика и Бродия. Консул удачно подметил, что партия Бродия — филовенгерская агентура на Руси, переживавшая кризис. Одна часть ее перешла на сторону венгров, другая — во главе с Мариной — лояльно сотрудничала с венграми, а Бродий колебался на стадии перехода в оппозицию. Причиной такого поведения Бродия он считал его неудовлетворенные амбиции и недовольство масс экономическим положением и персональными решениями военной администрации. Партия Фенци- ка перешла в открытую оппозицию, выступила с собственным проектом широкой автономии, и одновременно ее лидер, лишенный польских субсидий, нашел их у немцев в Праге. В его партии сосредоточены русские националисты, которые начинают оппозиционно выступать против венгров, опираясь на немцев. Остальные массы русинов-аграрников не организованы, и венгры рассматривали их как базу для создания провенгерской партии без программы автономии. Консул утверждал, что в Подкарпатье ширится украинское движение при поддержке немецкого консула в Хусте. Хорошо бы, если бы венгерское правительство дало Волошину амнистию, рассуждал он, поселило его в одном из здешних монастырей и положило конец разговорам об эмигрантском правительстве Карпатской Украины. Говоря об экономическом положении, консул подчеркивал, что венгры не организовали общественные работы, но зато ввели много предписаний, затруднявших населению продажу скота и птицы, и ограничили, по сравнению с чешским периодом, право выпасов на панских пастбищах, что вызвало бурное недовольство. Закупочная цена скота в живом весе сократилась почти наполовину, а товары первой необходимости подорожали в два раза (приводил конкретные данные), в том числе на соль и нефть, которую использовали в лампах для освещения. Вырубка леса на востоке края сократилась из-за запрета Румынией его сплава по Тисе и перевозки по железной дороге. Он делал вывод, что если в ближайшее время венгерское правительство не изменит такое положение, можно утверждать, что оно встретится со значительными затруднениями в «управлении Русью», и пострадает прежде всего местное население42. На следующий день тот же консул направил два донесения. В одном информировал, что немецкий консул в Хусте составляет списки жен и сирот убитых сечевиков, выдает им по 50 пенгё и обещает добиться для них пенсий от венгерского правительства. Второе донесение польский посланник отправил в свой МИД и польское посольство в Братиславе. В нем содержалась информация, тайно полученная от провенгерски настроенного местного руководителя о положении в Закарпатье: там расстреляны после захвата края венграми те люди, которые оказывали им сопротивление или были схвачены в униформе Сечи. Особенно много было студентов учительской семинарии (переведенной в Севлюш из Ужгорода, где прежде ее директором был Августин Волошин) под руководством Голоты. Многие эмигранты были доставлены на машинах на границу и переданы полякам. Опасных или подозрительных украинцев арестовали в лагерях Крива, Ниредь- хаза, Варюлапош. Аресты проводились военными властями не на основе конкретных личных обвинений, а по доносам и на основе интриг. Аресты и гибель людей вызывали недовольство населения и его сопротивление. Причем консул рассуждал, что расстрелять сторонников украинской концепции, фанатиков нужно было для консолидации края. Арестовать нужно было агитаторов, но не больше. Заключение простых людей вызывало рост ненависти к венгерской армии. С целью прекращения антивенгерской пропаганды он считал необходимым привлечь на свою сторону учителей, а также местных представителей, верных венгерской государственной идее. Он остановился и на письме Волошина епископу Стойке в защиту своих сторонников: «Ибо те, которые были первыми, стали последними и — наоборот»43. Примерно в то же время главный консул Польши в Праге Зигмунт Хлатки написал донесение польскому послу в Берлине об украинском движении в Праге. Он сообщал, что в Праге из бывшего правительства Карпатской Украины находились Августин Волошин, Юлий Ревай и Степан Клочурак. Ревай поладил с Организацией украинских националистов. Центр всех эмигрантов из Закарпатья — в Братиславе. Волошин нужен немцам для их отношения с Венгрией. Когда Пал Телеки и Иштван Чаки 19—20 апреля находились в Берлине, туда были доставлены на машине германского МИДа Августин Волошин и Юлий Ревай. Клочурак сказал, что они получили задание подобрать аппарат, способный в любой момент взять власть в Подкарпатской Руси. В Германии сосредоточено из Карпатской Украины около 6 тыс. человек, готовых к действию немцев как на Руси, так и за границей, во Львове и Киеве, рассказывал Владимир Комаринский Хорвату, ведавшему в свое время финансами Карпатской Украины. Клочурак не скрывал, что бывшее правительство Карпатской Украины получало финансовую поддержку от немцев. В этом документе сообщалось и о плане издания в эмиграции украинской газеты «Нова Свобода», и о том, какие инструкции получили от Франка в протекторате Чехии и Моравии — нападать на III Интернационал и СССР, а из Польши, Румынии и Венгрии сообщать факты без пропаганды44.
<< | >>
Источник: Пушкаш А.. Цивилизация или варварство: Закарпатье 1918—1945 /Институт славяноведения РАН. — М.: Издательство «Европа». — 564 с.. 2006

Еще по теме Режим военной администрации:

  1. § 4. Местная администрация. Глава местной администрации. Структурные подразделения местной администрации
  2. 8.1. Организационная структура местной администрации
  3. 8.2. Организация и планирование работы местной администрации
  4. § 1. Содействие администрации исправительных учреждений в трудовом и бытовом устройстве освобождаемых осужденных
  5. ПЕРИОД ПРАВЛЕНИЯ АНГЛИЙСКОЙ И ФРАНЦУЗСКОЙ ВОЕННЫХ АДМИНИСТРАЦИЙ (1943-1951)
  6. § 5. Прокурорский надзор за исполнением законов администрацией органов и учреждений, исполняющих наказания
  7. ПРАВОВОЕ РЕГУЛИРОВАНИЕ ВНУТРЕННЕГО ТРУДОВОГО РАСПОРЯДКА. ОСНОВНЫЕ ОБЯЗАННОСТИ РАБОТНИКОВ И АДМИНИСТРАЦИИ
  8. § 7. Ограничение по военной службе
  9. § 9. Ограничение по военной службе
  10. § 3. Ответственность главы муниципального образования и главы местной администрации
  11. § 7. Ограничение по военной службе