<<
>>

Социология И ИЗУЧЕНИЕ НАЦИОНАЛИЗМА

Недавние заявления прав на автономию и самоопределение некоторых наций Восточной Европы, не имеющих статуса государств, вызвали поразительную реакцию Запада. С одной стороны, налицо радость, но не по поводу наличия стремления к самоопределению, а нечто вроде радостной реакции победителя на крушение старой системы.
С другой стороны, на подъеме находятся теории государства XVII—XIX вв. При этом сохраняются проявления национализма национальными меньшинствами в различных многонациональных государствах. Следует также признать, что многое из того, что считается объективными теориями национализма в социологии, несет в себе ту же выраженную тенденцию к государственности. В самом деле, не будет преувеличением сказать, что социология составляет существенную часть трактатов о государстве. В данной работе я хотел бы наметить некоторые теоретические подходы к проблеме национализма, а также обрисовать скрытый смысл подобных теорий. Существует опасность, что обращение к евро-американским “объективным” общественным наукам на Востоке может при внести налет механического бихевиоризма, что будет противоречить интересам этих регионов, как это произошло в странах “третьего мира” в 50—60-е годы. Таким образом, представляется важным, по крайней мере, рассмотреть скрытый смысл предположений, которые лежат в основе того, что считается объективными утверждениями. Необходимо также осознать, что социология начиналась как политический опыт. Из самых ранних работ с первичными социологическими идеями, наиболее очевидно прослеживаемыми, возможно, в трудах К. Сен-Симона и Перевод с англ. С. Ю. Рубцовой. Ж. Кондорсе, со всей очевидностью явствует, что целью воздействия тех идей на общество, которое возникло на данном историческом этапе в конце XVIII в., являлось освящение нового политического порядка, основные черты которого были продемонстрированы новым французским государством.
Рассматриваемая философская система, которую мы относим к модернизму, построила государство, опираясь на концепцию демократии, понимаемой как средство выражения воли граждан. Считалось, что понятия государства и общества частично совпадают и государство так же состоит из своих составляющих компонентов, как и сумма всех сообществ. В самом деле, государство представляли чуть ли не в виде головы, управляющей телом, противопоставляя тем самым рационализм государства эмоциональности общества. В обществе развивались две основные и взаимосвязанные концепции: с одной стороны — общественный порядок, с другой — нормативность. Государство возникло как нормативный порядок, основанный на принципах разума, и противопоставлялось неразумности эмоций. Свойства, существенные для концепции государственности, рассматривались в качестве нормативных, тогда как любое отклонение от этих норм считалось отклонением от истины или остаточным явлением. Рассматривая значение этого факта и его влияние на становление социологии и ее концептуальных составляющих применительно к нашей теме, необходимо рассмотреть общественный строй и культуру как характерные черты модернизма относительно его трех основных понятий: эволюции, общества и государства. В начале XVIII в. сообщество считалось первичной основой общественного устройства. К концу века пришло понимание того, что общественному устройству требуется не только сообщество в качестве фундамента, но также и что-то еще, вследствие все возрастающей сложности общества. Этим “чем-то еще” и было государство. Это была ситуация, обратная предшествующему разладу между феодалами и абсолютным государством, в котором напряжение в значительной степени возникало между “ядром” и остальным сообществом. Интересно, что с конца XVIII в., если не брать в расчет анархистов вроде М. Штирнера и П. А. Кропоткина, социологии никак не удавалось создать какой-либо концепции сообщества, которая одновременно не включала бы в себя понятия государства. Таким образом, государство понималось как сумма всех общин, и именно этот разум, воплощенный в “голове”, существовал для того, чтобы управлять эмоциями “тела”.
Различные дихотомии, порожденные социо логами — gemeinschaft, geselschaft, механистическое органическое единство и т. д., — выражают одну и ту же взаимосвязь между разумом и эмоциями, между государством и сообществом. Подобные идеи трудно отличать от эволюционизма, который ассоциируется с модернизмом. Центральной для эволюционизма была идея прогресса. Утверждалось, что знание, с одной стороны, кумулятивно, а с другой — приравнено к способностям. Сочетание этих двух утверждений приводило к представлению, что не получается (или не хочется) различать знание и способность и вследствие этого настоящее главенствует над прошедшим. Это, в свою очередь, означает, что повсюду, где происходит смена форм, в бесконечной череде изменений самая последняя форма будет превосходить предыдущую. Современное человечество больше знает, следовательно, должно быть более способным, и, значит, должно быть лучше. Прогресс неизбежен. Мысль об односторонней направленности прогресса связана с идеей порядка как нормального состояния общества, поскольку основная цель социальных эволюционистов заключалась в том, чтобы отыскать источники изменений природы или структуры сущности наблюдаемого. Считалось, что истинной сущностью или природой вещей является движущая сила изменений. Таким образом, направляющая природа изменений вытекала из неотъемлемых сил, порождающих рост. Как раз этот внутренний состав системы и являлся движущей силой перемен. Однако все это, в свою очередь, ассоциировалось с утверждением о том, что существуют некое прошлое и настоящее, очевидное здесь и теперь. Таков, например, процесс индустриализации, который считался симптоматичным для настоящего времени и на который ссылались как на “модернизацию”. Именно он лежал в основе различных дихотомий, упомянутых выше, а также веберовских сравнительных форм рациональности. То есть все они рассматривались в контексте эволюционности, результатом было неизбежное очернение “более старых”, или “традиционных”, форм По сравнению с “современностью”.
Это приводит к тому, что два явления, которые существуют в одном и том же пространстве и в одно и то же время, классифицируются: одно — как “современное”, а другое — как “традиционное”, вместо того, чтобы считать оба в равной степени “современными”, что бы это ни означало. Не существует “традиционности”, по крайней мере, применительно к пространству и времени: если два явления существуют одновременно, одно из них столь же современно, как и другое. Эти взгляды были игнорированы в идее “цивилизации”, которая в большей мере опирается на понятие “культура”. То, что мы сейчас относим к культурным различиям, до XVIII в. считалось в порядке вещей. Взаимосвязь между словами ’’цивилизатор” и “цивилит” в историческом смысле важна тем, что проводит связь между обеспечением порядка как признаком общественного устройства и претензиями на образ жизни, в котором персонифицируется этот порядок. “Цивилизовать” означало прийти к мирному и упорядоченному обществу через образование, тогда как цивилизованность включала в себя подавление эмоций в пользу разума. Слово “цивилизовать” скоро стало ассоциироваться с термином “модернизировать”, в то время как культура в смысле культивирования лучшего была неотъемлемой частью этого процесса. Цивилизация стала средством, при помощи которого социальное устройство репродуцируется усилиями работников науки и литературы — модернистов просветительской мысли. Подобные изменения к концу XVIII в. мы находим и в концепции общества. Вместо того чтобы рассматривать его как основу общественного устройства в контексте первичной структуры построения общества, его, скорее, стали считать придатком государства. До этого времени, конечно, существовали противоречия между феодальным обществом и нарождающимся абсолютистским государством. Они были сняты утверждением, что общественная эволюция в сторону состояния общности требовала другой основы для поддержания общественного порядка. Утверждалось, что взаимная зависимость людей должна быть дополнена индивидуальной зависимостью каждого от государства.
Именно государство в той же степени, что и общество, отвечало за становление моральных норм человечества. Государство стало новой основой для поддержания общественного порядка, и с этого момента и далее государство и общество, выступая в качестве основы производства и воспроизводства общественного порядка, выполняют общие функции. Отныне эти два понятия, скорее, поддерживают друг друга, а не существуют в напряженных взаимоотношениях. Государство и общество больше не конкурировали друг с другом, вместо этого возникло противопоставление государства индивидууму. Противоречие между государством и обществом, при котором они играли одинаковые функциональные роли в отношении общественного устройства, снималось утверждением, что цель государства — научить его граждан уважению священных уз общества — “мо рального и коллективного тела” государства. Это подразумевало превращение “естественного” человеческого существа в существо “нравственное”, в граждан с соответствующими нравственными устоями и чувствами. В известном смысле индивидуум был созданием государства, поскольку именно оно вынуждало человека действовать в качестве члена общества. Существенным было политическое единство — для того, чтобы могла быть достигнута осознанная тождественность благам общества, что делало человека хорошим с нравственной точки зрения. Государство становится основным источником нравственности, которая питается традициями и историей, дабы существовать вне пределов государства. Идея культурного существа является неотъемлемой особенностью этого нравственного императива. Абсолютистское государство, будучи непосредственно вовлеченным в порождение и сохранение общественного порядка, не терпело многообразия. “Старые” национальности должны были быть подчинены интересам государства, которое начнет создавать новую “нацию” — продукт государственных интересов. Это было достигнуто очернением местных властей, которые изображались ограниченными, отсталыми, неразвитыми, суеверными и варварскими, что выражалось в их противодействии всему цивилизованному либо в отклонениях от его норм.
Доминирующим языком провозглашался язык здравого смысла, при этом подразумевалось, что все остальные языки, на которых говорят на территории государства, этого смысла как бы лишены. Подобные рассуждения о государстве, обществе, эволюции и культуре являются неотъемлемыми составляющими социологии и появляются в самих теориях, разрабатываемых для обсуждения национализма меньшинств. Конечно, это не означает отрицания того факта, что националистические течения меньшинств просто пытаются исправить ощущаемую ими несправедливость путем создания альтернативного государства, которое представляет волю своих потенциальных граждан, юлю, которая сама по себе является выражением культурных и исторических различий. Тем не менее важно помнить, что эти предварительные рассуждения о государстве, обществе, эволюции и культуре в существенной степени основываются на теориях и перспективных взглядах, к которым теперь хотелось бы обратиться.
<< | >>
Источник: Дресслер-Холохан В.. Этничность.Национальные движения. Социальная практика. 1995

