<<
>>

Исследовательский background: политизация и медикализация наркотизма

Однако прежде чем перейти к описанию непосредственно результатов исследования, положенных в основу данной книги, необходимо дать краткий анализ выводов научных исследований, проведенных другими учеными по проблеме наркотизма с использованием конструкционистского подхода.

Большая их часть -

исследования западных социологов, однако в отечественной социологии в последнее время стали появляться труды, идеи и выводы которых также можно использовать для анализа социальной реакции на проблему наркотизма16. Так, американские социологи одним из наиболее важных аспектов антинаркотической политики США выделяли ее политическую составляющую. По мнению С. Стейли, наркоконтроль всегда был связан с интересами определенных социальных групп: например, женского христианского трезвеннического объединения, выступающего за запрет алкоголя в первом десятилетии XX века17, или американской медицинской ассоциации, требующей введения наркоконтроля для укрепления своего влияния в области медицины в конце XIX века18.

Другой политический аспект контроля за наркооборотом связан с влиянием наркотиков на некоторые группы меньшинств. К. Рейнарман, например, показал, каким образом принятие антинаркотических законов в США отражало интересы одних социальных групп и было связано с попыткой контроля поведения иных социальных (классовых, расовых) групп. Так, он показывает, что к принятию антиопиумного закона 1875 г. в США привело не курение опиума само по себе и не широкое распространение курения иных опиатов, а употребление опиума именно в китайских кварталах иммигрантами, представлявшими серьезную экономическую конкуренцию для местных жителей, а также желание контролировать их поведение19. Аналогичным образом в начале XX века в США был впервые принят закон против употребления опиатов и кокаина, и произошло это, по мнению Рейнармана, лишь когда их употребление распространилось среди молодых мужчин из рабочего класса, в основном, американцев африканского происхождения (до этого оно было популярно только среди белых женщин среднего класса).

Возникшая в это время наркопаника привела к принятию в 1914 г. Акта Гаррисона20. Д. Мусто отмечает, что после принятия этого акта наркозависимые впервые в истории США стали самой большой группой заключенных в тюрьмах21.

Другие исследователи также показывали связь принятия антинаркотических законов с ростом употребления наркотиков такими социальными группами, как проститутки, преступники, афро-американцы22. Для того чтобы конгресс-США поддержал антинаркотические законы, каждый раз прессой инициировалась новая волна общественного беспокойства относительно употребления наркотиков (например, по поводу того, что кокаин провоцирует афро-американских мужчин на насилие в отношении белых женщин)23. Именно распространившееся убеждение в том, что марихуана приводит к насилию среди американцев испанского и мексиканского происхождения, привело к запрету марихуаны в 1937 году (так называемый «Marijuana Tax Act»).

Новая паника по поводу марихуаны в 1960-1970-х годах была связана с ее «вредным» влиянием на американскую молодежь: она, якобы, разрушала моральные качеств а молодых людей и превращала их в «не-американцев» (что проявлялось, например, в выступлениях против войны во Вьетнаме). В этом случае, однако, провокаторы общественного беспокойства связывали угрозу марихуаны не с ее использованием «опасной социальной группой (классом)», а с возможным изменением всей молодежи в направлении, которое определялось взрослым большинством как «опасное». В данном случае наркотик также представлял собой яркий символ в политическом конфликте культур и поколений24. Аналогичным образом наркопаника вокруг употребления крэка началась не в конце 1970-х, когда курение его приобрело значительные масштабы, а лишь после 1986 г., когда крэк стал продаваться в сыром виде в небольших недорогих упаковках на улицах бедных районов. И поскольку политики и медиа стали связывать новый вид потребления крэка с городским бедным населением, в США возникла новая наркопаника. Стали раздаваться призывы ужесточить антинаркотическую политику, и были приняты более строгие законы, приведшие к росту числа приговоренных к смертной казни25.

Другие авторы также приводят примеры политической природы антинаркотической политики: так, во времена «маккартизма» в США проблема наркотизма связывалась напрямую с коммунизмом и рассматривалась как элемент коррупции, свержения26 и угрозы американскому образу жизни27. Таким образом, исследования западных ученых, посвященные истории нар- ко политики и проводимые с использованием конструкционистского подхода в социологии, позволили вскрыть мощный политический компонент этой проблемы. «История нарко политики, - делает вывод Д. Мусто, - показывает, что степень криминализации наркотиков никак не связана с их непосредственной опасностью»28. Усиление антинаркотического законодательства, как показывают исследования социологов, было скорее связано с интересами определенных социальных групп по расширению своей власти и социального контроля над субординированными социальными группами29.

Для демонстрации источников и механизмов символического доминирования некоторые исследователи обращались к проблеме «медикализации» девиации, под которой понимается принятие медицинских решений разных видов девиантного поведения. Они считают, что растущее использование медицины как агента социального контроля и медицинская интервенция стремятся ограничить, модифицировать, изолировать или устранить отклоняющееся поведение медицинскими средствами в рамках «борьбы за здоровье»30. П. Конрад и Дж. Шнейдер, например, утверждают, что медицинское понимание девиантного поведения становится все более превалирующим в современных индустриальных обществах, и в последние годы власть медицинской профессии значительно расширилась и охватила многие проблемы, которые ранее вовсе не считались медицинскими. Они анализируют исторические предпосылки и источники медикализации и трансформации медицинских понятий и контроля девиантного поведения, определяемого сейчас как медицинская проблема, как болезнь, для борьбы с которой предлагаются именно медицинские способы лечения31. Многие авторы также связывают медицину с социальным контролем32.

