<<
>>

Особенности службыофицеров Генерального штаба

В романе А. И. Куприна “Поединок” описываются мечты подпоручика Ромашова о военной карьере: “И Ромашов поразительно живо увидел себя ученым офицером Генерального штаба, подающим громадные надежды...

Имя его записано в академии на золотую доску. Профессора сулят ему блестящую будущность, предлагают остаться при академии, но — нет — он идет в строй. Надо отбывать срок командования ротой. Непременно, уж непременно в своем полку. Вот он приезжает сюда — изящный, снисходительнонебрежный, корректный и дерзко-вежливый, как те офицеры Генерального штаба, которых он видел на прошлогодних больших маневрах и на съемках. От общества офицеров он сторонится. Грубые армейские привычки, фамильярность, карты, попойки — нет, это не для него: он помнит, что здесь только этап на пути его дальнейшей карьеры и славы”79.

Именно так или почти так представляло себе путь “наверх” большинство строевых офицеров русской армии. “Как известно, — подчеркивал один из авторитетных военных публицистов начала XX в., — за редким исключением все наши юные офицеры с первых же шагов службы носятся с мыслью поступить в академию (Генерального штаба — Е. С.)”80. Что же представлял собой корпус генштабистов, прозванных “моментами” в армейской среде ? И справедливо ли именно их считать ядром военной элиты России накануне мировой войны?

Отдаленными предшественниками офицеров-генштабистов являлись ординарцы и порученцы, выполнявшие роль помощников командиров рыцарских отрядов на полях сражений средневековой Европы8 . В начале Нового времени эти функции перешли к офицерам для поручений при полководцах, коими нередко бывали коронованные особы. Наконец, к XVIII в. вместе с реформами военных ведомств в армиях большинства европейских государств возникли так называемые квартирмейстерские части, задачи которых определялись необходимостью максимально эффективного сопровождения и размещения войск на местности.

Первым руководителем структуры с таким названием в России стал князь А. Ф. Шаховской, назначенный на должность генерал-квартирмейстера указом Петра I в декабре 1701 г., а круг деятельности был очерчен “Воинским уставом” 1716 г.83 В этом документе отмечалось, что чинам квартирмейстерской части надлежит “хорошо знать страну, где ведется война, уметь изображать ландкарты, учреждать походные лагеря, а по случаю — фортификации и ретраншементы, вести протоколы всем походам и бывшим лагерям” 4.

Постепенно складывалась практика регулярного пребывания офицеров квартирмейстерской части в распоряжении командующих крупными войсковыми объединениями. Созданная при Петре III и преобразованная в 1762 г. Воинская временная комиссия для реформирования вооруженных сил предложила организовать квар- тирмейстерскую часть по лучшим западноевропейским образцам, “наименовав ее ... единым Генеральным штабом”85. В его состав первоначально вошли 40 офицеров. На новый орган в мирное время возлагался сбор сведений о приграничных территориях, картографические работы, разведка путей сообщения, а в военное — содействие командующим в управлении войсками на местности86.

Отказ Павла I от екатерининского наследия привел к упразднению Генерального штаба в 1796 г. и созданию на его месте военнотопографического депо и Свиты Его Величества по квартирмейстерской части, которая просуществовала в этом виде до 1827 г., когда по “высочайшему повелению” было восстановлено наимено

вание “Генеральный штаб”. С 1832 г. он структурно составил особый департамент Военного министерства87.

Новый этап в истории этого института связан с милютинскими реформами. В 1863 г. было создано Главное управление Генерального штаба — орган военного планирования и разведывательной деятельности, а с 1865 г. после объединения с топографическим депо департамент Генерального штаба стал частью Главного штаба по оперативным вопросам88.

Требования подготовки к крупномасштабным войнам с применением боевой техники и новых средств связи заставили теоретиков и практиков в военно-политических кругах европейских государств приступить к очередному этапу трансформации Генерального штаба.

Что касается нашей страны, то свою роль в процессе преобразований сыграли два события: русско-турецкая война 1877-1878 гг. и возникновение стратегических альянсов в Европе 80-х — 90-х гг. Непосредственным инициатором повышения роли корпуса офицеров Генерального штаба в русской армии стал назначенный в апреле 1878 г. на пост начальника Николаевской академии М. И. Драгомиров.

