<<
>>

Дискурс беллетристики: 1850-1860-е гг.

  Тайно был прогресс ответом роковым смущен lt;...gt;;

И томим печалью края и неволей дам.

Стал врагов считать, вздыхая: нет числа врагам.

В взгляде вспыхнул гневный пламень, он умолк с тоской, Перечел «Подводный камень» и — махнул рукой.

Обличительный поэт

Под формой романа lt;...gt; предложено полное руководство к переделке всех общественных отношений, но главным образом — к переделке отношений между мужчинами и женщинами. lt;...gt; За 16 лет преподавания в университете мне не удалось встретить студента, который бы не прочел знаменитого романа еще в гимназии, а гимназистка 5-6 класса считалась бы дурой, если бы не ознакомилась с похождениями Веры Павловны.

П. Цитоаич

«Вопрос о свободе и правах женщины lt;.. .gt; создал целую отрасль в литературе», — констатировала М. К. Цебрикова255. Влияние литературы на общественную жизнь в России всегда было сильным, так как литература была практически единственным подцензурным каналом распространения новых идей. В ситуации тотальной цензуры, роль писателей выросла только что не до роли духовных отцов нации. Они в значительной степени формировали общественное мнение, влияли на развитие языка. Поэтому нет ничего удивительного в том, что противники «женского вопроса» связывали его ста-

новление с неправильной «литературой, которая разнит полы»256, которая твердит женщине о гнете и о рабстве и настраивает ее на враждебный тон.

Начиная с 1840-х годов положительный образ женщины в литературе был представлен в исполнении героиней традиционных женских ролей, но облагороженных уважением к ее чувствам.

Произведения, в которых тема эмансипации женского сердца разрабатывалась «по Жорж Санд», пользовались у публики неизменным успехом257. «Громовой успех» выпал на долю «Полиньки Сакс» А. В. Дружинина (1847 г.) и «Подводного камня» П. Н. Кудрявцева (I860 г.).

Центральная проблема, решаемая на страницах литературы этого направления — определение границ сексуальной свободы женщины, соотношение ее долга и ее права на счастье. Представления о женской сексуальности и нормы сексуального поведения женщин пересматривались. Пушкинская Татьяна — национальный идеал русской женщины был подвергнут критике «за подчинение»258. В. П. Боткин укорял Татьяну за то, что она «добровольно осудила себя на проституцию со своим старым генералом»259. «Не могу я примириться с положением Татьяны», — писал он Белинскому. Последний отвечал: «О Татьяне тоже согласен. С тех пор, как она хочет век быть верною своему генералу, ее прекрасный облик затемняется»260. Хотя по свидетельству критики, в свое время именно слова Татьяны, обозначавшие границы ее сексуальной свободы: «Но я другому отдана. Я буду-век ему верна», — получили большой общественный резонанс.

«Пушкинский идеал давно побледнел и увял»261, — подвела итог в 1870-х годах М. Цебрикова. «Пушкинский идеал — это верность китайскому закону», который гласит: «если женщина имеет мужа по сердцу, она имеет его на всю жизнь; если она имеет его не по сердцу — она имеет его на всю жизнь»262.

Новая общественная тенденция признавала за женщиной право рвать те брачные узы, которые приносили ей страдание и в целом ее не устраивали. Поначалу Цебрикова также с пониманием относилась к любви женщины вне брака, объясняя ее «естественной потребностью в счастье»263, что подразумевало право на выбор сексуального партнера и права распоряжаться своим телом.

Вопрос о пределах женской свободы как социальной, так и сексуальной стал социально значимым. Зачастую требование женщинами прав социальных интерпретировалось как требование ими сексуальных прав, или «права на разврат», как говорили тогда. Это очень тревожило М. К. Цебрикову, которая считала первейшей необходимостью общественности сформировать положительный образ «новой женщины» в литературе264. В закрытом российском обществе литература была только что не единственной базой для идентификации личности, и ее воздействие на обыденное сознание читателей было очень значимым.

Утверждение Н. Н. Соловьева265, что семейные истории в России происходили по причинам литературным, по прочтению какой-нибудь книги или статьи, похоже, не было сильным преувеличением. В итоге Цебри-

кова довольно быстро изменила свои взгляды на проблему сексуальной свободы женщины и трактовала ее счастье как участие в «общем деле», с табуи- рованием тела, сексуальности и проявлению их только в интересах рода266. Ее окрестили полицмейстером от нравственности267.