Еще по теме Социология И ИЗУЧЕНИЕ НАЦИОНАЛИЗМА:

  1. 5. Организация как объект изучения социологии
  2. Мнацаканян М.О.. Нации и национализм. Социология и психология национальной жизни: Учеб. пособие для вузов. — М.: ЮНИТИ-ДАНА. — 367 с., 2004
  3. 11.2. «Гражданский национализм» или «национализм в гражданском обществе»?
  4. § 2. Национализм
  5. Типы национализма
  6. 12.1. Типология и образы национализма в России
  7. Источники национализма
  8. Большой национализм: консерватизм и радикализм
  9. «Гражданский» и «этнический» национализм
  10. 11.3. Национализм как этноцентризм. Концепция Э. Смита
  11. 12.2. Советская идеология и доктрина: национализм - интернационализм
  12. 11.4. Политическая теория национализма. Дж. Бройи
  13. Эли Кедури: искоренение национализма
  14. Малый национализм: автономизм, сеоаратизм
  15. 14.6. Национализм и патриотизм в современной России
  16. Русский национализм: имперский, буржуазный, социальный, этнический
  17. 12.1. Н. Бердяев и И. Ильин о природе и образах национализма
  18. 11.2. «Конструктивистская» интерпретация национализма. Э. Геллнер