На протяжении 90-х гг. XIX в. выдвигались различные проекты дальнейших реформ этого института89. Подробный их анализ не входит в нашу задачу, однако необходимо обратить внимание на важнейший вывод, который сформулировали русские и зарубежные специалисты в начале XX в.: “Генеральный штаб вообще является наилучшим показателем доброкачественности или недоброкачественности всей военной системы государства”90.

Отсюда следовало, что именно личный состав этой структуры — офицеры-генштабисты призваны занять доминирующие позиции в военном управлении, а значит — составить элитную часть армии. Ведь кроме образования отличительной чертой их службы на штабных должностях являлась двойная подчиненность: конкретному командиру и одновременно начальнику всего Генерального штаба91. Это давало генштабистам возможность не только принимать непосредственное участие в разработке решений, но и активно влиять на их исполнение. Возрастание значения корпуса офицеров Генерального штаба на рубеже веков видно из данных П. А. Зайончковского: если в 1882 г. их количество составляло 661 чел., то к началу русско-японской войны оно достигло 1232 чел.92

О высоком призвании и связанном с ним привилегированном положении офицеров-генштабистов в русской армии свидетельствуют многочисленные источники. При этом большинство авторов публицистических заметок в периодических изданиях (“Военный сборник”, “Русский инвалид”, “Разведчик”), либо мемуаров, напи

санных в эмиграции, сами окончили Николаевскую академию и знали специфику службы Генерального штаба по собственному опыту.

“Офицер Генерального штаба, — писал, например, один из них в брошюре “Русский военный быт в действительности и мечтах”, — по своим всесторонним познаниям должен всегда стоять выше своих сверстников строевых офицеров, и это не для того, чтобы импонировать, гордиться, чваниться, рисоваться, а для того, чтобы решать основательно и всесторонне вопросы, присущие образованным военным людям”93.

Другой авторитетный специалист Б. В. Геруа следующим образом характеризовал особенности работы генштабистов: “Служить в Генеральном штабе считалось в армии завидной долей. Действительно, офицер, благополучно взявший все академические барьеры и зачисленный в Генеральный штаб, попадал в служебную колею с ускоренным и регулярным производством и на лестницу назначений, приводивших его к заветному генеральству в кратчайший срок. Затем перед ним автоматически открывались должности начальника дивизии и командира корпуса. Наиболее выдающиеся, а иногда наиболее удачливые, получали более редкие назначения вроде начальников штабов военных округов (которых было всего 13) или поднимались до командования этими округами и генерал- губернаторства. (...) Как привилегии, так и особый мундир, кстати, довольно эффектный (черный бархат, серебро, аксельбанты) создавали из русского Генерального штаба касту, крепко стоявшую за сохранение своих привилегий”94.

А вот столь же достойная внимания точка зрения Б. М. Шапошникова: “Ему (т. е. генштабисту — Е. С.) принадлежала ведущая роль в осуществлении задач оперативного характера, в решении мобилизационных вопросов, в организации боевой подготовки частей дивизии”95.

Однако высокие оценки, дававшиеся современниками корпусу офицеров Генерального штаба в конце XIX — начале XX вв., отнюдь не исключали дискуссии по проблемам совершенствования его организации и функций в связи с активизацией России на международной арене и требованиями общественности по дальнейшему реформирования вооруженных сил. Особенно сильный импульс был дан русско-японской войной, которая, как известно, вызвала серию преобразований в Военном ведомстве: создание Совета Государственной Обороны (СГО), выделение в самостоятельную структуру Генерального штаба и его Главного управления (ГУГШ), а также учреждение Высшей аттестационной комиссии

(ВАК)96. “О необходимости реорганизации армии, — вспоминал

А.И. Деникин, — говорили, писали, кричали”9 .

Что касается непосредственно офицеров Генерального штаба, то, по свидетельству того же А.

И. Деникина, “одни видели в них работников и руководителей в области государственной обороны и научно-технической подготовки войны, другие — полководческие кадры; одни считали надлежащим для них местом служения кабинет военного ученого, другие — штаб, третьи — строй”98.

Так, например, генерал-квартирмейстер Одесского военного округа Э. X. Калнин, называвший состояние Генерального штаба “хаотическим”, подчеркивал, что офицер-генштабист “стоит совершенно вне армии: ни со строевой службой, ни со специальными военными учреждениями, ни даже со штабами он по предмету своего ведения не имеет ничего общего”. Главная его задача — изучение противника на основе глубоких научно-практических знаний, другими словами — информационно-аналитическая разведывательная работа99.

