<<
>>

ЭТНИЧНОСТЬ И БОРЬБА ЗА ПРИЗНАНИЕ

Существенное прибавление к феноменологии групповой идентичности внес канадский политический философ Ч. Тэйлор. Идентичность, по его мысли, формируется процедурами признания (или непризнания, отказа в признании) нас другими.

Отдельный человек или группа людей могут страдать от действительного ущерба или претерпевать действительное унижение, если образ самих себя, который они получают от окружающего их общества, является ущербным или уничижительным. Индивиды, интериоризировавшие образ собственной неполноценности, продолжают носить этот образ с собой как бы по инерции. Он может определять их поведение — в частности, мешать их социальному продвижению, даже тогда, когда объективные препятствия к таковому исчезают26.

Начиная с 90-х годов не без влияния Ч. Тэйлора многие политологи переносят центр тяжести с понятия «интерес» на понятие «признание». Восходящие к Гегелю категории «бытие в признанности» и «борьба за признание» становятся активным инструментом социальной антропологии и конфликтологии27. Конфликты, развертывающиеся в современных индустриально развитых обществах, осмысляются не столько как столкновения по поводу тех или иных материальных ценностей (конфликты интересов), сколько как конфронтации по поводу ценностей идеальных (конфликты признания). Борьба за признание развертывается прежде всего в символической, а не в инструментальной (экономической, прагматически-политической) плоскости. Участники этой борьбы часто демонстрируют готовность жертвовать очевидными материальными преимуществами и привилегиями ради идеальных приобретений.

Этнические конфликты в значительной мере представляют собой именно конфликты признания. Индивиды, чувствующие себя дискриминированными на основании своей этнической принадлежности, вступают в борьбу за признание, причем символическое измерение этой борьбы имеет едва ли не большую важность, чем практическая польза28.

В начале 70-х годов в Австрии имели место волнения среди словенского меньшинства, на усмирение которого были брошены наряды полиции. Поводом к столкновениям послужила попытка местной администрации федеральной земли Кертнен поменять уличные указатели, заменив двуязычные на немецкоязычные. Хотя все без исключения словенские граждане Австрии владеют немецким, они восприняли это мероприятие как ущемление своего достоинства29.

Далеко не случайно, что в конфликтном дискурсе наиболее частотными выражениями выступают «достоинство», «гордость», «честь» (с предикатами «национальное» и «национальная»). Ущемление достоинства может лежать в бытовой плоскости (например, отказ в трудоустройстве), но во многих случаях оно находится именно в плоскости признания. Так, для русских жителей Молдавии неприемлемым было объявление молдавского языка единственным государственным языком. Многие аналитики согласны в том, что провозглашение молдавскими властями официального двуязычия могло бы предотвратить конфликт в Приднестровье или по крайней мере лишить его такой интенсивности, какую он имел в 1992 г.

О роли фактора «признания» свидетельствует история регулирования проблемы этнических меньшинств в Западной Европе первых по слевоенных десятилетий. Новая нарезка национальных границ в 1945 г. (резко изменившая картографию, скроенную в 1918 г.) заложила, казалось бы, мощный конфликтогенный потенциал. Однако он реализовался в сравнительно немногих случаях. В большинстве же стран данного региона этнические меньшинства нашли возможности обустройства своей жизни на территории «чужих» национальных государств.

Историческая территория, именуемая Шлезвиг, на протяжении столетий была предметом спора немецких баронов и датских королей. Ее население многократно оказывалось то под одной, то под другой юрисдикцией. Границы 1945 г. окончательно закрепили статус меньшинства за датским населением в Германии и за немецким в Дании. В первые послевоенные годы проблема меньшинств была горячей темой для обеих стран.

