<<
>>

Глава седьмая РИКЮ И ДРУГИЕ МАСТЕРА ЧАЙНОЙ ЦЕРЕМОНИИ

Полагаю, что в этой книге не лишним будет краткий очерк о жизни Сэн-но Рикю. Он был основоположником того ритуала чайной церемонии, что сохранился в Японии до наших дней» и каждый мастер получает аттестат и лицензию на преподавание из рук потомков Рикю.
Возможно, сегодня чайная церемония не столь точно воссоздает ту духовность, что наполняла старых мастеров, и в ней уже не столь сильно влияние Дзэн-буддизма, как было во времена Рикю. Но ведь перемены неизбежны. Сэн-но Рикю (1518-1591) родился в семье богатого купца из города Сакаи. В ту лору Сакаи, расположенный в провинции Идзуми, был крупнейшим морским портом, куда прибывали корабли из многих стран Азии. В купеческой среде процветал культ чая — в чайной церемонии они находили отдохновение от суетных забот повседневности. Богатые купцы из Сакаи обзаводились великолепной чайной утварью, большей частью заморского производства. По всей вероятности, пристрастие мастеров чайной церемонии к редкостным произведениям искусства унаследовано от купцов из Сакаи, которые в свою очередь восприняли тенденции эстетизма от придворной знати сёгуна Асикага Ёсимасы. Чуть позже мы познакомимся с некоторыми эпизодами из истории чайной церемонии, которые наглядно свидетельствуют о необычайном тяготении к изысканной утвари как самих мастеров, так и их покровителей — владетельных феодалов всех рангов. Они готовы были платить чудовищные суммы за какую-нибудь уникальную чашку или чайницу, а обладатели таких драгоценных изделий становились объектом жгучей зависти даймё, купцов и знатоков искусства. Рикю начал обучаться ритуалу чайной церемонии очень рано и уже к пятидесяти годам был признан одним из лучших мастеров Японии, Сам император Оогимати дал ему буддийское имя Рикю, под которым прославленный маэстро и вошел в историю. Объединитель Японии Ода Нобунага усиленно насаждал культ чая и оказывал Рикю всемерное покровительство.
Его преемник Тоётоми Хидэёси, преуспевший в деле окончательной военной и политической централизации японских княжеств, после смерти Нобунаги также обратил внимание на Рикю. За службу при дворе н качестве мастера чайной церемонии Рикю получал от всесильного кампаку годичное содержание в три тысячи коку риса. Даже в бесчисленных походах против непокорных феодалов мастер обязан был сопровождать Хидэёси ? В бурную эпоху бесконечных междоусобиц чайная церемония была популярнейшим способом времяпрепровождения самурайской знати в часы досуга, и многие не желали оставить любимого занятия даже под бременем военных забот. Зачастую «чайные вечера» служили лишь камуфляжем для политических переговоров, и, надо полагать, немало важных решений было принято полководцами за чашкой чая в крошечной хижине площадью четыре с половиной татами. Рикю, вероятно, был тайным и безмолвным участником подобных встреч. Ему вполне подходила такая роль. Рикю изучал Дзэн в Дайтоку-дзи, одном из монастырей «Пяти Гор» в Киото. Он прекрасно знал, что дух ваби, к которому он приобщился через чайную церемонию, проистекает из Дзэн и что без дзэнской практики невозможно постичь истинную сущность искусства- Конечно, в реальной жизни Рикю был достаточно далек от идеала ваби — он никогда не жил в бедности, имел солидное состояние и пользовался влиянием в сфере политики, но при этом, как человек огромного творческого дарования, в глубине души неизменно тянулся к подлинному ваби. Судьба, однако, распорядилась по-своему: Рикю невольно оказался втянут в водоворот политических интриг и по каким-то не вполне понятным причинам навлек на себя гнев деспотичного канцлера, Хидэёси приказал мастеру покончить жизнь самоубийством. Обычно в оправдание этого сурового приказа историки приводят довольно легковесные мотивировки, однако можно предположить, что истинные причины немилости Хидэёси кроются в подводных политических течениях. В год смерти Рикю ИСПОЛНИЛОСЬ семьдесят. Получив послание с приказом совершить сэппуку, мастер удалился в свою комнату, в последний раз неторопливо приготовил и выпил чаю, а затем сложил прощальные стихи на китайском и японском языках.