Под медицинским социальным контролем Конрад и Шнейдер понимают способы функционирования (сознательного или неосознанного) медицины для обеспечения верности социальным нормам, особенно через использование медицинских средств минимизации, нормализации и исключения девиантного поведения от имени здоровья33. В современном обществе медицина сотрудничает с другими институтами социального контроля, работая, например, поставщиком информации. Раньше медицинский персонал был обязан предоставлять информацию обо всех поступающих больных с пулевыми ранениями, а также с венерическими болезнями, властям. Сегодня это требование включает отчет о случаях эксплуатации и насилия над детьми в органы защиты детей или о злоупотреблении наркотиками в правоохранительные органы. Определение политических диссидентов как психически больных людей в социалистических странах - еще один пример манипуляции при определении того, что является болезнью для поддержания действующих в обществе политических и социальных институтов34. Все эти примеры указывают на политическую природу определения болезни как таковой.

Новая научная медицина начала XX века была основана, главным образом, на рассмотрении тела как машины. При этом медицина фокусировалась исключительно на внутренней среде (теле), игнорируя внешнюю среду (общество)35. М. Фуко в своей работе «История безумия в классическую эпоху» показал, что современное понимание безумия (а в нашем случае - наркомании) как болезни имеет глубокие связи с телом, а также с идеей несовместимости истины тела с общественными нормами и моральными требованиями. При этом излечение больного становится делом разума другого человека. Этим «разумным существом» и предстает в современной культуре врач (в случае с наркоманией - нарколог). Психопатология полагает, писал Фуко, будто ее место и те меры, которые она принимает, обусловлены соотношением с нормальным человеком, который предшествует как данность любому опыту болезни. На самом деле, такой «нормальный человек» - мыслительный конструкт, и если у него и есть какое-то место, то искать его следует отнюдь не в пространстве природы, но внутри той системы, которая конструирует норму/патологию/болезнь36.

Поэтому наркоман представляется как больной не в силу болезни, переместившей его на периферию нормы, но потому, что наша культура отвела ему это место и эту роль37.

Рассматривая историю любой проблемы как арену отношений власти, Фуко заключает, что современное общество отличается особой, ранее небывалой системой власти - «власть над живым как биологическим видом». Такая власть функционирует как постоянно действующий и стремящийся к максимальной эффективности механизм всеобъемлющего контроля. Фигура врача оказывается при этом центральной для придания процессу научного характера. Об этом, в частности, упоминал Н. Кристи, когда писал об используемых в нацистской идеологии медицинских аналогиях: немецкий народ рассматривался как тело, нуждающееся в лечении, а евреи - как раковая опухоль, которую необходимо удалить. Он пишет, что на вокзалах, куда приходили поезда из гетто, обязательно присутствовали врачи, определяющие, какие именно операции нужны телу народа. И если под рукой не было врача, его мог заменить дантист или фармацевт. Очень важно было не сдавать позиций: это решение должно было быть заключением врача. Без врачей или тех, кто их заменял, это было бы убийство38.

Помимо того, символическая власть врачей-наркологов реализуется также в используемом Фуко понятии «власть-знание». Человек во всех заведениях типа тюрьмы, больницы, психиатрической или наркологической лечебницы - не свободен, он - объект отношений власти. «Власть-знание» - это такое знание, которое развивается и обогащается путем сбора информации и наблюдения за людьми как объектами власти. Фуко показывает, что одна из функций всех дисциплинарных институтов современного общества - сбор статистических данных и создание определенных сводов знаний о своих объектах.

По мнению Л.В. Янгуловой, психиатрия как социальный институт в России имеет,мощную политическую функцию, поскольку изначально она возникла как одна из ветвей и технологий власти. Дело в том, что в XIX веке люди с зависимостью от наркотических и химических препаратов обычно попадали в дома умалишенных через различные административные ведомства, главным образом, через полицейские управления и жандармерию.

Более того, в то время дома умалишенных были во многом подобны другим изоляционным институтам - смирительным домам и тюрьмам. Сама же по себе практика инкарцерации, по мнению Янгуловой, была необходима не только как средство ограждения общества от беспокойных элементов, но и для того, чтобы стало возможным психиатрическое знание с его научной классификацией душевных болезней и выработкой лечения. Посадить и запереть, чтобы иметь возможность пронаблюдать и сравнить - вот основа этого знания. «Именно генетическая взаимосвязь профессиональной власти психиатров с властью административной и политической и придает специфический (политико-административный) характер институту в целом», - пишет она46.

