<<
>>

Проблема первичного заселения Океании. Формирование основных этнорасовых групп[5]

Хотя проблемой заселения островов Тихого океана занимаются уже длительное время, лишь недавно ее изучение поставлено на достаточно солидный научный фундамент. Основой для

•этого послужили прежде всего археологические раскопки, проведенные в 60—70-е годы, и серьезный лексико-статистический анализ целого ряда океанийских языков.

При решении вопросов заселения Океании и происхождения океанийских народов были, конечно, использованы и многие другие источники, в частности материалы этнографических, антропологических и этноботани- ¦ческих исследований. Но именно недавние изыскания по археологии и лингвистике привели к тому, что представления о времени и путях заселения океанийского региона претерпели очень серьезные изменения.

Согласно данным последних исследований, первые люди появились в западной части Океании, на Новой Гвинее, не менее 30 тыс. лет назад, а возможно, и значительно раньше [226, •с. 192, 194; 465, с. 77]. Можно предположить, что потомками этих первых мигрантов являются люди, говорящие ныне на некоторых так называемых папуасских языках, а именно на языках, принадлежащих к филе торричелли и различным малочисленным филам или занимающих изолированное положение [482, с. 940][6]. С глубокой древностью появления первых групп папуасов на Новой Гвинее (назовем представителей этих групп и их потомков палеопапуасами) в значительной мере связан тот факт, что некоторые папуасские языки сильно отдалены друг от друга. Сейчас они кажутся совершенно не связанными генетически, хотя, возможно, в прошлом и имели общее происхождение.

Предки людей, говорящих в настоящее время на палеопапу- асских языках, пришли на Новую Гвинею, вероятно, из Юго- Восточной Азии, ибо там найдены костные остатки людей, относившихся, как и папуасы, к австралоидной расе и живших во времена, близкие к палеопапуасским миграциям (фрагменты скелетов из Ниа, Табона и Ваджака).

С ранними волнами переселенцев связаны, по-видимому, топоры и тесла, сделанные из каменных отщепов и имеющие двустороннее сужение. Они найдены в нижних слоях археологического памятника в Косипе в Северной провинции Папуа — Новой Гвинеи, их возраст определяется радиоуглеродным методом в 25 тыс. лет. Некоторые из древнейших стоянок использовались человеком в течение очень длительного времени. Так, на стоянке в Каинанту следы человеческой деятельности прослеживаются на протяжении более чем шеститысячелетнего периода {от 18 тыс. до 11,5 тыс. лет назад) [449]. Есть основания предполагать, что одним из главных занятий этих ранних мигрантов ¦был сезонный сбор дикорастущего пандануса [97].

Значительно позже на Новую Гвинею проследовали новые труппы папуасских мигрантов. Потомками этих мигрантов являются люди, говорящие сейчас на языках, относимых к запад

нопапуасской и восточнопапуасской филам. Хотя языки этих фил распространены в настоящее время в периферийных районах папуасского мира (первые — в северной части острова Хальмахе- ра и на полуострове Чендравасих, вторые— на архипелаге Бисмарка, на некоторых из Соломоновых островов и островах Санта-Крус), между ними, по мнению ряда ученых, прослеживается отдаленная генетическая связь. Предполагается, кроме: того, очень отдаленное родство между отмеченными языками, с одной стороны, и андаманскими языками — с другой [237, с. 807—871].

Позже, примерно 10 тыс. лет назад, а может быть и менее, на Новую Гвинею мигрировали еще две группы. Потомки этих людей говорят сейчас на языках, которые относятся к трансновогвинейской филе и филе сепик-раму (будем называть их вместе с носителями западно- и восточнопапуасских языков неопапуасами). Предки носителей трансновогвинейских языков проникли на Новую Гвинею с запада, вероятно, с Малых Зондских островов (на Тиморе и прилегающих к нему мелких островах до- сих пор живет несколько народов, языки которых относятся к трансновогвинейской филе), и, начав свое продвижение из западных районов острова (возможно, с полуострова Бомбарай и южной части полуострова Чендравасих), постепенно достигли центральных и восточных районов, потеснив и ассимилировав палеопапуасов.