Его прощальная песнь на китайском звучала так: Прожито целых семьдесят лет — Ха! Что тревожиться по пустякам! Нынче же я готов поразить Будд, патриархов священным мечом! Японское же пятистишие гласило: Над собою занес меч старинный, наследие предков, что хранил столько лет. Наконец-то и мой час пробил — славный меч к небесам вздымаю!.. Двадцать восьмого числа второго лунного месяца девятнадцатого года Тэнсё (1591) трагической смертью завершился блестящий жизненный путь Сэн-но Рикю, посвященный усовершенствованию чайной церемонии и внедрению культа ваби. Некоторое дополнительное представление о личности Рикю могут дать поучительные истории из его биографии (к которым порой примешивается изрядная толика вымысла). * Однажды Хидэёси услышал» что в саду у Рикю распустились чудесные цветы вьюнка, и передал мастеру, что желает самолично лицезреть цветение. Когда на следующее утро Хидэёси зашел в сад перед домом Рикю, то не увидел ни единого цветущего вьюнка. Это показалось канцлеру странным, но он смолчал. Направившись к чайному павильону, Хидэёси переступил порог — и что же! Перед ним в вазе красовался одинокий и оттого еще более прекрасный вьюнок. * Как-то раз, намереваясь подшутить над Рикю, Хидэёси поставил перед ним золотой тазик со свежей водой, положил веточку сливы и предложил создать из этого композицию. Ни минуты не колеблясь, Рикю взял веточку, оборвал с нее цветы и бросил их в тазик. Лепестки и бутоны, отраженные в золоте, образовали изумительную икэбану. * Как-то в весенний день Рикю случилось развлекать Хидэёси у себя в усадьбе. Могущественного канцлера провели в крошечную комнатушку площадью не более шести квадратных футов. Собравшись войти, Хидэёси вдруг заметил над дверью огромную ветвь цветущей сакуры, которая свисала из прикрепленной к потолку зала вазы. Нежные бело-розовые цветы пробивались и внутрь комнатушки. Хидэёси, который при всей своей любви к строгой чайной церемонии в глубине души не мог побороть тяги к роскоши и пышному убранству, был очень доволен.
Долго еще стоял он у дверей, созерцая великолепные соцветия на вишневой ветви, * Когда Рикю был еще учеником у мастера чайной церемонии, ему однажды приказали прибрать родзи — дворик перед чайным павильоном. Между тем наставник прежде уже сам подмел родзи. Рикю не мог обнаружить ни соринки, но он сразу же догадался, что мастер имеет в виду: подошел к дереву и потряс его, так, что несколько листьев упало на землю. Находчивость ученика пришлась мастеру по душе* * Рикю был очень восприимчив к красоте, оценивая достоинства того или иного предмета с позиций ваби и саби. Малейшее отклонение от принципов ваби сразу же бросалось ему в глаза* Однажды он в сопровождении зятя отправился на первую чайную церемонию по случаю наступления зимы. Когда гости подошли к усадьбе, они увидели старинные одностворчатые ворота. Зять похвалил вкус владельца, так тонко чувствующего саби- Но Рикю только саркастически улыбнулся: «Это очень далеко от истинного саби, сын мой. Присмотрись внимательно. Вещь дорогостоящая. Таких ворот в здешней округе не найти. Скорее всего, их привезли из какого-нибудь заброшенного горного храма, удаленного от мирской суеты. Подумай только, сколько труда и денег стоило хозяину перевезти такой предмет. Если бы он лучше разбирался в саби, то подыскал бы готовую створку или заказал у соседнего столяра, а уж к ней бы присоединил какую-нибудь доску от старинного строения из собственных владений. Вот тогда на этих воротах лежал бы отпечаток ваби, а вещь, которую мы сейчас видим, никак нельзя считать проявлением хорошего вкуса». Молодой человек надолго запомнил практический урок эстетики, преподанный мастером. * Однажды Рикю отправился на чайную церемонию, где распорядителем был его старший сын* Когда гости вошли в родзи, мастер заметил кому-то из знакомых: «Среди камней, что лежат в земле на тропинке, один чуть выше прочих. Наверное, мой сын этого не заметил». Случайно эти слова услышал сын Рикю и подумал про себя: «А ведь я и сам давно уже подметил тот камень. Но что за быстрота ума, что за наблюдательность у моего отца!» Пока гости отдыхали после первой порции чая, сын Рикю незаметно выскользнул в родзи, немного углубил гнездо под камнем и устранил разницу в уровне.