Таким образом, социологи, изучающие различные аспекты медикализации наркотизма, показали, как благодаря медицине, ее развитию и институционализации в качестве мощного агента социального контроля, стало возможным конструирование многих видов нежелательного для социума поведения в качестве болезни, с последующим символическим и реальным изолированием девиантов (включая потребителей психоактивных веществ). Постепенно, начиная с XIX века, медицина приобретает все большую власть в обществе, распространяя в нем свое, медицинское, видение многих социальных проблем, в том числе проблемы потребления наркотических веществ. Соответственно, все это приводит к увеличению символической власти вра- чей-наркологов в середине XX века.

Фуко в своей работе «История безумия в классическую эпоху» еще раз доказал уже признанный современной философией тезис о том, что любая наука сама конструирует свой предмет. Так, на примере прокаженных он показывает, что, избавляясь от «асоциальных элементов», распределяя их по тюрьмам, исправительным домам, психиатрическим лечебницам и кабинетам психоаналитиков, психиатрия не просто стала по-новому изучать психические болезни, но и создавать их. Иными словами, изолировали не каких-то «чужих», которых раньше не распознали, а «чужих создавали, искажая давно знакомые социальные обличил, делая их странными до полной неузнаваемости»47. Таким же образом, по аналогии с выводом Фуко об отсутствии до XIX века безумия и его последующего создания («конструирования»), можно предположить, что понимание наркомании как болезни также в значительной степени было продвинуто в результате развития наркологии как сферы науки и знания, и увеличения ее символической власти в XX веке. Исследователи конструкционистского направления, таким образом, показали глубокую изначальную связь медицины в целом, а также психиатрии и наркологии как направлений медицинского знания, с социальным контролем в обществе. Другое направление их исследований связано с обнаружением политической природы определения любой болезни, в том числе в области психиатрии и наркологии. Это было сделано благодаря вскрытию и описанию преобладающих в классическую эпоху и в современном обществе моделей понимания явления наркотизма.

В данной книге будут анализироваться преобладающие в обществе модели понимания наркотизма - «"дискурсы" наркотизма», рассматриваемые, одна-

Янгулова Л.В. Институционализация психиатрии в России. Генеалогия практик освидетельствования и испытания зумия» (конец XVIII - XIX вв.). Автореф. дисс... социоллаук. - М., 2004, с.11; Янгулова Л.В. Юродивые и умалишенные: огия инкарцерации в России / Мишель Фуко и Россия / Под ред О. Хархордина - СПб., М.: Европейский университет ,7^1Ш^ПетербУрге; Летний сад, 2001, с.192-212.

уко М. История безумия в классическую эпоху. - СПб.: Университетская книга, 1997, с.94-96.

ко, в более широком контексте деятельности разных социальных акторов, включенных в сферу антинаркотической активности, и процессов создания правовых отношений между ними. Для рассмотрения этих вопросов будет необходимо проанализировать структурные отношения между основными субъектами антинаркотической деятельности в современной России, а также их интересы, место и преследуемые ими цели в антинаркотической сфере. Во второй главе эти вопросы рассматриваются на региональном уровне на примере антинаркотической политики в Ульяновской области. В ней показано, каким образом региональная антинаркотическая политика в постсоветской России трансформируется под влиянием местных социально-экономических и политических особенностей. Третья глава посвящена особенностям установления правовых отношений в антинаркотической сфере в современной России на общефедеральном уровне.

<< | >>
Источник: Блюдина У.. Борьба с наркоманией в современной России: взгляд социолога права. - Ульяновск: Изд-во Ульяновского государственного университета. - 300 с.. 2006

Еще по теме Исследовательский background: политизация и медикализация наркотизма:

  1. з.1.3. Государственная медицина и медикализация наркотизма
  2. 3.1.1. Правоохранительные органы и криминализация наркотизма
  3. 3.1.4. Государственная идеология наркотизма: прогибиционизм в наркополитике
  4. 1.2. Проблема наркотизма в советской России в 1910-1940-е годы: «ликвидация» наркомании?
  5. 3.2. «Альтернативные» субъекты антинаркотической политики и их дискурсы наркотизма
  6. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ ПРИЕМЫ •
  7. 1.3. Развитие наркотизма в послевоенной России: криминализация и «замалчивание» проблемы
  8. Эмпирические источники и исследовательские методы.
  9. 2.3. Организационное обеспечение научно-исследовательских программ
  10. 1.4. Рост наркотизма в 1970-1980-е годы и политика «войны с наркоманией»
  11. Зарождение исследовательской программы модернизации
  12. 2.4. Технология применения методов анализа исследовательских объектов
  13. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ПРОЦЕСС
  14. 2.1. ТИПОЛОГИЯ научно-исследовательских программ: их цели и ресурсное обеспечение
  15. Исследовательские задачи
  16. Исследовательская стратегия
  17. НЕКОТОРЫЕ ПРИЕМЫ ПРИМЕНЕНИЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО МЕТОДА В ОБУЧЕНИИ ИСТОРИИ
  18. Мир-системный анализ как исследовательская программа И. Валлерстайна
  19. Глава I ЭТНОГРАФИЯ И ПОЛИТИКА ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКОГО ПРОЕКТА