Тема женской жизни была популярной в беллетристике 1850-1860-х годов. Писатели активно изучали жизнь женщин разных социальных слоев, социальных групп и классов. Купечество исследовал А. Н. Островский («Гроза» и др.). Крестьянство исследовал А. Ф. Писемский («Горькая судьбина», 1859 г.), Н. А. Некрасов («Саша», 1855 г.). Мещанскую, чиновничью среду изучал Н. Помяловский («Молотов», 1861 г.; «Мещанское счастье», 1861 г.); А. Ф. Писемский («Тысяча душ», 1858 г.; «Виновата ли она?», 1855 г.; «Богатый жених», 1851 г.; «Тюфяк», 1850 г.). Дворянскую среду воспел «Гомер дворянского сословия» И. С. Тургенев («Рудин», 1856 г.; «Накануне», 1860 г.; «Новь», 1878 г.; «Клара Милич», 1882 г.) и И. А. Гончаров («Обломов», 1857- 1858 гг.; «Обрыв», 1860 г.).

Оказалось, что женщины всех сословий не удовлетворены своей жизнью. Они протестовали против тирании семьи,томились от бездеятельности, стремились к независимости, самостоятельности, служению «общему делу».

Писатели сочувствовали женщинам и чувствовали грядущие перемены: «Ему грезилась мать — создательница и участница нравственной и общественной жизни целого счастливого поколения»268, но никакого конкретного выхода из ситуации не могли предложить женщинам. Только брак, в котором женщина нашла бы «полный простор своим силам, осмысленную деятельность»269. Это было продолжением известных идей Н. И. Пирогова.

В русской литературе появилась череда образов сильных духом женщин, жаждущих действия, но скованных общественными установками, отсутствием знаний и жизненного опыта, которые с надеждой смотрели на образованных мужчин как на своих учителей.

Мужчины описывались с долей «ядовитого презрения», которое проявилось в русской литературе с начала XIX века. В парах Обломов и Ольга Ильинская (И. А. Гончаров, «Обломов»), Агарин и Саша (Н. А. Некрасов, «Саша») и др. мужчины «не дотягивали» по волевым и моральным качествам до женщин. Выходом из положения, как едко заметил А. В. Амфитеатров270, оказался писательский прием соединения русских женщин узами брака и иностранцами. Елена Стахова (И. С. Тургенев, «Накануне») уезжает с болгарином Инсаровым служить его отчизне, Аглая (Ф. М. Достоевский, «Идиот») активно участвует в политических делах своего польского мужа. Ольга Ильинская (И. А. Гончаров, «Обломов») в браке с русским немцем Штольцем открывает в себе деятельную личность: «Ее (Ольги) замечание, совет, одобрение или неодобрение стали для него неизбежною поверкою: он увидел, что она понимает точно также, как он, соображает, рассуждает не хуже его lt;...gt; Захар обижался такой способностью в своей жене, и многие обижаются, — а Штольц был счастлив!»271 Русские мужчины были окончательно дискредитированы.

Писатели фиксировали новые явления, пытались объяснить новый социальный феномен — женское протестное поведение. Они противоречили сами себе, меняли взгляды. Тургенев высмеял нигилисток в образе Евдокии Кук- шиной («Отцы и дети», 1862 г.) и Суханчиковой («Дым», 1868 г.), а затем с пафосом воспел преданную «делу» женщину («Пролог», 1871 г.) и сделал главной положительной героиней романа нигилистку Марианну («Новь», 1876 г.). Писемский во «Взбаломученном море» (1863 г.) осудил нигилизм Ю. Захаровской, и этот его роман положил начало серии антинигилистких романов. А в «Людях 40-х гг.» (1869 г.) главным положительным героем он сделал «жорж-зандиста» П. Вихрова и через него утверждал, что «Жорж Занд дала миру новое евангелие», что она представительница и проводница в художественных образах известного учения об эмансипации женщин, которое стоит рядом с учением об ассоциации, о коммунизме и по которому, уж конечно, миру предстоит преобразоваться»272.

Таким образом, на страницах литературы шел поиск нового женского идеала и вырабатывались новые социально приемлемые нормы поведения женщин.

Защитники старого уклада предлагали в качестве женского идеала образ самоотверженной матери и жены. У Л. Н. Толстого, который много написал на тему женской эмансипации273, это — Н. Ростова, княгиня М. Болконская («Война и мир», 1863 г.), Долли Облонская («Анна Каренина», 1877 г.). Толстой рассмотрел актуальную для 1860-х годов тему нигилисток и эмансипированных женщин и высмеял их в комедии «Зараженное семейство» (1863- 1864 гг.). Его позиция в отношении женщин сводилась к тому, что «женщина тем лучше, чем больше она отбросила личных стремлений для положения себя в материнском призвании»2”. Идеалом женщины для него была «Душечка» А. П. Чехова, как воплощение «того высшего и лучшего, что делали, делают и будут делать хорошие женщины»275.