Тщательно замаскировав следы работы, он побрызгал вокруг водой и вернулся в помещение. На обратном пути, проходя по тропинке из камней, Рикю тотчас же уловил перемену и похвалил сына: «Что ж, должно быть, Доан слышал мое замечание. Но как близко к сердцу он его принял, как быстро все исправил, еще до нашего ухода!» * Однажды Рикю с несколькими друзьями пригласили на тяною. Зайдя во двор усадьбы, где росли многолетние могучие дубы, они увидели, что дорожка к чайному домику сплошь устлана палой листвой* Можно было подумать, что гуляешь где-нибудь в горной глуши. «Прелестно!» — воскликнул Рикю и после минутного размышления добавил: « Вот только боюсь, что хозяин все-таки подметет листья — он пока еще не постиг идею саби»* И верно, когда гости вышли освежиться после первой порции чая, дорожка была чисто выметена. Тогда Рикю подробно объяснил друзьям, как должен был бы выглядеть дворик перед хижиной в такой день. Позже, рассказывая одному из учеников, как следует ухаживать за родзи, мастер процитировал пятистишие Сайге: Листья дуба, не успев пожелтеть, устлали землю На тропинке к горному храму, на пустынной, глухой тропинке... Нужно отметить, что каменные глыбы и валуны, а также мох и лишайники являются важнейшими составляющими японского садово-паркового искусства, особенно в той его области, что связана с чайными домиками, которые должны напоминать посетителям об атмосфере жизни дзэнского монаха-отшельника в горах, протекающей в соответствии с принципом саби. Камни, перенесенные к чайному домику со склонов гор» из угцелий, с берегов рек, призваны усиливать впечатление целостности Природы, удаленности от мира и присутствия духа старины. Всевозможные виды мха, укрывающего землю, и камни создают иллюзию горной обители, отстоящей на много переходов от шумного большого города. Это ощущение должен испытывать каждый посетитель чайного домика, ибо главная цель тяною в уходе от суетных забот и меркантильных интересов. * У одного мастера чайной церемонии из Сакаи была в коллекции замечательная чайница, известная среди знатоков и ценителей под названием «Ундзан катацуки».