Иную точку зрения высказывал один из крупнейших военных авторитетов России начала XX в. М. И. Драгомиров: “Корпорация Генерального штаба есть отнюдь не мозг, а только нервы армии; на этом основании она есть сила служебная, а не самостоятельная”100. С поддержкой этих взглядов на страницах “Военного сборника” выступил известный публицист подполковник А. Ше- манский: “Генеральный штаб — вспомогательный орган военного творчества в искусстве организации побед”101. Аналогичного мнения придерживался другой автор журнала, опубликовавший еще в 1901 г. целую серию “Заметок о службе Генерального штаба” под псевдонимом Б.: “Работа и живая деятельность также необходимы организму Генерального штаба, как кровь живым существам: из них он черпает свои силы, и вне их теряет свое значение и омертвевает (так в тексте статьи — Е. С.)”102.

Основными недостатками организации службы офицеров- генштабистов по опыту русско-японской войны являлись неумение связать теорию с практикой, стремление подменить выполнение конкретных оперативных задач работой с отчетными документами, слабая координация штабной работы по горизонтали (т. е. между частями и соединениями) и недостаточная исполнительность по вертикали. Серьезную критику вызывали зафиксированные случаи использования генштабистов на “непрофильных” должностях, например, начальников служб военных сообщений или учебных унтер-офицерских команд10 .

Не секрет, что значительная часть офицеров — генштабистов, особенно аристократы по социальному происхождению и гвардей

цы по армейской принадлежности, отличались высокомерием и снобизмом в отношениях с сослуживцами. Примером служит известный граф А. А. Игнатьев, охарактеризованный в мемуарах Б. А. Энгельгардта следующим образом: “Много было в нем самовлюбленности, которая выражалась в бесконечной самоуверенности, в охоте подтрунить над товарищем, подчеркнуть свое превосходство — умственно и даже в росте. Это, естественно, вызывало протест”104. По мнению П. А. Зайончковского, “в армии офицеры Генерального штаба составляли довольно замкнутую касту, среди них было немало заносчивых людей, и в силу этого любовью строевых офицеров они не пользовались”105.

Главная причина трений в армейской среде между офицерами Генерального штаба и строевиками, очевидно, заключалась не столько в разнице образовательного уровня, как полагали некоторые авторы106, сколько в изменении вектора кристаллизации военной элиты, когда традиционные признаки этой социальной группы — социальное происхождение, семейное благосостояние, личные связи при дворе — начинали постепенно отходить на второй план, уступая место новым критериям: высокой образованности, профессиональной компетентности, личной инициативности и исполнительности.

Вполне естественно, что формирование новой функциональной элиты характеризовалось противоречиями и конфликтами. Даже такая глубинная черта архетипа русского офицерства XVIII-XIX вв., как корпоративная солидарность, претерпевала изменения. Сравним мнение начальника академии Генерального штаба В. Г. Глазова и представителя другого поколения, тогда молодого офицера Б. М. Шапошникова. Первый докладывал военному министру, что “дух товарищества, дух единства среди офицеров русской армии... существует в гвардейских полках и полках кавалерии; в значительной меньшей степени — в полках армейской пехоты и артиллерии, и, как это ни прискорбно, почти совсем отсутствует среди офицеров Генерального штаба...”107 Второй, описывая свою службу на территории Царства Польского в должности старшего адъютанта штаба дивизии, подчеркивал: “Офицеры Генерального штаба в Варшавском военном округе жили сплоченной семьей. Этому способствовало наличие единственного в армии особого собрания офицеров Генерального штаба, где происходили доклады, военные игры, товарищеские ужины и обеды. Здесь генерал по-дружески говорил с капитаном и обменивался взглядами по военным вопросам”. Примечательно, что много внимания генштабистам уделяла и окружная газета “Офицерская жизнь”108.

Столкновение модернизаторов и традиционалистов в атмосфере политических преобразований 1905-1907 гг., как было упомянуто нами выше, нашло отражение в появлении среди генштабистов неформальной группировки офицеров, прозванных их оппонентами (например, полковником М. Д. Бонч-Бруевичем) “младотурками”, занимавших высокие должности в столице и поддерживавших контакты с некоторыми членами Комиссии по обороне III Государственной Думы (например, с А. И. Гучковым). Среди сторонников реформ можно было встретить профессоров Николаевской академии, ответственных сотрудников Главного управления Генерального штаба, наиболее прогрессивно мыслящих командиров корпусов и начальников дивизий. Назовем лишь некоторые имена:

