«Чему следует свершиться, пусть свершается». Именно так. Звучит просто, немногие из нас способны сохранять прямоту поступков, мыслей или чувств в течение целого дня. Но дзэн живет реалиями и ненавидит умозрительность, обобщения, расплывчатость мнений. Различения, суждения, нормы и правила хоть и присутствуют в повседневной жизни, но они не занимают дзэн. Человек дзэн точен в чувствах, мыслях и поступках. Он знает то, что знает, уверен в том, во что он верит, пока эта убежденность не претерпит изменений; он не составляет никаких мнений, раз это не входит в круг его обязанностей. Он крайне бережливо расходует силы, ибо знает, что делает, а если делает нечто, то знает, зачем и как. Именно так. Затем он переходит к очередному делу. Говоря словами наставника дзэн Уммона, «если идешь, то иди; если сидишь, то сиди. Но только — без колебаний». Поглощенный своими поступками, большими или малыми, деятель составляет одно целое со своим действием. Наши чувства действуют напрямую; почему бы и человеку не действовать как целому? Пламя обжигает соприкоснувшуюся с ним руку; мы вскрикиваем, а затем обращаемся к обожженному месту. Так же поступает наставник, говоря: «Когда подносят рис, я ем; когда подступает усталость, я засыпаю». Что трудного в этом? Разумеется, тот, кто видит вещи такими, какие они есть, способен научиться принимать их, какие они есть; ему не нужно отгораживаться от того, что он видит. Но насколько в состоянии многие из нас выдержать вид чистой Истины, на поиски которой мы притязаем? Именно Юнг представил саму религию как своего рода щит, коим люди ограждают себя от реальности, и многие из нас стараются скрыться подальше от нее. Сколько усилий тратится, чтобы только не думать, а особенно не заглядывать в себя? Наиболее сильные из нас предаются так называемым удовольствиям, хобби, путешествиям, изящной словесности; тех, кто слабее, затягивает преступный мир, болезнь, самоубийство. Но все напрасно, ибо рано или поздно, в этой или последующей жизни, нам придется заглянуть в себя, начать свой путь — путь домой. А в современной жизни даже наши способы бегства оказываются опосредованными. Мы играем в свои игры по телевизору, извлекаем свою музыку из чрева машины, более не развлекаем себя сами, а пользуемся посредниками. Наша пища уже давно не свежая, наши эмоции возбуждают и питают кино и пресса; наши мысли редко принадлежат нам. Поэтому, подпираемые страховкой, пособиями и установлениями, немногие из нас осмеливаются «равнодушно внимать жизни», благодушно мирясь с неопределенностью, открываясь навстречу опыту. Мы за- 9-7177 няты поисками утопий, судачим о мире на земле, при этом возлагая вину за его нарушение на других, провозглашаем идеалы для других, чтобы те им соответствовали. Мы надеемся, что все образуется где-нибудь, на земле или на небе, когда-нибудь. Но как быть с жизнью здесь и сейчас, с работой, которую надо делать здесь и сейчас? Что еще у нас может быть за работа, помимо имеющейся здесь и сейчас? Небрежный/точный, действенный, но и непринужденный, спокойный, но и крайне прямой подход к каждому обстоятельству — это и есть путь дзэн. Но сколь трудно быть простыми, как и непосредственными? Нужно стараться.