<<
>>

Глава 1 ФИЛАНТРОПИЯ ПОД ОБСТРЕЛОМ

В джунглях американской демократии нет более странного и невероятного явления, чем частные фонды — аристократические институты, существующие за счет привилегий и поблажек «равноправного» общества; совокупность частного богатства, которое вопреки инстинкту, присущему «бережливому» человеку, направляется на общественные цели.
Каждая развитая культура и каждая господствующая религия испытывали необходимость в той или иной форме поощрять и организационно узаконивать филантропическую деятельность. Древние китайцы, индийцы, египтяне имели собственные виды фондов. Много их было в Древней Греции и в Древнем Риме. В избытке породил их ислам под названием «вакуф». (Сейчас в Иране насчитывается более 20 тыс. такого рода организаций, некоторые существуют несколько веков; только в Тегеране их более чем 2,5 тыс.) В средние века на Западе католическая церковь, а также муниципалитеты и гильдии широко использовали средства благотворительных организаций для содержания монастырей, богаделен, сиротских домов, школ и больниц, для ремонта мостов, маяков и сохранения дорог. По всей вероятности, если бы имелись исторические данные, было бы обнаружено, что краснокожие мая, белые викинги и черные бини имели собственные учреждения, способствующие удовлетворению всеобщего человеческого стремления к бескорыстной заботе о благе других. Но долгая история фондов не обошлась без периодически повторяющихся мрачных периодов. Время от времени «фонды» вступали в конфликт как со светскими, так и духовными властями. В связи с тем, что духовенство вело настоящую охоту за право наследства, римский император Северий во II в. выпустил указ, отменивший право завещания собственности церкви. В XIV в. Венский магистрат сломал практику коррупции, процветавшую среди управляющих церковными фондами. В Англии в 1601 г. была назначена Комиссия по расследованию нарушений в деятельности фондов; почти через четыре века, в наше время, другой британский специальный комитет расследовал злоупотребления в филантропической деятельности, аналогичные тем, которые беспокоили еще Северия, а также многих пап, королей, премьер-министров, выдающихся философов, юрис- тов-теоретиков и критиков общественного строя.
Наиболее очевидной частью проблемы, как правило, была подкупность и продажность. В основном она касалась власти как экономической, так и политической. В позднее средневековье богатство, накопленное церковью, достигло гигантских размеров, число конфликтов с государством стало стремительно расти. Вследствие этого светские власти иногда были вынуждены принимать крутые меры, например экспроприация в Англии при Генрихе VIII. Последний выступал против пожертвований на религиозные цели, поскольку они затрудняли осуществление проводимых им преобразований; а веком позже короли — его преемники — боялись частных пожертвований по противоположной причине. Они видели в них угрозу реформации8. Во время Французской революции возмущение богатством фондов привело к фактическому уничтожению их во Франции. В XX в. страх, перед их бесконтрольным влиянием сохраняется. Частично фонды создали себе неприятности неправильным пове- дением. Однако постоянно на протяжении всей истории их существования, когда страны подвергались тяжелым испытаниям или находились в тисках социального кризиса, фонды становились излюбленным объектом нападок официальных кругов и представителей общественности. В силу какой-то патологии, связанной с процессами политической поляризации, когда нации наиболее нуждаются в усилиях фондов, направленных на улучшение обстановки, общество проявляет к ним самую сильную враждебность. Соединенные Штаты, хотя и уникальны в современном мире в поощрении частной филантропии, не исключение в этом универсальном явлении. Перед первой мировой войной, когда количество фондов в связи с экономическим бумом начало возрастать, они стали средоточием жестоких противоречий между силами безрассудного капитала и радикального труда. Во время великой депрессии 30-х годов они вновь стали излюбленным объектом нападок, а послё второй мировой войны, в период господства Маккарти, их постигла та же участь. Не удивительно поэтому, что в 60-х годах с началом нового крупного социального кризиса фонды вновь оказались втянутыми в политическую перестрелку.