Н.              Н. Головин, А. А. Поливанов, В. И. Гурко, Ю. Н. Данилов, А. С. Лукомский, Б. В. Геруа, А. А. Незнамов и др.109 Определенную поддержку и сочувствие поначалу это течение находило у военных министров А. Ф. Редигера и В. А. Сухомлинова, выступавших (особенно первый) за ликвидацию средневековых привилегий гвардии. По воспоминаниям В. Ф. Джунковского, “с конца 1908 г. с разрешения генерала Редигера, а затем и Сухомлинова генерал

В.              И. Гурко на своей частной квартире собирал представителей различных отделов Военного министерства и некоторых членов думской Комиссии по обороне, чтобы ознакомить лидеров разных партий Думы с различными вопросами, их интересовавшими. На этих собеседованиях сообщались такие секретные данные, которые не могли быть оглашаемы в Думе. Благодаря этому работа Думы с Военным министерством проходила в Третьей, а затем в Четвертой Думе без особых затруднений”110.

Основные идеи, которые пропагандировали “младотурки”, сводились к необходимости принятия Россией национальной оборонной доктрины с определением четких геополитических ориентиров и созданием эффективно действующего механизма подготовки к ведению тотальной войны. В этой связи было бы явным упрощением сводить конфликт нового и старого к столкновению аристократов, опиравшихся на великого князя Николая Николаевича (мл.), и выходцев из средних слоев на высоких офицерских должностях, нашедших покровительство сначала А. Ф. Редигера, а затем В. А. Сухомлинова, как это делает британский профессор Дж. Гуч в книге “Армии Европы”111. Нам представляется, что глубинные причины заключались в поиске правящими кругами и наиболее просвещенной частью общественности России приемлемого сценария выхода из кризиса, в котором оказалась романовская империя накануне Первой мировой войны. Дело в том, что, учитывая огромную роль вооруженных сил в жизни колоссальной по терри

тории и этно-конфессиональной пестроте страны, окруженной от- нюдь не “добрыми соседями”, можно было попытаться начать модернизацию Российского государства с реформирования его важнейшего института — армии, а значит и ее элитной части — корпуса офицеров Генерального штаба. />Аргументами, убеждающими в справедливости этого заключения, служат данные источников о роли генштабистов не только в чисто военной, но и гражданских сферах управления империей.

В качестве отправной точки используем подсчеты известного военного статистика П. А. Режепо, сделанные им в 1902 г. По его данным, из 1386 генералов, состоявших на действительной службе, высшее образование имели только 49% , в том числе полных — 57% , генерал-лейтенантов — 56% , генерал-майоров — 45%112.

Далее, любопытную статистическую информацию дает сводка списочного состава генералитета русской армии, подготовленная IV отделением для канцелярии Военно-Ученого Архива Главного Штаба по состоянию на 28 марта 1903 г.113:

Табл. 2

Анализ

списочного состава генералитетрусской армии

Ц901гЛ

Генеральское

звание

Количе

ство

генералов

Получившие высшее военное образование

Вне строя на административных должностях

Полные генералы

134

77 (57 %)

99

Генерал-

лейтенанты

407

239 (59 %)

243

Генерал-

майоры

821

384 (47 %)

467

Итого:

1362

700 (52 %)

809

Как видно, в России наряду с другими странами Европы наблюдался процесс неуклонного, хотя и медленного улучшения уровня подготовки командных кадров. Следует, правда, оговориться, что графа таблицы “Высшее военное образование” включала не только выпускников академии Генерального штаба, но и других специализированных академий.

Вызывает интерес сравнение данных по русскому и австрийскому генералитету, проведенное составителями сводки, учитывая преимущественно континентальный характер вооруженных сил и похожесть социально-политической структуры обеих империй. Согласно критерию профессиональной образованности в отношении полных генералов показатели близки между собой (у австрийцев — 56%), зато наблюдаются резкие отличия в группе генерал- лейтенантов и генерал-майоров (у австрийцев соответственно — и 60%). Что касается доли представителей военной элиты вне строя на административных должностях, то и здесь разница между армиями двух государств довольно существенна: для русской — 89%, а для австрийской — лишь 61% 1 4.

Попутно отметим, что судя по представленным сведениям один российский генерал приходился на 1079 нижних чинов (для сравнения: в австро-венгерской армии — на 1420 солдат и унтер-офи- церов)115.