Что касается предков людей, говорящих сейчас- на языках филы сепик-раму, то они мигрировали на Новую Гвинею, скорее всего, через центральную часть ее северного побережья [482, с. 950]. Сравнительно поздними пришельцами на новогвинейскую землю были, вероятно, и предки людей, ныне- говорящих на языках одной из малых папуасских фил — скоgt; [482, с. 953].

Археологические раскопки, произведенные в 60—70-е годы во» внутренних районах Новой Гвинеи, позволяют сделать некоторые предположения об образе жизни предков людей, говорящих на языках трансновогвинейской филы и филы сепик-раму. Так, верхние слои археологического памятника в вышеупомянутом Косипе, укрытие под скалой в Кафиаване в провинции Восточное Нагорье (в обоих случаях находки принадлежат к эпохе, отстоящей от нас на 8—10 тыс. лет), средний слой археологического памятника, представляющего собой укрытие под скалой в Киове (возраст памятника 5—6 тыс. лет), свидетельствуют о том, что население Новой Гвинеи в эти эпохи пользовалось, частично полированными топорами или теслами с линзовидным поперечным сечением [97, с. 184, 186; 132, с. 328; 134, с. 73]. Каково же было их назначение? По мнению археологов, найденные- топоры могли применяться для расчистки леса как при охоте,, так и при зачаточных формах переложного земледелия. В этой связи высказывается мнение, что земледелие возникло на самой: Новой Гвинее, а не было заимствовано [485, с. 73]. Однако если

возделывание земли и существовало на острове в столь ранний зпериод, то оно, бесспорно, носило в ту пору лишь зачаточный характер. Об этом, в частности, говорит то, что далеко не на всех стоянках эпохи, о которой идет речь, найдены топоры отмеченного выше типа. Так, в нижнем слое уже упоминавшегося памятника в Киове (8400—4000 лет до н. э.) топоров нет, обнаружены лишь примитивные орудия из гальки и галечных от- щепов.

Достаточно убедительные свидетельства о существовании земледелия относятся к несколько более позднему' времени. Пыльцевым анализом установлено, что около V тысячелетия до н.

э. началась широкая расчистка леса. Для несколько более позднего времени имеются и прямые доказательства возделывания культур. Найдены также ступы, использовавшиеся для дробления зерна [133, с. 504—505; 366, с. 199; 449]. Около VI тысячелетия до и. э. появилось свиноводство. Линзообразные в поперечном сечении топоры сменились топорами, поперечное сечение которых образует фигуры, ограниченные прямыми линиями J132, с. 328]. Возможно, что такие четырехгранные топоры вмес- ( те с сопутствующей им керамикой были занесены сюда береговыми жителями [392, с. 95—96], о которых речь пойдет ниже.

Помимо Новой Гвинеи археологические памятники докера- мической эпохи древнего возраста (6 тыс. лет) обнаружены и на одном из островов архипелага Бисмарка — Новой Ирландии р58, с. 310]. Весьма архаичный характер имеют каменные орудия из памятников около Кандрианы на Новой Британии (нешлифованные, суженные с двух сторон ножи), а также на Бугенвиле и Буке (оббитые и шлифованные, суженные с двух 'Сторон топоры), однако возраст их не определен. Существует мнение, что Бугенвиль начал заселяться по крайней мере с середины III тысячелетия до н. э. [125, с. 41]. Судя по ряду фактов, поселения докерамической эпохи существовали и на Новой 'Каледонии.

С большой долей уверенности можно предположить, что все зти памятники были оставлены древними народами, говорившими на папуасских языках, которые, как полагают, в отдален-4 яше времена были распространены в значительной части Меланезии вплоть до Новой Каледонии. Об этом косвенно свидетель- •ствует современная лингвистическая картина в Меланезии. На архипелаге Бисмарка и в северной части Соломоновых островов :наряду с австронезийскоязычными народами сохранились также и папуасоязычные группы. Неавстронезийскими являются и мно- :гие языки населения островов Санта-Крус. Кроме того, ряд австронезийских языков этого региона (в частности, языки Новой 'Каледонии) содержит заметный неавстронезийский субстрат.

Высказывается, впрочем, соображение, что кое-где, например на Соломоновых островах, появление папуасских языков могло быть более поздним, чем внедрение языков австронезийских.