Отнь по ним велся со всех сторон. «Старые левые» силы давно считали их центром мощного аппарата капиталистического господства. Более полувека назад Бэзил Мэнли, директор по научным вопросам Комиссии по промышленным отношениям США, заявил: «Господство людей, в чьих руках сосредоточен контроль над большей частью американской промышленности, не ограничивается контролем над наемными работниками, а быстро расширяется, ставя под контроль образование и социальное существование нации. Этот контроль широко распространяется путем создания огромного числа находящихся в частном управлении фондов для неопределенных целей, путем даров. колледжам и университетам, путем образования пенсионных фондов для преподавателей, путем взносов в частные благотворительные учреждения, так же как при помощи контроля над общественной печатью... Что касается «фондов» общего назначения, располагающих громадными ресурсами, их максимальные возможности представляют настолько серьезную опасность, и не только в результате их собственной деятельности и влияния, а также из-за парализующего действия на частных граждан и общественные организации, что если нельзя четко отделить фонды от других форм добровольной альтруистической деятельности, то целесообразно рекомендовать их ликвидировать» г. В 1968 г. Фердинанд Ландберг повторил те же теоретические положения: «Общая картина такова: благодаря фондам привилегированная часть американского капиталистического общества смогла возвратиться на прежние позиции периода нерегулируемого, неконтролируемого, не облагаемого налогом капитализма. С помощью фондов, если их деятельность не будет ограничена законом или общественной критикой, вполне может быть восстановлен старый, нерегулируемый капитализм» 2. У «старых левых» и у их смертельных врагов — «старых правых», как ни странно, нет разногласий в вопросе о характере и размерах опасности., связанной с фондами. Рене Уормсер, юрист и профессиональный антикоммунист, получивший впервые скандальную известность на посту советника комиссии конгресса, изучавшей деятельность фондов в середине 50-х годов, говорит: «Делающий пожертвование может оказывать огромное давление посредством прямого использования своих средств.
Более того, это существенным образом повышает его власть и влияние благодаря созданию дополнительных союзов, которые служат в основном для защиты его от критики... Эта опасность (для нашего общества) относится главным «образом к использованию средств фондов в политических целях; она появилась в результате концентрации значительной экономической власти и культурного влияния в руках группы управляющих фондов, освобожденных от уплаты налогов и созданных на неограниченный срок. Таким путем образовалась «элита», контролирующая гигантские финансовые ресурсы, действующая вне рамок наших демократических процессов, которая хочет и может определять будущее нашей нации и человечества исходя из своей трактовки ценностей и понятий. Беспримерно большая власть все больше концентрируется у спаянной и увековечивающей себя группы. В отличие от власти корпоративной администрации она не контролируется народом; в отличие*от власти церкви она не контролируется твердо установленными и поддающимися оценке канонами»3. Ведя наступление на фонды, «новые левые» до известной степени эклектически заимствовали все возможное с обеих сторон идеологического спектра. Они видят происхождение фондов в жадности, лицемерии и коррупции корпоративной господствующей верхушки. Политическая власть фондов, однако, только частично зависит от размеров их активов. «Новым левым» принадлежит и концепция «стратегической филантропии». Фонды «поддерживают комплексные нервные центры и руководящий механизм всей системы власти над обществом... Фонды — база сети организаций, с помощью которых богатство навязывает свою волю Вашингтону. Эта сеть «интеллектуальных» центров фондов включает «независимые» исследовательские и политические организации, совместно финансируемые и комплектуемые фондами и корпоративным сообществом, которые как единая группа вырабатывают условия и определяют горизонты выбора правительством Соединенных Штатов политики дальнего прицела... Они являются не чем иным, как средством, последовательно перемещающим равновесие политического мышления и политической власти в Соединенных Штатах в сторону соблюдения интересов умеренных и поддерживающих статус-кво и против тех, кто выступает за более революционные преобразования»4.
К 1969 г. фонды вновь оказались под обстрелом не только в идеологическом плане, но также в области практической деятельности. Местом критических выступлений был конгресс США, а поводом — обсуждение закона о реформе налогообложения. Лидером сил, выступавших против фондов, был старый популист из Техаса Райт Пэтмэн, который более 30 лет с успехом вел личный «крестовый поход» против Уолл-стрита, фирменных розничных магазинов, монополий, банков и «жадных миллионеров» вообще. Пэтмэн — голубоглазый, ангелоподобный человек, с мягкими манерами и обманчиво спокойным голосом (его называют гибридом Деда Мороза со Старым Лисом). Однако в разоблачении и осуждении того, что он считает злым порождением больших денег, он становится твердым и упрямым. Пэтмэн начал свою кампанию против фондов за восемь лет до этого. 2 мая 1961 г. он выступил со сдержанной речью в палате представителей, восхваляя «чудесную работу» фондов, но сожалея об их быстром росте. Он ставил под сомнение причины, вызвавшие некоторые пожертвования. В последующие месяцы его нападки стали более резкими. Он воспользовался всеми имеющимися обвинениями о финансовых нарушениях, а также противоречивыми обвинениями в капиталистическом и коммунистическом уклоне фондов. В начале 1962 г. Комитет по делам мелкого предпринимательства палаты представителей уполномочил его нанять персонал, провести изучение и организовать слушание этого вопроса. В течение последующих нескольких лет с неослабевающей энергией он подготавливал обширные (хотя и не всегда точные) сводки данных, на основе которых он обвинил фонды в продаже ценных бумаг на срок без покрытия, в спекулятивных операциях на товарной бирже, в спекуляции нефтяными скважинами, в биржевой игре с курсами акций и в использовании их средств в борьбе за обладание контролем над корпорациями. Благодаря своей способности появляться на первой полосе Пэтмэн начал привлекать внимание общественности и конгресса к общим проблемам деятельности фондов. Ему также удалось заставить Управление внутригосударственных доходов министерства финансов усилить надзор.