Проследить ситуацию в динамике помогает критический анализ, проведенный подполковником К. М. Оберучевым в 1907 г. При рассмотрении командующих округами и их помощников, он выделяет 14 генштабистов из 20, подчеркивая важное обстоятельство: если армейские и даже гвардейские офицеры заняли эти посты в среднем на 64-м году жизни и 45-м году службы, то офицеры Генерального штаба — соответственно на 55-м и 37-м116.

Далее автор затрагивает уровень корпусных командиров (31 генерал), из которых 16 — генштабисты. “Если мы обратимся ко времени службы в офицерских чинах, — пишет Оберучев, — то заметим, что офицеры Генерального штаба свершают свой служебный путь до высших иерархических должностей значительно быстрее строевых гвардейцев. Первые получают корпус на 36-м году службы, а вторые — только на 42-м году”11?.

Наконец, подходит очередь начальников пехотных и кавалерийских дивизий. Среди 58 пехотных генералов доля генштабистов составила примерно 52%, а в числе 22 кавалерийских — 36%. При этом средний возраст получения дивизии у офицеров Генерального штаба составлял 52-52,5 года, у гвардейцев — 55,5-56 лет, а у обычных армейских строевиков — 55-58 лет. Принципиально важным для нас является вывод Оберучева о качественном превосходстве генштабистов над гвардейскими офицерами, не получившими высшего профессионального образования: “Хотя и нельзя отрицать наличности служебных преимуществ гвардии сравнительно с армией, таковые совершенно стушевываются перед преимуществом Генерального штаба”118.

Следует отметить, что подобная картина наблюдалась и в других европейских армиях. Так, в Германии накануне мировой войны перевод в Генеральный штаб ускорял производство по службе по сравнению со строем в среднем на шесть лет119.

Составляя к 1912-1914 гг. лишь 2% общего офицерского состава армии, генштабисты, по оценкам специалистов, занимали более 1/3 всех должностей командиров пехотных полков, получая их к 20-21 годам службы, т. е. на несколько лет раньше обычных строевиков120. По данным А. И. Деникина, в 1912 г. офицеров Генерального штаба среди начальников пехотных и кавалерийских дивизий было соответственно 77 и 68% , а в корпусном звене — 62%121.

Таким образом, приведенные статистические выкладки убедительно демонстрируют элитный характер прохождения службы офицерами — генштабистами. Однако приведенная аргументация касательно этой категории военнослужащих становится еще более весомой, если принять во внимание тенденцию занятия ими ключевых постов гражданской сферы государственного управления России. По свидетельству военного атташе Великобритании У. Уотерса, “двор Санкт-Петербурга был исключительно военным, и это не удивительно, если помнить, что для любой гражданской должности существовал эквивалент в военной иерархии...”122

Вполне естественно, что многолетние традиции военно-бюро- кратической автократии обусловили доминирующую роль генералитета в империи. Как писал в своем фундаментальном труде “Задачи русской армии” А. Н. Куропаткин, глава военного ведомства с 1898 по 1905 г., “генералы и адмиралы занимали посты министров внутренних дел, финансов, путей сообщения, народного просвещения, государственного контролера. Посты послов в Константинополе, Париже, Лондоне, Берлине также занимались генералами. На каждом собрании высших сановников государства выделялись многочисленные мундиры военного и морского ведомств”123. Но даже на этом фоне офицеры Генерального штаба были вне конкуренции. По воспоминаниям Б. В. Геруа, “сплошь и рядом они назначались на военно-административные должности в других министерствах, например — губернаторами по министерству внутренних дел. При этом они не снимали своего мундира Генерального штаба и продолжали оставаться на учете военного ведомства. Губернатор мог получить потом дивизию или корпус”124.

Красноречивым свидетельством преобладающего положения генштабистов в высших властных структурах Российской империи может служить следующая таблица должностей, занимаемых генералами Генерального штаба, по данным К. М. Оберучева на 1 ию- ня 1907 г.125:

Табл. 3

Распределение высших офицеров Генерального штаба по гражданским должностям (1907 г Л

Наименование

должности

Гене

ралы

Ген.-

лейт.