Однако такая точка зрения кажется нам спорной, так как повсюду в Меланезии папуасские группы носят явно реликтовый характер.

Они сохранились либо во внутренних районах островов (например, на некоторых из Соломоновых островов), либо на отдаленных островных группах (таких, как острова Санта- Крус).

Народы, говорящие на австронезийских языках, появились в Океании значительно позже, чем папуасские народы. Австронезийская семья представлена в Океании главным образом своей океанийской ветвью, выделившейся в процессе распада протоав- стронезийского языка. А. Поли считает, что общность, говорившая на протоокеанийском языке, существовала некоторое время как единое целое где-то на северо-восточном побережье Новой Гвинеи или на архипелаге Бисмарка. Протоокеанийская языковая общность распалась 5 тыс. лет назад, а может быть и ранее. Образовавшиеся в результате этого группы обосновались в ряде районов Новой Гвинеи, на архипелаге Бисмарка, в северо- западной части Соломоновых островов, на Новых Гебридах, Новой Каледонии, островах Луайоте [358, с. 79—80]. Одна из ветвей протоокеанийской общности, имевшая до этого сравнительно слабые контакты с окружающим папуасским населением, попала в центральную часть архипелага Новые Гебриды. Здесь сложилась так называемая восточноокеанийская языковая общность. Примерно 4 тыс. лет назад «восточные океанийцы» широко распространились по архипелагу Новые Гебриды, прежде всего в северной его части, а также мигрировали на Соломоновы острова (в юго-восточную часть) и в некоторые другие районы [470, с. 6; 482, с. 955—956]. Проникли «восточные океанийцы» и в Микронезию. В процессе распада восточноокеанийской языковой общности образовался также так называемый центральнотихоокеанский язык, который 3—4 тыс. лет назад, в свою очередь, распался на протофиджийский и протополинезийский языки [359, с. 414—415].

В настоящее время австронезийские народы Океании резко различаются друг от друга по своему фенотипу. Если народы Меланезии, мозаичные по расовому облику, образуют вместе с папуасами одну из ветвей австралоидной большой расы, то полинезийские народы — весьма специфичная расовая общность: в облике полинезийцев сочетаются как австралоидные, так и монголоидные элементы.

Население Микронезии в расовом отношении в общем занимает промежуточное положение между полинезийцами и меланезийцами, причем в Западной Микронезии, кроме того, заметна южномонголоидная примесь.

Проблема происхождения трех упомянутых этнорасовых общностей— меланезийцев, полинезийцев и микронезийцев — весьма сложна и еще далека от окончательного решения.

Так называемые меланезийцы и в расовом, и в языковом, и в культурном отношениях представляют собой сложный комп- Зак. 698

леке[7]. В частности, среди некоторых групп меланезийцев прослеживается примесь расы с более светлой кожей и полинезийскими чертами [472, с. 25].

Сейчас ученые все более склоняются к мысли, что истоки происхождения меланезийцев не следует искать в каком-нибудь одном определенном месте и в каком-либо строго ограниченном временном интервале. Скорее, население Меланезии образовалось в процесе очень давно начавшейся и долго продолжавшейся миграции людей из Азии на острова юго-западной части Тихого океана [392, с. 98].

Судя по лингвистическим данным, наиболее древними районами, где обосновались меланезийские народы, являются восточная Новая Гвинея и архипелаг Бисмарка. Давно живут меланезийцы также на Соломоновых островах, в южной части Новых Гебрид и на Новой Каледонии. Выше отмечалось, что несколько тысяч лет назад на Новой Гвинее появляются топор, поперечное сечение которого ограничено прямыми линиями, свиноводство и достаточно четко выраженные свидетельства земледелия. Вполне закономерно предположить, что носителями этих культурных традиций были меланезийские народы. С предками современных меланезийских народов связана, по-видимому, и обнаруженная при археологических раскопках в Меланезии керамика (стиль Манагаси, который характеризуется врезным и накладным орнаментом и встречается с начала I тысячелетия до н. э. вплоть до 1300 г. на ряде островов из архипелага Новые Гебриды, близкий к нему стиль Сохано на острове Бука и другие сходные серии).