Ф. М. Достоевский пародировал эмансипированных женщин, фиктивный брак («Бесы») и как идеал создал образ Сонечки Мармеладовой («Преступление и наказание») сильной традиционными женскими качествами — долготерпением, состраданием и мученичеством.

Писатели видели изменения в женщине, выявляли причины этих изменений, но зачастую не могли их принять. Но поскольку мужчина как «деятельная единица» был давно дискредитирован в русской литературе и с ярлыком «лишнего» человека вычеркнут из общественной жизни, то их надежды устремлялись к женщинам. Мимо темы «русской женщины» не прошел ни один крупный писатель, но, как засвидетельствовал А. В. Амфитеатров, все «маститые русские писатели» были против «новых женщин».

Лагерь прогрессистов представил свой бестселлер — роман Н. Г. Чернышевского «Что делать?» (1863 г.). В существующей читательской традиции он был воспринят как учебник жизни, как идеологическая установка к действию. То, что роман появился на страницах «Современника», также было частью знаковой системы подцензурной прессы, определяющим моментом

его восприятия.

По утверждению Д. Н. Овсянико-Куликовского это был публицистический тракт, изложенный в беллетристической форме, который демонстрировал мировоззрение интеллигенции276.

Вера Павловна «представляла женское движение 60-х годов — в ее стремлениях и предприятиях отразилась тогдашняя постановка вопроса эмансипации женщины»277.

Лопухов и Кирсанов выражали «умственные и общественные интересы разночинной интеллигенции и ту форму протеста, которая в 60-х годах была наиболее распространена». А именно — «протест lt;...gt; бытовой и моральный lt;...gt; против устарелых форм быта, семейного и общественного, против традиционной морали, противопоставляя ей новые нравственные понятия»278.

Роман Чернышевского «сорвал» бешеный успех, имел длительное влияние на современников. Вопросы положения женщины, образ «новой женщины», вопрос о фиктивном браке, как одном из путей выхода женщины из-под родительской опеки, о новой семье, о новых взаимоотношениях между супругами, о труде женщин и его значение в жизни женщины, о женских трудовых ассоциациях-артелях, основанных на новых без эксплуатационных началах — вот круг проблем, которые освещал роман. В критике встречается мнение, что именно с этого романа началась «эпидемия литературных побегов», когда «такая- то оставила или ушла из семьи, прочтя такую-то и такую-то книгу»279.

Н. Г. Чернышевский развил традицию, идущую от Д. И. Писарева, описывая «женский вопрос» в интерпретативной схеме несправедливости и «страдательности» положения женщин, принятия мужчинами на себя ответственности и вины — «женщина играла до сих пор такую ничтожную роль в умственной жизни потому, что господство насилия отнимало у нее и средства к развитию, и мотивы стремиться к развитию»280.

До появления романа «Что делать?» конкретного, «своего» дела женщинам не предлагалось. Статьи М. Н. Вернадской были слишком теоретичны и утопичны, они опередили свое время и не были оценены современниками. Но героиня Чернышевского знала выход — это было занятие «неотступным делом». Через то она стала самодостаточной личностью, главным действующим лицом в своей собственной жизни. Пример был предложен вдохновляющий. Что же это было за дело?

Чернышевский рекомендовал через свою героиню всем читающим женщинам заняться практическим образованием, создавать рабочие места для женщин — артели, трудиться в них на благо женщин с более низким социальным статусом, выполнять в их среде роль наставниц. Совершенно достоверно известно, что Н. Г. Чернышевский знал о существовании женских артелей281 — он увидел новые формы социальной организации в реальной жизни и описал их, сильно идеализируя.

Вера Павловна стала идеалом для образованных женщин не одного поколения. По мнению современников, роман оказал серьезное влияние на развитие семейно-брачных отношений. Чернышевский предложил вариант

решения вопросов семьи, брака и любви. Моральное оправдание фиктивного брака, равноправность в отношениях супругов, право женщин на сексуальность, тело, женскую субъективность. В романе утверждались новые нравственные нормы, которые демонстрировали Лопуховы и Кирсановы, то есть русская интеллигенция, и за которые цензор 0. А. Пржецлавский квалифицировал роман как «аморальный, отрицающий христианскую идею брака» и проповедующий вместо нее «чистый разврат»282.