На севере Германии обнищавшим немецким семьям, изъявлявшим желание отдать детей в датскую школу, датское правительство давало продовольственный паек (тем самым Дания стремилась увеличить количество «датчан» в ФРГ). Это вызывало раздражение германских властей, не имевших финансовых возможностей для подобной практики по отношению к своим компатриотам в ближнем зарубежье. Однако законы о правах меньшинств, принятые в 50-е годы обоими государствами, постепенно сняли остроту проблемы. Немецкое меньшинство в Дании совершенно не беспокоит датские власти, равно как и датское меньшинство в Германии не доставляет головной боли немецкой администрации. Права, полученные обоими меньшинствами, гарантируют им сохранение своей этнической идентичности30. Любопытно при этом, что ни датчане, живущие в Германии, ни немцы, живущие в Дании, не стремятся к возвращению на историческую родину. Более того, формулируя свою идентичность, первые называют себя не просто датчанами, а немецкими датчанами, а вторые — не просто немцами, а датскими немцами или датчанами немецкого происхождения.

Решена проблема Южного Тироля, в свое время служившая источником открытого конфликта. Сегодняшние жители этой территории, в этнокультурном отношении тяготеющие к соотечественникам в Австрии, являются лояльными гражданами Италии31.

Несовпадение этнокультурной и политической лояльности перестало быть проблемой в случае финского меньшинства в Швеции, шведского в Финляндии, словенского, сицилийского и сардинского в Италии, немецкого в Бельгии, польского в Германии и немецкого в Польше, хорватского и словенского в Австрии и т. д.32

Предотвращение конфликтов признания — в высшей степени тонкая материя. Сравнительно благополучная ситуация в странах Западной Европы объясняется, на наш взгляд, тем, что здесь удалось решить центральную проблему межгруппового взаимодействия — проблему легитимации. Большинство участников общественного договора не ставят под сомнение юридическую и моральную оправданность, т. е. легитимность установившегося политического порядка.

Этнические и религиозные меньшинства признают этот порядок потому, что в рамках последнего они сами признаны. Среди основных принципов практик признания, общих различным странам независимо от их конкретных особенностей того или иного региона, можно выделить три: гражданское равенство представителей этнических меньшинств с представителями титульного этноса;

свободное отправление индивидами, принадлежащими к этническим меньшинствам, своей культурной, языковой и религиозной идентичности;

участие представителей меньшинств в принятии политических решений, непосредственно связанных с регуляцией жизни их сообще-

33

ства.

Политический экстремизм на этнонационалистической подкладке не находит широкой общественной поддержки и в тех регионах, где этнический конфликт не урегулирован (баскский сецессионизм в Испании, католический и протестантский экстремизм в Северной Ирландии, корсиканский сепаратизм во Франции и др.). Почему? На наш взгляд, потому, что проблематику идентичности здесь научились отделять от проблематики суверенитета. Одно дело — право индивидов на сохранение и беспрепятственное развитие своей идентичности и совсем другое — право на пересмотр административно-территориального и/или государственно-политического деления. Одно дело — возможность оставаться «самими собой», удерживая определенные жизненные формы, создавая определенные культурные и общественные организации, выбирая язык образования для детей, а также язык, на котором ведется документация и осуществляется судопроизводство и т. д., другое дело — возможность создания отдельного государства.

Противоречивость принципа «самоопределения народов», провозглашенного в Уставе ООН одним из приоритетов, давно стала объектом критики. Будучи последовательно проведенным в жизнь, этот принцип подрывает другое приоритетное положение той же организации — нерушимость государственных границ, установленных по окончании Второй мировой войны. Это противоречие обычно преодолевается благодаря ограниченной трактовке понятия «самоопределение».

Право на самоопределение истолковывается в первую очередь как право на самоуправление, т. е. на автономное решение жизненно важных проблем того или иного сообщества. Довольно часто самоуправление принимает форму территориальной автономии, причем иногда весьма значительной. В других случаях достаточным оказывается пользование культурной автономией. Форма самоуправления зависит от конкретных условий региона. Однако отказ в самоуправлении воспринимается меньшинствами как отказ в признании и потому влечет за собой рост социального напряжения на этнокультурной

34

основе34.