Однако некоторые археологические памятники Меланезии содержат иную, весьма специфичную керамику, которую называют лапитоидной по имени археологического памятника Лапита на западном побережье Новой Каледонии. Керамические изделия этого типа были найдены в ряде мест Папуасии и Меланезии: на Новой Гвинее, Новой Британии, маленьком острове Уатом у северо-восточного побережья Новой Британии, отдельных островах из архипелага Новые Гебриды, на Новой Каледонии, островах Пен (Куние), острове Вити-Леву в группе Фиджи [220; 221; 232, с. 235—253; 251, с. 18—20; 252, с. 5—19; 393, с. 81— 82]. Сравнительно недавно лапитоидная керамика обнаружена также на острове Сан-Кристобаль и островах Риф [174, с. 123].

Сопоставление районов, где обнаружены керамические изделия типа Лапита, с ареалами восточноокеанийских языков наводит на мысль, что эта керамика была создана людьми, говорившими на восточноокеанийских языках [261, с. 68—69].

Обычно керамика типа Лапита лишена орнамента. Однако имеются также и орнаментированные гончарные изделия, при

чем техника нанесения орнамента весьма своеобразна н не встречается в каком-либо ином месте. Украшения наносились неизвестным инструментом, ставившим характерный зубчатый штамп. С помощью такой штамповки создавался орнамент в виде треугольников, полумесяцев, веревок, меандров.

Керамические изделия типа Лапита найдены не только на ряде островов Меланезии, но и Полинезии. Еще сравнительно недавно считалось, что полинезийцам было совершенно неизвестно гончарство. Правда, некоторые ученые, например С. А. Токарев [44, с. 368], делали предположения, что когда-то полинезийцы были знакомы с техникой изготовления гончарных изделий, но впоследствии забыли ее. Эта гипотеза была подтверждена в ходе археологических исследований последних лет. Лапито- идную керамику нашли на Тонга (1300 лет до н. э.— начало н. э.), Самоа (приблизительно 1000 лет до н. э. — 300 г. н. э.), Маркизских островах.

Следует отметить, что лапитоидная керамика на Тонга в более древних слоях встречается как с орнаментом, так и без него, а в более поздних слоях (начиная с середины I тысячелетия до н. э.) орнамента нет; на Самоа и на Маркизских островах находят лишь гладкую керамику. Керамическая эпоха на островах Полинезии была сравнительно недолгой: на Тонга и Самоа гончарные изделия встречаются на протяжении тысячи трехсот лет, а на Маркизских островах — в течение лишь очень короткого периода. Со временем керамика в Полинезии полностью исчезла [227, с. 166—180; 238, с. 278—316; 365, с. 184— 195].

Именно анализ распространения лапитоидной керамики и лексико-статистический анализ полинезийских языков дали ключ к решению проблемы заселения Полинезии, давно волнующей умы ученых (259, с. 45—101]. Носители культуры Лапита стали рассматриваться как предки полинезийцев [228, с. 10].

При исследовании проблемы происхождения полинезийцев возникает следующая дилемма: с одной стороны, полинезийцы очень близки по языку к некоторым группам меланезийцев, с другой — они резко отличаются от этих групп в антропологическом отношении.

Наличие лапитоидной керамики на архипелагах как Меланезии, так и Полинезии позволило некоторым исследователям сделать предположение, что носители культуры Лапита образовали ряд колоний в обоих этих регионах, однако в Меланезии они были поглощены ранее обитавшим здесь меланезийским населением, а в Полинезии сохранили свой физический тип, а также и некоторые элементы своей первоначальной культуры, правда, утратив технологию гончарства. Откуда же появились эти предки полинезийского населения? Антропологический облик полинезийцев, а также бытовавшая у них керамика дают основание искать истоки этой группы в Индонезии

или на Филиппинах. В то же время языки полинезийцев сближают их в первую очередь с населением восточной части Меланезии, а не с жителями Юго-Восточной Азии. Такое явное противоречие может быть разрешено, если допустить, что небольшая группа носителей керамики типа Ланита, поселившись среди меланезийских групп, перед переселением в Полинезию заимствовала какой-то из их языков, или предположить, что на полинезийские архипелаги попала группа носителей распавшегося протоокеанийского языка, мало смешавшаяся с папуасами в процессе своих переселений.

