<<
>>

Владимир Малахов. Символическое производство этничности и конфлик

Основной гипотезой при написании данного текста было допущение символической природы этнической идентичности. В методологическом плане автор примыкает к традиции социального конструктивизма, получившей широкое распространение в международном обществоведении последних трех десятилетий1.

Этничность в рамках этой традиции есть прежде всего маркер различия, знак, вокруг которого организуются любые различия — от биологических до социальных. Те или иные характеристики, отличающие одних индивидов от других (расовые, антропологические, языковые, культурные), выступают как символ, по отношению к которому могут выстраиваться социальные различия 2.

Такой подход к феномену этничности позволяет эффективно противостоять эссенциалистскому ее пониманию, в то же время не впадая в инструментализм. Эссенциализм в жестком своем варианте на- турализирует этничность, истолковывая ее в квазиествественных (или однозначно биологических) категориях. В более мягком варианте эс- сенциализма этничность возводиться не к природе, а к истории; но и здесь она истолковывается как сущностное свойство индивида, атрибут человеческой субъективности. Тем самым этничность реифициру- ется. Характеристики, приобретаемые индивидами в процессе социального взаимодействия или же релевантные только в процессе социальной коммуникации, трактуются как изначально присущие им свойства. Но, осмысляя этничность, следует вести речь не о ее фиктивности (как это в конечном итоге делает инструментализм), а о ее символическом характере, не о возможности переинтерпретации этнических отношений в неэтнических терминах, а о символическом производстве этнических отношений.

Понятие этничности — субпонятие по отношению к понятию «идентичность». Этническая идентичность — одна из форм идентичности индивида, существующая с такими формами последней, как социально-классовая, профессиональная, возрастная, половая, региональная, конфессиональная и т.

д.

Мы исходим из допущения «методологического индивидуализма», согласно которому агентом социального действия является индивид. Именно индивиды вступают во взаимодействие друг с другом, объединяются в группы и т. д. Равным образом индивидуальный характер носит идентичность. Поскольку идентичность есть рефлексивная категория, «обладать» ею могут только индивиды; группам же идентичность может быть «приписана». Говорить о «коллективной идентичности» можно лишь в той мере, в какой определенные индивиды разделяют друг с другом одну и ту же идентичность (и в этом смысле принадлежат одному и тому же коллективу)3.

Идентичность есть продукт социального взаимодействия. Она возникает как результат проекции индивидами на себя ожиданий и норм других. Я не знаю о том, что я «белый», пока не узнаю о существовании «черных», равно как и о том, что я европеец, до тех пор, пока не узнаю о существовании азиатов, африканцев и американцев4.

Понятно, однако, что изолированный индивид — не более чем рабочая абстракция, принятая классической социологией со времен М. Вебера. В реальной политической практике субъектами то и дело выступают именно группы. Не означает ли это, что от методологического индивидуализма следует отказаться или что следует начать оперировать такими категориями, как коллективная идентичность? Разве этнические группы не являются своего рода коллективными субъектами, взаимодействующими друг с другом по образцу взаимодействия между личностями?

По нашему убеждению, нет. Они лишь кажутся коллективными личностями, и эту видимость порождает специфика социального взаимодействия. Г. Зиммель в своем знаменитом «Экскурсе о “чужом”» приводит такой пример. В средневековых германских городах (например, во Франкфурте) все граждане христианского вероисповедания должны были платить налоги, размер которых определялся величиной их доходов. Иудеи же, т. е. некрещеные евреи, должны были пла тить фиксированный налог — сумму, закрепленную за любым евреем независимо от его фактического дохода.

Это значит, что положение, которое еврей занимал в обществе, он занимал не как индивид, а как еврей, как член строго очерченной группы. Его социальная позиция определялась не его реальными действиями, а его «еврейством». Тем самым он переставал функционировать как индивид, т. е. как единичный носитель определенных социальных содержаний, выступая только в групповом качестве5.

Этот пример хорошо иллюстрирует механизм формирования этнических групп в условиях города. Независимо от того, отождествляют ли себя индивиды с той или иной группой, они оказываются «объективно» ей принадлежащими на том основании, что в социальном взаимодействии опознаются как представители данной группы. Их дискриминация (в нейтральном значении этого слова, т. е. их отличие в качестве «чужих», не относящихся к своим) запускает в действие соответствующий механизм самоидентификации: индивиды начинают вести себя в соответствии со схемой, навязываемой им окружением.

Членом этнической группы — и тем самым носителем определенной этнической идентичности — индивидов делает не происхождение (биологическое или культурно-историческое), а та роль, которую эти индивиды играют в социальном взаимодействии. Членом «нашей» группы или, напротив, чужим индивид опять-таки не является от рождения — его чуждость или близость нам зависит от того места, которое он занимает в структуре общественных отношений. Обратимся еще раз к эссе Г. Зиммеля. Торговая миграция влечет за собой появление в определенном месте огромного количества «чужих», но их чуждость переживается по-разному. Если «чужой» имеет некоторые общие с нами черты, он становится менее чужим, его дистанция по отношению к нам уменьшается. Если же индивид выступает чужим стране, городу, расе и т. д., то те элементы его личности, которые не являются общими между ним и нами, начинают выступать уже не как его индивидуальные черты, а как черты его происхождения, как то общее, что он имеет с другими «чужими». По этой причине, говорит Г. Зиммель, чужие не воспринимаются как индивиды. Они для нас — представители группы, носители «коллективной идентичности» (равно как и мы в структуре этого отношения уже не индивиды, а представляем некоторую этническую группу).

Несмотря на то, что этничность является аскриптивной категорией (т. е. предикатом), она обычно выглядит как неотъемлемое свойст во личности (т. е. как атрибут). Там же, где этничность превращается в стигму, она окончательно перестает быть индивидуальной характеристикой, представая исключительно в качестве «коллективной иден- тичности»6.

<< | >>
Источник: М. Брилл Олкотт и И. Семенова. Язык и этнический конфликт . — М.: Гендаль. — 150 с.. 2001

Еще по теме Владимир Малахов. Символическое производство этничности и конфлик:

  1. ДИСКУРСИВНОЕ И НЕДИСКУРСИВНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ПРОИЗВОДСТВА ЭТНИЧНОСТИ
  2. РЕФРЕЙМИНГ И ПРОИЗВОДСТВО ЭТНИЧНОСТИ НА ИЗБИРАТЕЛЬНОМ УЧАСТКЕ
  3. 6.3. Символическая школа и символический подход к культуре. Концепция К. Гирца
  4. Малахит
  5. Малахит
  6. Централизация Руси при Владимире
  7. Религиозные реформы Владимира и оринятие Православия
  8. Брак Владимира Мономаха и Гиды
  9. 6. Гражданский законодатель: Владимир Мономах
  10. 1. Владимир как христианский правитель (9901015 гг.)
  11. ВЛАДИМИР МОНОМАХ ( 1113 –1125 ).
  12. Владимир в богатырских былинах: функции русского эооса и лаосоциализация
  13. Христианство на Руси до крещения князя Владимира.
  14. Владимиро-Суздальская Русь
  15. 2. Междоусобная борьба сыновей Владимира (10151036 гг.)
  16. 3. История обращения Владимира (988989 гг.)