Ген.-

май-

оры

Все

го

Члены Государственного Совета

12

-

-

12

Командующие войсками и их помощники

5

9

-

14

Высшие строевые начальники (корпус, дивизия, бригада)

-

33

58

91

Начальники укрепрайонов и командиры крепостей

-

6

9

15

В штабах округов и войск

-

10

70

80

Члены Военного совета

16

3

-

19

Члены Александровского Комитета о раненых

3

-

-

3

В структурах центрального военного управления (Главный штаб, ин- спектораты родов войск)

5

12

21

38

Интенданты

-

2

2

4

Топографы

1

6

2

9

Директора корпусов и начальники училищ

-

1

12

13

Профессора и преподаватели

-

-

4

4

Начальник госпиталя

-

-

1

1

В распоряжении военного министра

-

10

2

12

Состоят при высочайших особах и генерал-адъютанты

1

4

1

6

Военные агенты

-

-

4

4

Военные губернаторы, командующие войсками в областях, наказные атаманы

4

3

7

Военные губернаторы, не командующие войсками

-

1

5

6

Служащие в других ведомствах

4

8

9

21

Присутствующие в Сенате

1

-

-

1

Итого:

48

109

201

358

При сравнении с ведущими западными странами нельзя не отметить близкую по характеру тенденцию выдвижения офицеров Генерального штаба на первый план не только в армейской среде, но и в гражданских сферах. Наиболее обстоятельный анализ этой проблемы, с нашей точки зрения, изложен по Германии в работах

В.              Гёрлица и К. Деметера, Австро-Венгрии — Г. Ротенберга, А. Уиткрофта и С. Уилльямсона, Франции — Р. Чэлленера, Великобритании — Э. Шеппарда и Э. Спайрса, Италии — Дж. Гуча, США — А. Экирча и Э. Шермана126.

Несмотря на отдельные нюансы, обусловленные национальной спецификой, указанные авторы описывают в общем-то сходные процессы реформирования вооруженных сил крупнейших стран, акцентируя внимание на возраставшую профессионализацию офицерского корпуса на протяжении XIX в.1 7 С изменением политико-экономической ситуации в Европе и техническим прогрессом происходило формирование новой функциональной элиты, уже не связанной прямо узами “крови” и феодального “вассалитета” с коронованными особами, но взявшей на себя выполнение задач обеспечения национальной безопасности. При этом наиболее адекватно отвечали новым реалиям начала XX в. офицеры Генерального штаба, выделенного в самостоятельный институт военно-адми- нистративной сферы управления или созданный заново в ведущих западных государствах, не исключая традиционно морские державы — Великобританию и США.

Вместе с тем выходцы из средних городских и сельских слоев общества, которым удавалось успешно преодолеть образовательные, имущественные и социальные барьеры на пути к вершинам военной карьеры, должны были, как правило, не только ассимилироваться в среде “благородных” по происхождению лиц128, но и воспринять традиционный архетип поведения рыцаря-дворянина, сформированный еще в эпоху средневековья и раннего Нового времени. Характерный пример — небезызвестный А. Дрейфус, который следующим образом описывал чувства новоиспеченного генштабиста: “Я окончил Военную академию в 1892 г. с отличным отзывом и с допущением в генеральный штаб. Благодаря 1-му разряду, по которому я кончил курс, меня прикомандировали для стажа в Генеральный штаб. (...) Передо мной открывалась блестящая и легкая карьера; будущее сулило много успехов”129. Другими словами, социо-культурная среда и менталитет не только российского, но и европейского офицерства в конце XIX — начале XX вв. демонстрировали большую инерционность в сравнении с экономической и политической жизнью общества.

Но прежде чем перейти к оценке этого явления необходимо завершить рассмотрение структуры российской военной элиты. 

<< | >>
Источник: Сергеев Е. Ю. «Иная земля, иное небо...» Запад и военная элита России. 2001

Еще по теме Особенности службыофицеров Генерального штаба:

  1. Структураменталитета офицеров Генерального штаба
  2. Генеральные штаты
  3. Разработка генеральной стратеги
  4. ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНАЯ РЕАЛИЗАЦИЯ ГЕНЕРАЛЬНОЙ ЦЕЛИ
  5. 1. Генеральная и выборочная совокупности
  6. ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ПРИНЦИП РЕЦИПРОКНОСТИ
  7. Резолюции Генеральной Ассамблеи ООН и обычное право
  8. Генеральная функция рекламы
  9. Раздел II КОРОЛЕВСКОЕ ЗАКОНОДАТЕЛЬСТВО КАК ИСТОЧНИК ПРАВА. ГЕНЕРАЛЬНАЯ КУТЮМА
  10. 13.3. О трех генеральных тенденциях глобализации в национальной жизни
  11. Индивидуальные особенности мышления
  12. § 1. Понятие, сущность и особенности международного права
  13. ОСОБЕННАЯ ЧАСТЬ
  14. Инновационные особенности
  15. Конструктивные особенности