В июле 1964 г. он провел первую серию публичных слушаний, вызвав свидетелей государственных учреждений. Он выдвинул обвинение, что статистические данные о фондах, которыми располагало министерство финансов, совершенно недостоверны и что из-за «неоправданной, апатии и архаической процедуры» министерство фактически поощряло злоупотребления, допускавшиеся некоторыми жертвователями и фондами. По требованию Пэтмэна министерство финансов вновь занялось изучением фондов и в 1965 г. выпустило доклад, где указывался ряд распространенных финансовых нарушений в деятельности фондов и были проанализированы основные структурные недостатки, такие, как чрезвычайно тесные связи между фондами, семьями жертвователей и некоторыми дочерними кампаниями. Это крупное достижение — заслуга министерства финансов и Пэтмэна. Рекомендации, содержавшиеся в докладе, были довольно умеренными, но ответные действия различных фондов разделились. Ряд крупных филантропических фондов одобрил их, хотя довольно пассивно; однако другие немедленно направили своих адвокатов в Вашингтон, чтобы помешать проведению любой законодательной акции, основанной на этих рекомендациях, и это им удалось. Тем не менее доклад министерства финансов оказал заметное влияние на общественное мнение и, казалось, подтвердил обвинения Пэтмэна. В серии последующих докладов в 1966, 1967 и 1968 гг. техасский конгрессмен представил ряд новых подтверждений злоупотреблений фондов9. Тем не менее начало казаться, что крестовый поход Пэтмэна теряет силу; он не привел к принятию какого-либо важного закона. Конгресс и общественность устали от его фиглярства. Однако в 1968 г. он внезапно вновь оживился, когда прокатилась волна стихийного возмущения несправедливостью законов о налогообложении, особенно лазейками, существующими для богатых. Половину писем, ложившихся в то время на столы конгрессменов, составляли протесты налогоплательщиков. Настроение общественности было отражено в реакции на заявление Джозефа У. Барра, в то время министра финансов, сделанное в конце года на заседании одной из комиссий конгресса, в котором говорилось, что в 1967 г. налоги не были уплачены по 155 зарегистрированным налоговым декларациям отдельных лиц, имеющих уточненный валовой доход более 200 тыс., и по 21 отчету лиц с доходом свыше 1 млн. долл.10. Эти поразительные цифры вызвали новый поток возмущенных писем, телеграмм и телефонных звонков в Вашингтон. Такова была ситуация в то время, когда Постоянная бюджетная комиссия палаты представителей под председательством Уилбура Миллса из штата Арканзас открыла 18 февраля 1969 г. слушания предложений о реформе налогообложения. Они начались рассмотрением вопроса об освобожденных от уплаты налогов фондах, и первым свидетелем был вызван Райт Пэтмэн, открывший по фондам огонь с фланга: «Сегодня я внесу законопроект, способный положить конец колоссальной несправедливости, которую наша страна и ее граждане не могут больше терпеть. Речь идет об освобожденных от уплаты налогов так называемых частных фондах и их стремлении к господству в бизнесе и накоплении богатства. Говоря совершенно откровенно, филантропия — одно из самых благородных побуждений человечества — превратилась в средство организованного, умышленного уклонения от финансовой и моральной ответственности перед нацией. Это достигается с помощью налоговых привилегий, предоставленных конгрессом США. Использование статуса свободных от налогов... демонстрирует сохраняющуюся преданность некоторых наших миллионеров алчности, а не приверженности к милосердию. Господин председатель, когда привилегией злоупотребляют, ее надо ликвидировать. Тягостное бремя 65 млн. налогоплательщиков требует, чтобы конгресс обуздал освобожденные от уплаты налогов фонды, которые он непреднамеренно помогал создавать» ?. На второй день слушания перед бюджетной комиссией давал показания член палаты представителей Джон Дж. Руни, демократ от Бруклина, Нью-Йорк. Он рассказал историю, которая тронет сердце любого политика. Очевидно, его богатый противник в предыдущих первичных выборах использовал собственный частный фонд как оружие для энергичных нападок. Согласно показаниям Руни, фонд Фредерика У. Ричмонда непосредственно накануне выборов устремился в его избирательный округ и передал не облагаемые налогом дары таким политически сильным группам, как Пуэрториканский комитет по торговле, Испанское общество управления пожарной охраны и негритянская баптистская церковь детей Сиона. Кроме того, фонд создал компанию «Нейборхуд стади клабс», которая, по заявлению Руни, являлась лишь политической машиной, «смазанной» благотворительными долларами. Завершая