Все сказанное является лишь первым подходом к решению полинезийской проблемы. Для окончательного же ее решения, безусловно, потребуются новые, более глубокие исследования.

Пока не совсем ясно, чем занимались ранние полинезийские группы. Л. М. Гроуб, например, считает, что главным их занятием была эксплуатация морских богатств, другие же ученые допускают -наличие у них земледелия [280, с. 59].

Последовательность проникновения керамики и других элементов полинезийской материальной культуры на отдельные острова Полинезии и данные глоттохронологии позволяют представить в общих чертах, как шло заселение этого историко-куль- турного региона Океании. Раньше всего, во второй половине II тысячелетия до н. э., были заселены острова Тонга. Не исключено, что попавшие сюда группы мигрантов несколько отли- яались друг от друга по своему происхождению [191, с. 34], однако длительное совместное проживание привело к культурному единству. Археолог Л. М. Гроуб писал, что именно здесь «полинезийцы стали полинезийцами», причем это произошло после длительной изоляции на тонганском архипелаге [238, с. 313]. К. П. Эмори, в принципе соглашаясь с тем, что процесс становления полинезийцев начался на Тонга, в то же время полагает, что истинно полинезийский культурный комплекс сложился прежде всего на Самоа [189, с. 84—85]. Миграция на этот архипелаг с Тонга произошла примерно за 1000 лет до н. э. Весьма рано тонганские мигранты появились и на расположенном к северу от Тонга острове Ниуатопутапу [382, с. 339].

Поскольку основная часть архипелагов Полинезии была заселена с Самоа, то точка зрения Эмори кажется нам более предпочтительной. В любом случае, однако, можно утверждать, что полинезийцы сформировались как специфичная общность в самой Полинезии.

С Самоа на рубеже новой эры группа мигрантов попала в Восточную Полинезию — на Маркизские острова. Оттуда примерно в 400 г. н. э. был заселен остров Пасхи. Во второй половине I тысячелетия н. э. с Маркизских островов произошла миграция на острова Общества и Гавайские. В конце I или начале II тысячелетия н. э. полинезийцы проникли с островов Общества

на острова Кука, Тубуаи, Туамоту и Новую Зеландию ®, а с Маркизских островов — на острова Гамбье. С островов Самоа в последние века до н. э. и в I тысячелетии н. э. были заселены острова Уоллис, Хорн, Тувалу, Токелау, остров Дейнджер (Пукапука) в архипелаге Кука и некоторые из так называемых внешнеполинезийских островов (Outliers) в Меланезии и Микронезии. Выходцы с островов Тонга в середине I тысячелетия н. э. поселились на острове Ниуэ. Имели место и переселения в пределах островов Outliers [107, с. 503; 113, с. 9—28; 122, с. 27; 189 с. 57; 200, с. 100; 234, с. 6—38; 236, с. 215—240; 280, с. 40; 354, с. 310—312; 356, с. 39—64; 448, с. 331].

После расселения по островам так называемого полинезийского треугольника многие из этносов Полинезии продолжали поддерживать контакты между собой. Регулярные связи установились между Тонга и островами Уоллис, между последними и островами Футуна, между островами Общества и Туамоту [354, с. 303]. Думается, что такие контакты способствовали сохранению культурной близости между полинезийскими этносами.

Если в вопросе о происхождении меланезийцев и полинезийцев до сих пор остается немало неясных моментов, то проблема происхождения микронезийцев еще более далека от своего решения. Одни ученые, исходя из того что языки Восточной и Центральной Микронезии близки к полинезийским и некоторым меланезийским языкам, полагают, что восточные микронезийцы происходят от той же исходной австронезийскоязычной общности (так называемой восточноокеанийской), которая участвовала в генезисе полинезийцев и ряда меланезийских групп. По их мнению, заселение Микронезии произошло с Новых Гебрид, где до этого сформировалась восточноокеанийская этноязыковая общность. С архипелагов Микронезии ранее всех была заселена восточная часть Каролинских островов (именно здесь наблюдается наибольшее разнообразие языков), позже — западная часть Каролинских островов, острова Маршалловы и Гилберга. Другие океанисты не исключают, что в этногенезе восточных микронезийцев участвовали древние австронезийские группы, двигавшиеся, как они предполагают, из Юго-Восточной Азии не только через Меланезию, но и через Микронезию, а также поздние мигранты из Западной Микронезии и Полинезии.