Разведение по разные стороны двух уровней проблематики — проблемы идентичности и проблемы суверенитета — отнимает у этнона- ционализма питательную почву и тем самым снижает вероятность этнического конфликта.

ПРИМЕЧАНИЯ 1

См.: Бергер П, Лукман Т. Социальное конструирование реальности. — М., 1995. 2

«Символ» в данном случае отличается от «знака»: «в отличие от знаков символы не есть чисто когнитивные конструкты, они всегда эмоционально и интенционально нагружены» (Cohen A. The Lesson of Ethnicity // Urban Ethnicity / A. Cohen (ed.). — London, 1974. — Р. X). 3

Чтобы не входить здесь в полемику о категориальном статусе понятия «коллективная идентичность», позволю себе сослаться на собственную статью.: Малахов В. С. Неудобства с идентичностью // Вопр. философии. — 1998. — № 2. — С. 43—53. 4

Обусловленность формирования идентичности социальным взаимодействием была продемонстрирована еще в 20—30-е годы Ч. Кули и Д. Мидом: Cooley Ch. H. Human Nature and Social Order. — New York, 1964; Mead G. H. Mind, Self and Society. — Chicago, 1934. В 50-е годы традиция «социального интеракционизма» получила продуктивное развитие у Э. Гофмана: Goffman E. The Presentation of Self in Everyday Life. — Garden City, NY, 1959. В отечественной литературе дорогу данному подходу проложил Б. Поршнев. 5

См.: Simmel G. Exkurs uber den Fremden // Ders. Soziologie. — Tubingen, 1958. — Kap. 3. 6

Американский этнополитолог Д.

Росс демонстрирует это на примере меньшинств «варна» и «яти» в Индии. Их члены являются париями — как по объективному положению в индийском обществе, так и по самовосприятию. См.: Ross J. A. Language and the Mobilisation of Ethnic Identity // Language and Ethnic Realations / Ed. by H. Giles, B.

Saint-Jaques. — Oxford, NY; Toronto; Sydney; Paris; Frankfurt, 1979. — P. 6. 7

В этнологической литературе этот тезис получил распространение после классической статьи Ф. Барта.: Barth К Introduction // Ethnic Groups and Boundaries: The Social Organisation of Cultural Difference / Ed. by F. Barth. — Bergen; Oslo; London, 1969. 8

Примером культур-детерминистского осмысления этничности может служить подход Н. Глэйзера и Д. Мойнихена, изложенный ими в предисловии к известной коллективной монографии: Ethnicity: Theory and Experience / N. Glazer, D. P. Moini- han (eds.). — Camridge, Mass., 1975. 9

С основательной критикой культурдетерминизма в исследовании этничности выступают немецкие ученые Э. Дитрих, Ф.-О. Радтке, Ф. Хекман (Dittrich E. J., Radtke F. O. Der Beitrag der Wissenschaften zur Konstruktion ethnischer Minderheiten // Ethnizitat: Wissenschaft und Minderheiten. — Opladen, 1990. — S. 11—42; Heck- mann F. Ethnische Minderheiten, Volk und Nation: Soziologie inter-ethnischer Bezie- hungen. — Stuttgart, 1992. — S. 117—151). 10

Одним из пионеров в данной области исследований был А. Коэн. Среди его многочисленных работ наибольший интерес в избранном нами контексте представляет статья: Political Anthropology: the Analysis of the Symbolism of Power Relations // Man 4. — 1969. — Р. 217—235. 11

См.: Тишков В. А. Вперед, назад или в никуда? Северный Кавказ: проблемы и политика // Независимая газ. — 1998. — 22 янв. 12

См.: Конструирование этничности: Этнические общины Санкт-Петербурга / Под ред. И. Освальд, В. Воронкова. — СПб., 1998. 13

См.: Вынужденные мигранты и государство / Ин-т этнологии и антропологии РАН. — М., 1998. 14

О соотношении понятий социального пространства и символического пространства см.: Бурдье П. Начала. — М., 1994. 15

См.: Тишков В. А. Очерки теории и политики этничности в России. — М., 1997. — C.