свои показания, он сказал: «На этот раз, господин председатель, это случилось в моем избирательном округе. Это может произойти — и возможно, произойдет — ив ваших избирательных округах. Фактически применение этого политического средства представляет собою угрозу каждому должностному лицу в конгрессе и в других учреждениях, не имеющему доступа к толстой пачке банкнот, к бизнесу или освобожденному от налогообложения фонду»в. На третий день в качестве свидетеля перед комиссией в присутствии сотен заинтересованных слушателей выступил Мак Джордж Банди, президент «Форд фаундейшн». Банди ушел с поста декана Гарвардского колледжа в 1961 г., чтобы уехать в Вашингтон с президентом Джоном Ф. Кеннеди и сторонниками «Новых рубежей». В последующие пять лет, при президенте Кеннеди, а затем при президенте Линдоне Джонсоне, он был помощником президента по вопросам национальной безопасности. Банди играл ведущую роль в подготовке интервенций на Плайя-Хирон и в Доминиканскую Республику и в проведении политики эскалации войны во Вьетнаме. В 1966 г. Банди перешел из Белого дома в «Форд фаундейшн», и казалось, что стратег-ястреб мгновенно превратился в активного реформатора в области внутренних дел,— перемена, которую некоторые из его либеральных противников приписали его нечистой совести. В любом случае фонд под его руководством начал серию даров, которые направлялись в особо значимые области (см. также гл. 5). На Юге «Форд» предоставил дополнительные средства Южному региональному совету для расширения его деятельности по регистрации негров-избирателей. И с увеличением числа вновь зарегистрированных черных избирателей многие южные политические лидеры стали утверждать, что фонд подрывает их влияние. На Юго- Западе «Форд» оказал помощь воинствующей Мексиканско-американской организации, которая, провозглашая броские лозунги, занялась местной политикой, что вынудило ведущих либеральных членов демократической партии протестовать против действий фор- довского фонда. В Кливленде в 1967 г. «Форд» предоставил значительные средства местному отделению Конгресса расового равенства для расходов на избирательную кампанию. Среди вновь зарегистрированных избирателей преобладали негры, а когда на следующих выборах негритянский деятель был избран мэром, как демократическая, так и республиканская партии выдвинули обвинения в том, что он получил этот пост за деньги «Форда». В Нью-Йорке фордовский фонд финансировал эксперимент в области децентрализации школ. Это мероприятие вызвало острую конфронтацию между негритянской общиной и мощной Объединенной федерацией учителей и привело к забастовке учителей во всем городе, которая чуть не стоила Джону Линдсею второго срока на посту мэра. Для еще большего нагнетания атмосферы напряженности вокруг слушаний в Вашингтоне газета «Нью-Йорк тайме» всего за неделю до их начала сообщила о дарах «Форда» восьми видным сотрудникам аппарата покойного сенатора Роберта Ф. Кеннеди. Они получили дар, составляющий 131 тыс. долл., который был лично одобрен Банди. В заявлении фонда, выпущенном после появления первых сообщений в печати, отмечалось, что средства были предоставлены по давно действующей программе фонда, цель которой — облегчить переход от общественной жизни к частной. Фонд обеспечивает отдых (до года) и освобождает получателей от финансовых забот. В связи с этим члены комиссии палаты представителей сразу обрушились на Банди. Его выступление было неудачным, поскольку непоследовательная защита им даров как чисто «образовательных» и не связанных с политическим или личным фаворитизмом была совершенно неубедительной. Его ответы на поставленные затем вопросы были также неудовлетворительны. Согласно частным заявлениям, сделанным пятью членами, присутствовавшими на этом заседании, Банди произвел очень неприятное впечатление своей высокомерной и снисходительной манерой поведения. Один конгрессмен сказал: «В то утро я пришел на слушание в целом дружески настроенный к фондам, а ушел с чувством, что если Банди представляет господствующие там взгляды, то им следует сбить спесь. Для них также существует закон». Через неделю слушали Джона Д. Рокфеллера-третьего, и, поскольку комиссия серьезно обсуждала неполитические вопросы филантропии, слушание в основном ограничилось обменом мнений между ним и членом палаты представителей Джоном У. Бирнсом из штата Висконсин, видным членом республиканской партии. Например, в ответ на призыв Рокфеллера о постоянных налоговых стимулах для частной филантропии член палаты представителей Бирнс поставил ряд существенных вопросов: «В данном случае реальная проблема заключается в том, что