Западная же Микронезия, судя по лингвистическим и археологическим данным, была заселена из Индонезии или с Филиппин. Причем переселение это произошло по крайней мере в начале II тысячелетия до н. э.

Хотя Западная и Восточная Микронезия были заселены, по-видимому, из разных источников, между ними издавна суще-

® На Новую Зеландию отдельные группы мигрантов попадали значительно раньше. Помимо выходцев из Восточной Полинезии туда проникали и группы западнополинезийско-меланезоидного происхождения [278, с. 47—75].

ствовали контакты, о чем, в частности, свидетельствуют обломки керамических изделий, найденные недавно на атоллах Каролинской группы, где гончарство существовать не могло [124, с. 271; 217, с. 414].

Особенности первичного заселения Океании находят отражение во многих сторонах современной этнической ситуации в этом регионе. Наличие в миграционном потоке, хлынувшем на острова Тихого океана, разных расовых и этноязыковых компонентов привело к тому, что между аборигенными океанийскими народами наблюдаются весьма существенные различия в антропологическом, культурном и лингвистическом отношениях. И чрезвычайная сложность этноязыкового состава населения самого западного острова Океании — Новой Гвинеи — объясняется в первую очередь тем, что в его заселении участвовало несколько разных групп мигрантов. Кроме того, древность заселения острова (несколько десятков тысяч лет) обусловила большую дивергенцию языков, которой в силу ряда обстоятельств (низкого уровня социально-экономического развития, особенностей природной среды и т. д.) не противостоял равноценный по масштабу процесс языкового сближения.

В заселении основных островов Меланезии тоже приняло участие несколько различных компонентов, однако большинство их было генетически связано, хотя и отдаленно; кроме того, само заселение длилось не десятки тысяч, а лишь тысячи лет. В силу этого в основной части Меланезии не произошло столь значительной дивергенции языков, как в Папуасии.

Заселение Центральной и Восточной Микронезии преимущественно с одного архипелага — Новых Гебрид — проявляется сейчас в относительной языковой и культурной близости восточномикронезийских народов.

Что же касается полинезийского населения, то оно произошло, как отмечалось, из одного источника в Западной Полинезии, где после многих столетий изоляции сложилась весьма своеобразная протополинезийская этническая и языковая общность. И так как после заселения большинства архипелагов Полинезии не прошло и двух тысяч лет, то дивергенция полинезийских языков и культур сравнительно невелика.

<< | >>
Источник: П. И. ПУЧКОВ. Этническая ситуация в Океании. 1983

Еще по теме Проблема первичного заселения Океании. Формирование основных этнорасовых групп[5]:

  1. § 4. Малые группы как агенты первичной и вторичной социализации
  2. 4.2. Формирование состава аудиторской группы
  3. ПРОБЛЕМЫ И ПЕРСПЕКТИВЫ ЭТНИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ ОКЕАНИИ
  4. 5.3.5. Порядок формирования претензионной группы
  5. 3.2. Социометрия как инструмент формирования социальных групп
  6. ПРИЛОЖЕНИЕ 11 Отчет по итогам «Фокус-групп»: проблемы жилищного контракта с населением
  7. ПРИЛОЖЕНИЕ 10 Сценарий фокус-групп по проблемам жилищного контракта
  8. УБИЙСТВО, СОВЕРШЕННОЕ ГРУППОЙ ЛИЦ, ГРУППОЙ ЛИЦ ПО ПРЕДВАРИТЕЛЬНОМУ СГОВОРУ ИЛИ ОРГАНИЗОВАННОЙ ГРУППОЙ (п. «ж» ч. 2 ст. 105 УК РФ).
  9. Основные языковые группы Северо-восточнпй Евразии
  10. 2.3. Современные проблемы формирования эффективной команды и практики делегирования полномочий на предприятии
  11. 4. Проблемы формирования заработной платы в России
  12. 1.5. Современные проблемы формирования личности менеджера предприятия