317. 16

См.: Марданов Р. Этноконфессинальные конфликты в регионах распространения ислама: причины и особенности // Этнические и региональные конфликты в Евразии. — М., 1997. — Кн. 1: Центр. Азия и Кавказ / Ред. А. Малашенко, Б. Коппи- терс, Д. Тренин. — С. 47. 17

См.: Власов С, Поповкин В. Проблема регионализма в структуре государственной власти и политике Украины // Там же. — Кн. 2: Россия, Украина, Белоруссия / Ред. А. Зверев, Б. Коппитерс, Д. Тренин. — С. 140—160. 18

Программа «Герой дня» телекомпании НТВ, 23 сентября 1998 г. По словам В. Колесникова, «ее разрешающая способность была бы больше нескольких дивизий». 19

По нашим сведениям, разработками в этом направлении занимаются Г. Бордюгов в Москве и К. Аймермахер в Бохуме. 20

В высшей степени характерно, что значительная часть политических лидеров в постсоветском и, шире, в постсоциалистическом пространстве рекрутировалась из числа деятелей науки и искусства: Л. Тер-Петросян до восхождения на политический олимп своей страны был историком, В. Ландсбергис — музыковедом, З. Гамсахурдиа — филологом и поэтом, Р. Караджич — дипломированным психиатром и поэтом, И. Ру- гова — драматургом. Этот список можно очень долго продолжать. 21

Осипов А. Официальные идеологемы регулирования межнациональных отношений как фактор развития этнической конфликтности (региональный аспект) // Идентичность и конфликт в постсоветских государствах / Под ред. М. Б. Олкотт, В. Тишкова и А. Малашенко; Моск. Центр Карнеги. — М., 1997. — С. 182. 22

См.: Хершек Э, Кумпес Й. Два типа этничности: хорватский и сербский примеры // Этногр. обозрение. — 1993. — № 4. — С. 29—40. 23

См.: Тишков В. Очерки теории и политики... — С. 467. 24

См.: Дементьева И. Мы не прибавим себе свободы, отняв ее у других // Моск. новости. — 1991. — 17 нояб. О том, что это не была частная точка зрения корреспондента, а позиция еженедельника, говорит редакционная шапка над цитируемой статьей: «Кавказ: время российской империи уходит. Настанет ли пора Российского содружества наций?». 25

См.: Паин Э, Попов А. Чеченская политика России с 1991 по 1994 гг. // Мировая экономика и междунар. отношения. — 1995. — № 5. — С. 21. 26

См.: Taylor Ch. The Politics of Recogniton // Multiculturalism and the Politics of Recognition / A. Gutmann (ed.). — Princeton, 1992. 27

См. Honneth A. Kampf um Anerkennung: Zur moralischen Grammatik sozialer Konflikte. — Frankfurt, 1992. 28

«Символические интересы в системе межэтнических отношений, — замечает

В. Тишков, — это не... иллюзии, которыми элиты манипулируют для мобилизации масс во имя прагматических целей. Обладание престижными символами есть вполне реальный... предмет для этнического конфликта... <...> Проблемы престижа и символов, в отличие от материальных интересов... гораздо труднее разрешить, ибо символические требования часто не поддаются перераспределению и компромиссу» (Тишков В. А. Очерки теории и политики... — С. 318). 29

Акция по замене уличных указателей была на самом деле поводом, но не причиной конфликта. Причиной его было свертывание начального образования на словенском языке. См.: Kriechenbaumer R. Osterreichs Innenpolitik 1970—1975. — Munchen, 1982. 30

У датской общины в немецкой земле Шлезвиг-Гольштейн есть даже своя политическая партия. Для нее в законодательном порядке отменен 5%-ный барьер при выборах в бундестаг — тем самым обеспечено представительство этого меньшинства в парламенте. 31