некоторые лица имеют возможность выбрать, как расходовать идущую на налоги часть дохода. Подавляющая масса американцев не имеет такого выбора. Они не только платят за вещи, к которым часть из них не питает особого энтузиазма, но должны также платить более высокую цену за эти услуги только потому, что некоторые не хотят их оплачивать. Должны ли мы позволить части нашего общества создавать собственное управление для предоставления филантропических услуг? Наши законы по налогообложению дают одной группе возможность самой решать, что делается на благо общества, и определять, как расходовать деньги. Как справиться с выбором, право на который предоставлено некоторым, когда у подавляющего большинства граждан нет подобного выбора?»7. В своем заявлении Рокфеллер вскользь упомянул, что вследствие неограниченных привилегий, существующих по действующему законодательству для благотворительных пожертвований, он с 1961 г. не должен был платить никакого подоходного налога. Это заявление одного из свидетелей, сделанное в 1969 г., в год налогового бунта, возмутило комиссию и заставило корреспондентов броситься к телефонам. По окончании слушания персонал комиссии при помощи нескольких экспертов министерства финансов начал разрабатывать проект предложений о новом налоговом законодательстве. Через три месяца в пресс-релизе от 27 мая 1969 г. комиссия вынесла резкий приговор фондам. Руководство фондов было потрясено некоторыми конкретными рекомендациями, но еще более степенью недоверия к ним. Спустя месяц их и без того трудное положение еще более ухудшилось в связи с раскрытием связей между членом Верховного суда США Эйбом Фортасом и «Вольфсон фэмили фаундейшн», жертвователь которого, Луис И. Вольфсон, пользовавшийся дурной славой дельца и биржевого спекулянта, был в то время привлечен к уголовной ответственности федеральным судом. Как выяснилось, Фор- тас согласился получать ежегодную плату от фонда в размере 20 тыс. долл. после того, как он стал членом Верховного суда. Вскоре выяснилось, что другой член суда, Уильям О. Дуглас, получал деньги от «Парвин фаундейшн», жертвователь которого, Альберт Парвин, имел большие инвестиции в гостиницах и игорных домах Лас-Вегаса. 9 мая газега «Лос-Анджелес тайме» сообщила о взаимосвязи этих двух дел. Вольфсон и Парвин были названы соучастниками биржевых махинаций. Адвокатом «Парвин фаундейшн» была приглашена жена Фортаса, Каролин Эггер Фортас. Через несколько дней Фортас ушел в отставку из суда — и против филантропических фондов было выдвинуто новое обвинение в том, что они стали инструментами коррупции государственных чиновников. Когда битва в конгрессе переместилась из палаты представителей в сенат, для фондов создалась еще более неблагоприятная обстановка. Годы бомбардировок Пэтмэна, действия в Постоянной бюджетной комиссии палаты представителей и такие инциденты, как дело Фортаса, вынудили фонды перейти к обороне. Более зловещим было то, что, как только в Вашингтоне поняли, что борьба за налоговую реформу может угрожать даже таким священным лазейкам, как выплаты за истощение нефтяных скважин и нормы ускоренной амортизации подвижного имущества, большая политика стала менять свои позиции. Лоббисты существующей налоговой системы, представляющие основные отрасли и заинтересованные круги, начали по всей стране вести массовые нападки на членов конгресса. В этой обстановке фонды оказались козлом отпущения, и даже те немногие, дружелюбно настроенные политические деятели, на которых они могли до сих пор положиться, отвернулись от них. Консерваторы с Юга, руководимые Джорджем Уоллесом, были возмущены дарами, способствовавшими внесению в списки избирателей негров и совместному обучению в школах негров и белых, а консерваторы с Севера в той же мере встревожены активностью фондов в гетто; в то же самое время сильная оппозиция АФП — КПП 11 по отношению к фондам, позволяющим богатым уходить от уплаты налогов, лишила их поддержки ряда либеральных конгрессменов. Крупные и влиятельные в политическом отношении университеты США, долгое время возмущавшиеся благосклонностью фондов к привилегированным частным школам «плющевой лиги», решили не прилагать усилий в защиту фондов. А в ряде случаев противникам войны во Вьетнаме мешала фигура Мак Джорджа Банди среди выступающих за частную филантропию. Большинство членов конгресса, столкнувшись с необходимостью выбора, провели простой политический расчет: фонды, по сравнению с нефтяным и банковским бизнесом, а также бизнесом с недвижимым имуществом представляли небольшую и слабую часть избирателей, которую можно было, по всей видимости, игнорировать 12. Другой серьезной