Хозяин чрезвычайно гордился своим сокровищем. Однажды он специально пригласил на чай Рикю, чтобы показать мастеру столь редкую вещь. Однако Рикю даже виду не подал, что чайница его заинтересовала, и ни слова о ней не сказал. Расстроенный хозяин в сердцах разбил глиняный сосуд о край котелка, подумав: «Что толку владеть чайной утварью, если Рикю не обращает на нее никакого внимания!» Приятель хозяина, случившийся при этой встрече, подобрал осколки и старательно их склеил, придав чайнице прежнюю форму. Работа была проделана настолько ювелирно, что сосуд и в отреставрированном виде не стыдно было поставить на стол. Рассудив так, этот человек решил пригласить в гости самого Рикю и посмотреть, что скажет мастер. Когда чай был подан, острый глаз Рикю сразу же подметил знакомую чайницу, которая на сей раз была склеена из нескольких кусков, «Не та ли это чайница, которую я видел недавно в одном доме? — спросил мастер. — Вот теперь она действительно похожа на предмет, обладающий саби». Умелец был чрезвычайно доволен похвалой и вскоре вернул чайницу прежнему хозяину. Переменив многих владельцев, битая чайница «Ката- цуки» наконец попала в руки знатного феодала. Кёгоку Анти, прославленный киотский мастер тяною, буквально лишился сна, сгорая от желания заполучить драгоценность. Его друг, известный лекарь, как-то раз пришел с визитом к даймё и случайно обмолвился о потаенной страсти Анти. Даймё такая одержимость показалась забавной, и он в шутку сказал: ?Что ж, если ваш мастер заплатит две меры золота, я, пожалуй, готов расстаться с „Катацуки%. Врач принял все всерьез и пересказал разговор Анти. Тот не колебался ни мгновения: «В таком случае я приобрету ее за две меры золота, а ты будешь нашим свидетелем». Когда даймё услышал о намерении мастера купить чайницу на предложенных условиях, он просто остолбенел от удивления: «Что? Да ни за какие деньги я не отдам моей любимой „Катацуки"!» Дело осложнилось, и врач, который взял на себя роль посредника, не знал, как ему быть. Анти сам много раз наведывался к дайме, но все было напрасно. Все мастера чайной церемонии с любопытством наблюдали за развитием событий и предлагали наперебой свои услуги, чтобы уладить конфликт. Наконец, после неимоверных усилий соглашение было достигнуто. Даймё уговорили принять пресловутые две меры золота от «посторонних», то есть якобы не в качестве платы за чайницу, а как благотворительный взнос на нужды бедных в его именьях. Это избавляло благородного самурая от унизительной процедуры торговли сокровищем. Он же со своей стороны как бы передавал чайницу в дар Анти. Две меры золота по тем временам оценивались в огромную сумму — двенадцать рё. Анти был очень доволен сделкой, хотя она, без сомнения, нанесла немалый ущерб его бюджету. Несколько меньше он был доволен самой чайницей, полагая, что ее можно было бы починить и поаккуратней. Он поделился еще с одним большим авторитетом тяною, Кобори Энею, намерением заменить некоторые из склеенных осколков, но мудрый Кобори сказал: «Ведь именно за такую странную форму чайница и понравилась Рикю, а впоследствии приобрела известность среди знатоков. Не лучше ли все оставить как есть?» * В японской архитектуре весьма важную роль играет ниша-токонома. Это углубление в стене главной комнаты жилища восходит к традициям дзэнской архитектуры и было изначально предназначено для картины или статуи иконографического типа. Сегодня в нише может висеть какэмоно любого содержания, но присутствие вазы с цветами и курильницы с благовониями все еще обнаруживает исторические связи. Во время одной из кампаний Тоётоми Хидэёси осадил замок Одавара. Защитники крепости во главе с военачальником Ходзё оказывали упорное сопротивление, и осада затянулась на долгие месяцы. Хидэёси, чтобы развлечь своих приближенных, пожелал регу~ лярно устраивать ритуальные чаепития, но, увы, не нашлось подходящей цветочной вазы для чайного домика. Рикю было велено