См.: Pristinger F. Ethnic Conflict and Modernization in the South Tirol // Nations without a State: Ethnic Minorities in Westen Europe / Ch. R. Foster (ed.). — New York, 1980. — Р. 153—186. 32

См.: Kimminich O. Rechtsprobleme der poliethnischen Staatsorganisation. — Mainz; Grunewald; Munchen, 1985. 33

См.: Thornberry P. International and Europen Standards on Minority Rights // Minority Rights in Europe: The Scope for a Transnational Regime / H. Miall (ed.). — London, 1994. — Р. 14—21. 34

Это обстоятельство констатируют многие исследователи, специализирующиеся на изучении этнических конфликтов. См., например: Hannum H. Autonomy, Sovereignty and Self-Determination: The Adjudication of Conflicting Rights. — Philadelphia, 1990. Разнообразие вошедших в сборник исследований позволяет составить представление о новых тенденциях в изучении проблематики этничности и национализма в современной российской науке. Эти работы не только проливают свет на роль языка в формировании идентичности, но и демонстрируют более интенсивное участие российских ученых в мировом научном процессе. После распада Советского Союза российские общественные науки освободились от необходимости сохранять государственную идеологию и в конечном счете смогли принять участие в мировом дискурсе вокруг проблем этничности и национализма.

Говоря о важности языка в обществе, нужно отметить, что язык выполняет не только коммуникативную функцию, но и функцию символическую. Понятие «символического», разработанное Дж. Эдвардсом, П. Бурдье и другими, является общей темой, связывающей статьи сборника. Языки, переставшие считаться лишь практическим инструментом и рассматривающиеся как интегральная часть национальной культуры, становятся важными символами для групповой мобилизации. Как показал П. Бурдье, лингвистический интеракционизм может выражать и воспроизводить скрытые социальные структуры. В этом смысле язык можно рассматривать как символический инструмент власти (или символический маркер, в понимании Дж. Эдвардса), который может быть использован для воспитания чувства принадлежности или непринадлежности к социальным группировкам.

Процесс государственного строительства в Советском Союзе был широко исследован в научной литературе. В то время как образование советского государства в основном представляло собой продолжение доминирования России над широко раскинувшейся империей, унаследованной от династии Романовых, национальная политика советского режима имела заметные отличия. Стремясь, с одной стороны, создать homo sovieticus, официальные власти признавали и даровали многочисленным этническим группам, живущим под эгидой советской власти, разнообразные формы автономии. С другой стороны, русский язык фактически стал lingua franca. Элиты республик использовали русский язык для общения с Центром и между собой. Среди огромного населения Советского Союза не все одинаково хорошо владели русским языком, однако, советские жители все же обладали тем, что Лейтин, Петерсен и Слокум называли ассимилированным двуязычием (assimilated bilingualism).

Все нации, которые вновь возникли после развала советского режима, определенно несли печать семидесятилетнего опыта советской жизни. В отсутствие центральной советской власти, требующей поддержки всеобщей социалистической идеологии для всех советских жителей, национальная идентичность была превращена в подобие международно признанного основания организации общества. Это, естественно, ставит под сомнение роль русского языка как языка общения бывших советских жителей. Конфликты, связанные с ролью, которую русский язык мог бы играть в странах бывшего Союза, наиболее показательны в государствах Балтии. Даже кириллический алфавит, используемый для письма не только в русской графике, но также, в модифицированной форме, в графике тюркских языков Центральной Азии, становится предметом ожесточенных споров. Недавно Татарстан ввел латинский алфавит, стремясь отмежеваться от истории российского доминирования и более тесно связывая себя с Западом и Турцией. Этот пример показателен, поскольку демонстрирует не только важность языка и алфавита в формировании национальной идентичности, но и появление перед национальными группами, вышедшими из-под власти советских принципов, задачи формирования связей с национальными «родственниками» (в данном случае тюркоговорящих татар с Турцией) после 70 лет изоляции.