помехой для фондов была противоречивая позиция администрации Никсона. Во время своей предвыборной кампании на пост президента Никсон скептически оценивал значение бунта против существующей налоговой системы, и, когда он стал президентом, реформе налогообложения не было отведено первостепенное место. Лица, назначенные президентом на высшие посты в министерство финансов, едва ли известные как реформаторы, мало делали для того, чтобы убедить его в обратном. Как Белый дом, так и министерство финансов были удивлены той бурей, которая разразилась на Капитолийском холме. Вынужденное представить предложения по законодательству, министерство финансов составило их очень поспешно. Позднее, по мере накала сражения из-за налогов, когда начали оказывать давление различные группы, Белый дом усложнил положение министерства финансов, изменив свою позицию даже по тем умеренным реформам, которые были предложены. Помощник министра Эдвин Коэн, основной представитель министерства финансов в технической работе Постоянной бюджетной комиссии, был настроен против фондов; в начале осени это стало настолько очевидно, что привело к расколу в правительстве. Министр здравоохранения, образования и социального обеспечения Роберт Финч 17 сентября 1969 г. написал министру финансов Дэвиду М. Кеннеди резкое письмо, которое он в то же время опубликовал. В нем он утверждал, что законопроект, одобренный комиссией палаты представителей, угрожает подорвать американские фонды и даже уничтожить их. Он утверждал, что серьезнейшую опасность содержат положения, очевидно поддерживаемые министерством финансов, запрещающие любую деятельность фондов, которая может оказать влияние на законодательство. По его мнению, это можно «толковать как недопущение любого влияния фонда на формирование общественного мнения» и как незаконность широкой и важной области деятельности фондов, направленной на решение социальных и образовательных проблем. Министр Кеннеди в исключительно вежливом ответе, составленном в канцелярии Коэна, писал: «Поскольку не всегда возможно с легкостью провести границу между образованием и влиянием законодательства, я уверен, что служба внутреннего налогообложения будет и впредь проявлять разумную осторожность в этой области». Поставленные в трудное положение сомневающейся общественностью, раздраженным и обеспокоенным конгрессом и несимпатизирующей администрацией, фонды были готовы в сентябре предстать перед Финансовым комитетом сената. Были организованы звонки. Отмечены наградами руководители университетов, исследовательских центров, бизнеса, групп борьбы за гражданские права и ведущие члены палаты представителей и сената. Кроме того, была подготовлена скоординированная серия заявлений в защиту позиции фондов и была создана группа свидетелей, включавшая ряд наиболее выдающихся представителей американской общественной жизни. Полезную поддержку этим усилиям оказал доклад, опубликованный 22 октября частной исследовательской группой, возглавлявшейся видным чикагским бизнесменом Питером Дж. Петерсоном8. За несколько месяцев по инициативе Джона Д. Рокфеллера-третьего была организована комиссия для объективной оценки деятельности фондов; результаты работы и рекомендации этой комиссии были хотя и критическими, но конструктивными. Безусловно, хорошо подготовленные показания свидетелей фондов вреда не принесли. Однако трудно определить, какую пользу принесло это делу, поскольку к моменту заседаний комитета сената политические страсти, порожденные множеством возбужденны* заинтересованных групп, так сильно бушевали вокруг законопроекта о налогах, что тихий голос выступавших в защиту фондов был едва слышен 13. В конце концов Финансовый комитет хотя и исключил из законопроекта, представленного палатой представителей, ряд положений, вызывающих наибольшие возражения фондов, тем не менее в него были внесены поправки о законодательном ограничении их деятельности определенным сроком. Это предложение в конечном счете было отвергнуто. Однако оно вызвало оживление и острые дебаты в сенате, показавшие всю глубину раскола (если не путаницы) в американском конгрессе по вопросам филантропии. Среди либералов, например, сенатор Уолтер Ф. Мондэйл, демократ от штата Миннесота, защищал фонды следующим образом: «В области здравоохранения, образования, культуры, социального обеспечения, в некоммерческом телевидении, а кроме того, в области защиты законных прав бедных и рядовых потребителей, в общественных науках, в предоставлении национальных стипендий за выдающиеся успехи, в решении проблем народонаселения — куда мы ни посмотрим, сегодня в нашей стране ведущее направление