Сообщество женщин-писательниц также не остались в стороне от животрепещущих дискуссий на женскую тему. Произведения популярной Н. Хво- щинской (псевдоним В. Крестовский), Ю. Жадовской и других разрабатывали образ бедной, некрасивой, но внутренне свободной женщины, которая хочет жить своим трудом. Часто это была старая дева, образ которой переосмыслялся усилиями женщин-писательниц. Не определяя как-либо политически себя, не поддерживая зачастую идеи женской эмансипации, писательницы в своем творчестве точно отображали русский провинциальный быт с его патриархатными установками в отношении женщин. «Каждая повесть, — писал П. А. Кропоткин о творчестве Н. Хвощинской, — заключает в себе драму девушки, лучшие стороны которой беспощадно душатся окружающими ее, или рассказывает еще более тяжелую драму старой девушки, принужденной жить под гнетом тирании, мелких преследований и булавочных уколов со стороны-родных»283.

В лице Марии Цебриковой и Анны Энгельгардт оформлялась русская женская критика. Эти авторши уделяли пристальное внимание «женскому элементу» — женским литературным образам и в целом женскому творчеству. Их заинтересованные и жесткие статьи (особенно Цебриковой) разрушали патриархатные клише, традиционный образ мышления, доминирующий в литературной критике в отношении женщин, что способствовало развитию русской женской прозы.

По мнению Р. Барта, неизбежною задачею реалистического романа становится воссоздание социального разноязычия284. Это справедливо и в отношении литературы русского реализма. Русская беллетристика также воспроизводила социальные языки, существовавшие в толще национального языка; производила социопрофессиональные термины, основные категории и понятия освободительного движения. В первую очередь, это были термины, обозначающие субъектов (акторов) политического процесса — «новые люди», «новая женщина», «нигилист», «нигилистка», «кисейная барышня».

Производство языка делалось одними, а отражение — другими. «Тургенев создал слово "нигилист" lt;...gt; Помяловский создал выражение "кисейная барышня", хотя и не пользующееся подобно слову "нигилист", всесвет- ской известностью, но всероссийской несомненно. Получить в 60-х гг. прозвание "нигилист", "нигилистки" было почетно, "кисейная барышня" —

позорно», — писала Е. А. Штакеншнейдер285. Эти понятия практически сразу перешли в официальный дискурс, не вызвав отторжения своей инаковостью, стали частью политического языка, политического дискурса.

Слово «нигилист» существовало и до И. С. Тургенева, но стало термином, обозначающим новый тип человека, только после появления в романе «Отцы и дети» (1862 г.), в котором Тургенев на примере Базарова описал типические черты нигилиста.

Движение нигилистов вызвало к жизни особую «антинигилистическую» литературу. Это романы Н. С. Лескова «Некуда» (1864 г.),«На ножах» (1870- 1871 гг.); В. П. Клюшникова «Марево» (1869 г.), «Кровавый пуф»; Вс. В. Крестовского «Панургово стадо» (1869 г.), которые обличали нигилизм, новую идеологию и ее носителей. Особенно в невыгодном свете решены образы женщин, ищущих свой путь в жизни. Осуждался ими выбранный путь участия в «общем деле». Положительные героини этих романов выглядели очень условными и схематичными на фоне с блеском описанных барышень и барынь, впадающих в грех самостоятельности и общественной деятельности.

Проблема положительного образа, идеала русской женщины приобрела в российском обществе с начала 1860-х годов политический характер. 

<< | >>
Источник: Юкина И. И.. Русский феминизм как вызов современности. 2007

Еще по теме Дискурс беллетристики: 1850-1860-е гг.:

  1. Мужской дискурс и женское говорение 1.1. Мужской дискурс
  2. Гаудвиг, Гуго (Gaudig, Hugo), 1860–1923, Германия.
  3. Тевс, Иаганнес (Tews, Johannes), 1860–1937, Германия.
  4. Мак-Миллан, Маргарет (McMillan, Margaret), 1860–1931, США, Англия (с 80-х годов XIX в.).
  5. Утверждение реакции в Пруссии. Конституция 1850 г.
  6. 1. Коммерческая эра (1500-1850 гг.)
  7. 2. Эра экспансии (1850-1914 гг.)
  8. 4. Японское искусство в 1750-1850 гг.
  9. Дискурсы
  10. Зейдель, Роберт (Seidel, Robert), 1850–1933. Швейцария (с 1870 г.).
  11. Общество как дискурс
  12. Женщина в мужском дискурсе