В дискурсе языка и национальной идентичности часто предполагается, что «чистый» язык существует независимо от исторического процесса. Этот миф ясно просматривается в попытках украинских националистов «очистить» украинский язык от многочисленных заимствований из русского языка. Фактически языки постоянно изменяются и развиваются. Распространение Интернета способствовало популяризации английского языка как языка технического, предназначенного для работы и навигации в электронном пространстве. Английские слова стали частью технического словаря многих других языков. История русского языка в ХХ в, определяемая после большевистской революции введением советского жаргона, а после распада Советского Союза ассимиляцией большого количества английских слов, может служить достаточным свидетельством постоянного изменения языка.

Темы, рассматриваемые в сборнике, являются ответом на дискурс национализма, идентичности и языка на Западе. Российские общественные науки находятся сегодня в стадии трансформации. Интеграция российских социальных исследований с мировыми научными тенденциями обещает, с одной стороны, обогатить российскую науку и дать западным ученым лучшее понимание той роли, которую этнич- ность и национальность играли в советское время, а с другой — продемонстрировать их значение для современной постсоветской идентичности. Работы, опубликованные в сборнике, демонстрируют, что новое поколение российских ученых не только пересматривает советский и постсоветский опыт идентичности через призму национализма и языка, но и критически подходит к теоретическим основаниям социальных наук в целом.

Марта Брилл Олкотт,

профессор, старший научный сотрудник Фонда Карнеги

за Международный Мир

<< | >>
Источник: М. Брилл Олкотт и И. Семенова. Язык и этнический конфликт . — М.: Гендаль. — 150 с.. 2001

Еще по теме ЭТНИЧНОСТЬ И БОРЬБА ЗА ПРИЗНАНИЕ:

  1. Статья 291. Содержание заявления о признании движимой вещи бесхозяйной или о признании права муниципальной собственности на бесхозяйную недвижимую вещь Статья 292. Подготовка дела к судебному разбирательству и рассмотрение заявления о признании движимой вещи бесхозяйной или о признании права муниципальной собственности на бесхозяйную недвижимую вещь Статья 293. Решение суда относительно заявления о признании движимой вещи бесхозяйной или о признании права муниципальной собственности
  2. Глава 33. ПРИЗНАНИЕ ДВИЖИМОЙ ВЕЩИ БЕСХОЗЯЙНОЙ И ПРИЗНАНИЕ ПРАВА МУНИЦИПАЛЬНОЙ СОБСТВЕННОСТИ НА БЕСХОЗЯЙНУЮ НЕДВИЖИМУЮ ВЕЩЬ
  3. Статья 290. Подача заявления о признании движимой вещи бесхозяйной или о признании права муниципальной собственности на бесхозяйную недвижимую вещь
  4. Этничность как познание
  5. Реальность этничности
  6. Переосмысление этничности
  7. Статья 415. Признание решений иностранных судов, не требующих дальнейшего производства Статья 416. Признание и исполнение решений иностранных третейских судов (арбитражей) Статья 417. Отказ в признании и исполнении решений иностранных третейских судов (арбитражей)
  8. 1. Этничность и нация
  9. Этничность как познание
  10. ЭТНИЧНОСТЬ
  11. Владимир Малахов. Символическое производство этничности и конфлик
  12. Специфика методологии и методики исследования проблем этничности в социологии
  13. Этничность И ТРАНСФОРМАЦИОННЫЕ ПРОЦЕССЫ
  14. §1. Ревитализация обрядов жизненного цикла как условие воспроизводства этничности
  15. Этничность, миграция и государственность в Европе после холодной войны
  16. ЭТНИЧНОСТЬ В ДЕЙСТВИИ (НА ПРИМЕРЕ ТРАНСИЛЬВАНСКОГО ГОРОДА)
  17. ДИСКУРСИВНОЕ И НЕДИСКУРСИВНОЕ ИЗМЕРЕНИЕ ПРОИЗВОДСТВА ЭТНИЧНОСТИ
  18. Дискуссии вокруг понимания этничности. Что такое народ, этнос?
  19. Андре Леруа-Гуран: техника и этничность