немедленно найти и доставить вазу. Мастеру пришла в голову оригинальная мысль сделать вазу из бамбука. До него никто не пробовал использовать бамбук в качестве сосуда для икэбаны. И вот Рикю отправился в бамбуковую рощу, отыскал подходящий ствол, велел его срубить и сам вырезал незатейливую вазу* Позже, когда бамбуковое коленце высохло, в нем появилась трещина, которая и стала характерной отметкой знаменитой вазы. Назвали вазу «Ондзё-дзи» в честь одноименного буддийского храма на озере Вива, славящегося огромным надтреснутым колоколом. По-домашнему скромная бамбуковая ваза с тех пор превратилась для мастеров чайной церемонии в бесценное сокровище не столько в силу своих художественных достоинств, сколько благодаря связанным с ней историческим ассоциациям. Когда очередным владельцем вазы «Ондзё-дзи» стал некий Иэхара Дзисэн, к нему в Киото приехал из Нагои старый друг Номура Содзи с единственным намерением полюбоваться вазой. Однако Дзисэн ответил на просьбу друга отказом и предложил подождать год. За этот срок он соорудил у себя в усадьбе новый чайный павильон, в котором не было ни одной детали, ни одного предмета из бамбука* Только в токонома стояла бамбуковая ваза. Когда все было готово, Содзи наконец получил долгожданное приглашение и мог насладиться созерцанием вазы в подобающем интерьере. Содзи, год назад получивший отказ, конечно, затаил обиду, но, поняв, какими возвышенными помыслами руководствовался Дзисэн, все простил и по достоинству оценил бережное отношение хозяина к шедевру Рикю. Богатый эдоский купец Фуюки из квартала Фукагава хотел приобрести вазу «Ондзё-дзи» для своего чайного домика, но Дзисэн ни за что не соглашался ее продать. Позже, когда Дзисэн оказался в стесненных обстоятельствах, он вспомнил, что Фуюки не так давно предлагал за бамбуковую вазу 500 рё, и послал в Эдо слугу с письмом, соглашаясь уступить «Ондзе-дзи* всего за 450 рё, то есть на 50 рё дешевле. Фугоки не дал никакого ответа, но отправил в Киото вслед за слугой Дзисэна своего посланца, который и вручил хозяину вазы сумму в 500 рё. Ваза с почетом была доставлена в Эдо, Отказавшись принять скидку, Фуюки тем самым хотел продемонстрировать величайшее уважение к бесценному произведению искусства, неподвластному низменным меркантильным интересам. Спустя некоторое время бамбуковая ваза перешла в руки токугавского вельможи дайме Фумаи, большого любителя чайной церемонии, обладавшего тонким вкусом и глубоким пониманием саби» Однажды, когда ваза была выставлена в чайном павильоне на тяною, кто-то из свиты даймё заметил, что из трещины в бамбуке сочится вода, и предложил сделать цилиндрическую подставку. Но даймё не согласился, возразив: «Ведь фурю этой бамбуковой вазы как раз и заключается в трещине, в том, что она протекает. *Имя художника Кано Танъю (1602-1674), я полагаю, хорошо известно любителям японского искусства* О нем стоит упомянуть и в связи с чайной церемонией, к которой Танъю был весьма неравнодушен. Он изучал тяною под руководством Сотана, внука Рикю, выдающегося мастера и ценителя ваби, возможно даже сумевшего кое-в-чем превзойти деда* Танъю начал посещать занятия у Сотана с ранних лет — ему было чуть более двадцати. Увидев белую ширму в новом чайном павильоне Сотана, он предложил украсить ее росписью, но мастер и слышать ничего не хотел, полагая, что у его юного ученика недостаточно опыта для такой работы. Танъю не настаивал» Некоторое время спустя Танъю явился к наставнику в неурочное время и не застал Сотана дома. Ширма в павильоне по-прежнему сияла девственной белизной. Художник решил, что сама судьба предоставляет ему возможность осуществить давний замысел, и принялся за работу. Поначалу он внимательно оглядел ширму, прикидывая > какой сюжет будет здесь наиболее уместен, и остановился на «Восьми мудрецах в бамбуковой роще». Наконец кисть коснулась бумаги, и дело пошло. Вот уж на фоне деревьев в горах проступили фигуры всех восьми