либерального мировоззрения поддерживается частными фондами» 9. Сенатор Чарльз X. Перси, либеральный республиканец от штата Иллинойс, защищал фонды с противоположной позиции, ссылаясь на их незыблемую традицию: «Существо помощи, оказываемой фондами, обычно не в эффектных изысканиях... Наоборот, из года в год дары предоставляются Христианскому союзу молодежи, клубам мальчиков, обществу по борьбе с раком, учебным заведениям и больницам, симфоническим оркестрам, музеям, органам социального обеспечения и массе других заведений, делающих вклад в улучшение общества»10. Лидер либеральной группы сенатор Альберт Гор, демократ от штата Теннесси, выступил против либеральных защитников фондов: «Одна из самых странных аномалий в нашем деле состоит в том, что мои либеральные друзья представляют это гуманным делом, за которое они борются. Они сражаются за установленные законом имущественные права нашей страны, за законное богатство нашей страны, закрепленное навечно за потомками нескольких человек, кото рые в нашем обществе стали богатыми случайно или по наследству» 11. После того как сенат одобрил законопроект о налогах без сорокалетнего «смертного приговора» 14, Консультативный комитет обеих палат под председательством Миллса затратил много часов на разработку окончательных компромиссных решений. Во вторник 23 декабря группа лоббистов и корреспондентов, не находившаяся в зале заседаний комитета, узнала по буре аплодисментов, что для того, чтобы закон о реформе налогообложения 1969 г. стал реальностью, нужна лишь подпись президента. Так окончилась вызвавшая много толков Пинтерская драма. Фонды, по-видимому, были в замешательстве от случившегося. В разгар битвы в конгрессе Алан Пайфер из «Карнеги корпорейшн» был настроен пессимистически. В ноябре 1969 г. он сказал: «Исходя из того, что я наблюдал в Вашингтоне в последние месяцы, я пришел к печальному заключению, что может возникнуть опасность для роли, которую играют свободные частные учреждения — оплот американской демократической системы». Новый закон, по его мнению, основывался на неопробированных предположениях и был лишь повышенной реакцией конгресса на общественное разоблачение ряда злоупотреблений. Он назвал его «почти классическим примером принятия законодательства в темноте» и сказал, что «общие огульные положения закона, ложные концепции, которые создали его, а также невежество и мифы, на которых он основывается, ничего не принесли нации, кроме громадного ущерба». Мак Джордж Банди в годовом отчете «Форд фаундейшн» за 1970 г. был оптимистичнее: «Мы должны воздержаться от окончательного суждения о новом законе до тех пор, пока он не получит полного развития в инструкциях и толкованиях, но в настоящий момент я верю, что он позволит и обеспечит эффективное продолжение всех основных программ фонда. Я считаю совершенно правильным то, что фонды, как организации, должны иметь систему, создающую постоянную гарантию от злоупотреблений, которые ставит целью новый закон. Наша главная задача — добиться, чтобы новый закон действовал». Многим его коллегам казалось, что Банди, вызвавший своими ошибками и равнодушием возмущение конгресса ко всем фондам, теперь выступает примирительно, как кающийся человек. Но к 1972 г., после того как новый закон о реформе налогообложения действовал уже около двух лет и министерство финансов имело возможность составить подробные административные правила и инструкции, появилась основа по крайней мере для предварительной оценки более важных последствий разделов законодательства, касающихся фондов. В позитивном плане член палаты представителей Пэтмэн своими многолетними усилиями и несмотря на насмешки и враждебность фондов, безусловно, оказал громадную услугу стране, заставив их исправить ряд наиболее серьезных финансовых нарушений в своей деятельности. Он вынудил фонды увеличить размер филантропических вкладов на сотни миллионов долларов и оказал на них сильное давление, чтобы повысить эффективность их портфельных инвестиций, а в ряде случаев принудил их начать длительный' запоздалый процесс лишения прав. Он заставил фонды оплачивать затраты федерального правительства по надзору за ними. И он побудил их давать общественности более полную информацию о своей деятельности. С другой стороны, даже в 1969 г. было ясно, что многие в конгрессе были больше заинтересованы в нанесении вреда фондам, чем в исправлении их злоупотреблений 15. В общей обстановке.