мудрецов — картина близилась к завершению, но тут с веранды донеслись шаги* Танъю понял, что вернулся хозяин, и заторопился — он не хотел, чтобы его застали «на месте преступления». Между тем шаги звучали все ближе, а один из мудрецов на картине все еще оставался без рук. Танъю впопыхах кое-как пририсовал бедняге руки и поспешил удалиться. Когда Сотан вошел в комнату, он был поражен, увидев столь совершенное творение искусства, вышедшее из-под кисти молодого живописца. Мастер и не предполагал в скромном ученике таких талантов. Однако, изучив картину повнимательнее, он заметил, что у одного из персонажей почему-то перепутаны руки — левая с правой стороны, а правая с левой. Сотан ничего не сказал о своем открытии, и картина осталась в том виде, в каком была первоначально исполнена. Впоследствии, когда слава Танъю, великого художника и любимца сегуна Токугава Иэясу, распространилась по всей стране, та старая ширма с картиной, где были перепутаны руки, привлекла особое внимание любителей живописи. Танъю принадлежала чайница-катацуки, прозванная «Танэмура*, — предмет восхищения и зависти всех поклонников чайного ритуала. Художник необычайно дорожил своей катацуки и берег ее как зеницу ока. Большой пожар 1657 г. уничтожил дом Танъю вместе со всем его содержимым. Одному из слуг было приказано любой ценой спасти чайницу, но, когда огонь заполыхал в полную мощь и крыша грозила вот-вот рухнуть, малый швырнул драгоценный сосуд подальше и бросился наутек. Чудом чайница уцелела, и случайный посыльный из Киото подобрал ее на обочине дороги после пожара* По возвращении в Киото посыльный продал находку купцу, торговавшему произведениями искусства. Градоначальник Макино Тикасигэ, узнав знаменитую чайницу «Танэмура», выкупил ее и оставил у себя. Через некоторое время Тикасигэ пригласил Танъю в гости на чашку чая. В разговоре он как бы невзначай обмолвился о пропавшей чайнице* Танъю попросил даже не упоминать больше о погибшем сокровище — так больно ему слышать само название «Танэмура* . Тогда хозяин велел принести злополучную чайницу и невинно сказал: «Вот дубликат вашей „Танэмуры"». В приливе радости Танъю не знал, как выразить обуревавшие его чувства. Градоначальник любезно согласился отдать катацуки за ту же цену, которую ему пришлось уплатить купцу, но с условием, что в благодарность за это Танъю нарисует для него двенадцать видов Фудзи. Разумеется, Танъю согласился, но задача была непростая» и художнику пришлось потратить на ее выполнение немало сил. Зато серия Танъю «12 видов Фудзи» явилась общепризнанным шедевром школы Кано. Ничто так не выявляет влияние Дзэн-буддизма на традиционную японскую эстетику, как анализ основных принципов строительства чайного павильона, или чайного домика, предназначенного для проведения известной нам церемонии тяною. Правила чайной церемонии никогда не были записаны в каком-то нормативном своде — они формировались в течение веков благодаря неустанному радению поколений, искушенных в своем деле мастеров. Их духовная дисциплина позволяла облекать присущую всем японцам любовь к природе в строгие формы, соответствующие дзэнской философии, морали и художественной практике. Тот, кто знает все о чайной церемонии — ее истории, теории» практике, духовной основе и моральном воздействии на окружающих, — может сказать о себе, что он постиг тайну японской национальной психологии. Итак, представим себе чайный павильон при храме Дайтоку-дзи, который считается центром культуры чайной церемонии. В конце тропинки, выложенной из плоских камней, стоит маленькая скромная хижина под соломенной кровлей. Вместо двери — невысокий, узкий проем в стене, через который можно проникнуть внутрь, только избавившись от всего лишнего, в частности оставив за порогом два меча, непременный атрибут служилого самурая в средние века. Внутри мы найдем слабо освещенную комнатку площадью около десяти квадратных футов. Потолок не- ровный как по