общественного подозрения, созданной нападками Пэтмэна, и с помощью ряда запутанных и несколько сомнительных критериев («частный фонд» и «функционирующий фонд»), разработанных экспертами министерства финансов, противникам благотворительных учреждений легко было добавить ряд положений к законодательству, которые теперь стали явно пагубными для дела филантропии: например, налог по надзору за фондами был установлен настолько высоким, что он частично является наказанием. Значительное сокращение налоговых стимулов для пожертвователей при создании фондов в сочетании с резким повышением стимулов для тех же лиц, делающих дары непосредственно университетам, больницам, церкви и другим «действующим» благотворительным заведениям, теперь ясно функционировало не только как мера «контроля над рождаемостью» при создании новых фондов, но также привело к решению многих жертвователей ликвидировать существующие фонды и впредь делать благотворительные вклады непосредственно функционирующим учреждениям. Наибольший вред состоял в том, что конгресс как в направленности дебатов, так и в отдельных положениях закона о реформе налогообложения 1969 г. выбрал для нападок те немногочисленные в Сое диненных Штатах фонды, которые пытались заниматься такими спорными проблемами, как расовые отношения, кризис городов и недостатки государственного управления. Наоборот, ортодоксальные консервативные фонды — независимо от их инертности — и фонды, прячущиеся в безопасной области науки и медицины, упомянутым налогом не облагались. Например, предыдущее законодательство запрещало фондам передавать «значительную» часть их средств на «политическую или агитационную деятельность». Закон о налогах 1969 г. наложил строгий запрет на предоставление любой подобной субсидии. Парализующий результат этой меры предосторожности против новшеств значителен даже для наиболее известных в этом отношении крупных фондов. У обычно консервативных правлений фондов появилась озабоченность в отношении возможной реакции конгресса и службы внутреннего налогообложения на их решения по дарам. Это в свою очередь привело к двум общим результатам: сильно возросшей зависимости от адвокатов и юридических советов по всем вопросам программ и к тенденции ограничивать масштабы свободы действий обычно более либеральных сотрудников при рассмотрении предложений о дарах. Кроме того, в связи с серьезными требованиями нового закона в отношении «ответственности за расходы» теперь фонд считает чрезвычайно рискованным делать дар заведению, не являющемуся достаточно солидным. Например, отсутствие надлежащего учета во вновь созданных группах по охране окружающей среды или в организациях, занятых вопросами социального обеспечения жителей гетто, сейчас может быть преградой для получения дара от фонда. Эти кажущиеся мелкими процедурные нововведения, вместе взятые, меняют распределение средств фондов от спорных, но созидательных получателей к наиболее традиционным и часто консервативным. Даже сам конгрессмен Пэтмэн к середине 1971 г., казалось, осознал, что ограничения программ фондов, содержащиеся в законе о налогах 1969 г., зашли слишком далеко. Для продолжения сохранения их привилегии и оправдания этих расходов,— заявил он,— последние должны «разрабатывать новаторские и перспективные программы, а также обеспечивать серьезную техническую экспертизу» 12. Однако, несмотря на противоречивый характер заседаний конгресса и спорность того, что он сделал, можно почувствовать, что было что-то нарушено и затронуто в самой основе американской идеи и что такое странное явление, как частный фонд, роковым образом переплелось с крупными вопросами будущего нации. Из заявлений как их критиков, так и защитников можно также почувствовать, что фонды намного тверже в своих убеждениях, чем в своих практических делах. Этот истинно американский институт все еще очень мало известен.
<< | >>
Источник: В.НИЛЬСЕН. КРУПНЕЙШИЕ АМЕРИКАНСКИЕ ФОНДЫ. 1976

Еще по теме Глава 1 ФИЛАНТРОПИЯ ПОД ОБСТРЕЛОМ:

  1. Глава 2 ВЕРШИНА АМЕРИКАНСКОЙ ФИЛАНТРОПИИ
  2. Глава 13 «АСТОР», «ВУДРАФ», «КРЕСДЖ», «УОТЕРМЭН» И «КАЙЗЕР»: СЕМЕЙНАЯ ФИЛАНТРОПИЯ
  3. Глава 15 КОМПЛЕКС НАИБОЛЕЕ ОБЩИХ ЧЕРТ БОЛЬШОЙ ФИЛАНТРОПИИ
  4. Глава 18 БОЛЬШАЯ ФИЛАНТРОПИЯ И РАСОВЫЙ ВОПРОС: ОЦЕНКА ХАРАКТЕРА ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
  5. ПОБЕГ ИЗ МЕСТА ЛИШЕНИЯ СВОБОДЫ, ИЗ–ПОД АРЕСТА ИЛИ ИЗ–ПОД СТРАЖИ (cт. 313 УК РФ).
  6. Битва под Москвой, которой не было Гитлер подставил армию под климатическую катастрофу
  7. НЕЗАКОННЫЕ ЗАДЕРЖАНИЕ, ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПОД СТРАЖУ ИЛИ СОДЕРЖАНИЕ ПОД СТРАЖЕЙ (ст. 301 УК РФ).
  8. Глава 3 Под властью Габсбургов и в борьбе с османами. XVI—XVIII века
  9. Глава ХII. Исполнение содержания под стражей подозреваемых и обвиняемых
  10. ГЛАВА V ИРАН ПОД ВЛАДЫЧЕСТВОМ МОНГОЛЬСКИХ ХАНОВ (1220—1336)