высоте, так и по фактуре материала. Опорные столбы — это обыкновенные неструганые бревна. Постепенно комнатушка становится как бы светлее, глаза привыкают к полумраку, и мы замечаем в нише-токонома старинный свиток-какэмоно или написанную тушью картину-сумиэ. Курильница с ароматическими смолами струит благоухание* Душистый дымок успокаивает нервы. В цветочной вазе всего один цветок, вовсе не поражающий великолепием и пышностью, например белая лилия, что цветет в лесу под сенью утеса в окружении хмурых сосен. Скромный цветок, само воплощение красоты, привлекает внимание всех немногочисленных гостей, приглашенных на чашку чая, чтобы вместе ненадолго отрешиться от докучных мирских забот. Мы сидим и слушаем бульканье кипящей воды в чайнике, помещенном на железный треножник, что стоит в квадратном отверстии утопленного в земляном полу очага. Шум кипящей воды здесь не похож на то обычное бульканье, что издает большой чайник на сильном огне, и не случайно ценители чайной церемонии приравнивают этот звук к пению ветра в ветвях сосен. Здесь человек может ощутить себя отшельником в горной хижине, где лишь белые облака да ветер в соснах делят с ним одиночество. Беседуя в такой обстановке с друзьями о картине- сумиэ или о каком-либо необычном предмете чайной утвари, человек воспаряет духом над трудностями повседневной жизни. Воин забывает на время о сражениях, коммерсант избавляется от навязчивой идеи погони за деньгами. Право же, это кое-что значит — найти в мире бурь и гроз, суетных увлечений и страстей укромный уголок, где ты можешь забыть о прозе жизни и заглянуть в вечность. Читатель может сказать, что нет ничего особенного в том, чтобы выпить чашку чая; что японцы придают слишком большое значение житейским мелочам, забывая о куда более серьезных вещах* Но что бы вы ни думали по этому поводу, мастера чайной церемонии и прочих дзэнских искусств будут продолжать заниматься своим делом, убежденные в непреходящей ценности принципов Дзэн, в незыблемости законов ваби и саби. В заключение приведу эпизод из биографии Дзёсю (Чжао Чжоу, 778-897), чаньского мастера, знавшего толк в чаепитии. Однажды Дзёсю спросил монаха, пришедшего навестить наставника: «Ты здесь уже бывал?» Тот ответил: «Нет, Учитель». «Выпей чашку чая», — сказал Дзёсю. Спустя некоторое время к нему зашел другой монах и в ответ на тот же вопрос подтвердил: «Да, Учитель».— «Что ж, выпей чашку чая»,— снова сказал Дзёсю. Провизор монастыря поинтересовался: «О Учитель, почему вы одинаково приняли обоих монахов, хотя один из них ранее уже бывал у вас, а другой нет?» «Выпейте чашку чая», — ответствовал Дзёсю. Когда Бокудзю (Му Чжоу), другой чаньский мастер, узнал об этом разговоре, он спросил монаха, вернувше^ гося от Дзёсю, что имел в виду Учитель. «Ничего, он просто чудил», — сказал монах- «Бедный Дзёсю, он и не знает, что ты вылил на него ковш грязи», — заметил Бокудзю и наградил монаха затрещиной. Обернувшись к одному из своих молодых учеников, он снова задал вопрос: «А ты что думаешь о Дзёсю7» Ученик начал отвешивать почтительные поклоны, за что также получил затрещину. Монах, навещавший Дзёсю, спросил злополучного ученика: «Почему твой наставник тебя ударил?» Тот ответил: «Если бы он не был моим наставником, он бы меня не ударил». В конце концов выпить чашку чая тоже не так уж просто — последствия могут быть довольно серьезные.
<< | >>
Источник: Судзуки Д. Т.. Дзэн-буддизм в японской культуре. 2004

Еще по теме Глава седьмая РИКЮ И ДРУГИЕ МАСТЕРА ЧАЙНОЙ ЦЕРЕМОНИИ:

  1. ТАКУАН О ЧАЙНОЙ ЦЕРЕМОНИИ
  2. ГЛАВА 3 САПОТЕКИ: МАСТЕРА ЧЕРЕПНЫХ ТРЕПАНАиИ
  3. ИННОВАЦИОННЫЕ ЦЕРЕМОНИИ
  4. Глава седьмая
  5. Глава седьмая
  6. Глава седьмая
  7. Глава седьмая
  8. Глава седьмая
  9. Глава седьмая
  10. Глава седьмая
  11. Глава седьмая
  12. Глава седьмая. Подбираем ключи
  13. Глава двадцать седьмая
  14. Глава седьмая О вере
  15. Глава седьмая АРАБЫ
  16. Седьмая книга Глава первая